Сатпрем - Мать или Новый Вид (Том 2) Страница 43

Она продолжала "поглощать" до самого конца, и все больше и больше -- чем ближе она подходила к цели, тем неумолимей становилась окружающая сеть, отбрасывая к смерти. Это была не "ее" сеть: это поистине была сеть мира. И проблема все более запутывалась, поскольку это было не просто физическое присутствие 1000 или 1300 образчиков, танцующих свой неистовый танец в ее теле, а это была вся невидимая толпа. И для начала мысли. Пока нам уютно и тепло в сети, мы не понимаем, но как только сеть распускается, это полное вторжение. Мысли -- это не нечто безвредное; мысли -- это действия. Требуется наша обычная броня, чтобы не быть разбитым вдребезги. Некоторые мысли столь же смертельны, как скорпионы, это целое болото разнообразных сороконожек. Да, совершенно ужасная смесь, "как если бы я постоянно опускалась, подхватывая новое заболевание, и должна была найти лекарство от нее". Если бы ты знал, в какую атмосферу они меня погружают, мой мальчик! [и Мать зажимала свою голову между рук, как если бы ее били] Бессмыслица, нонсенс, глупость, идиотизм; все это переливается через все края. Ты не можешь дышать, не вдыхая этого! Еще на Плэйграунде она пыталась втолковать им это: Если бы люди вокруг меня были бы восприимчивы, то это значительно помогло бы моему телу, потому что все вибрации проходили бы через тело и помогли бы ему. Но кто понял это, за исключением маленькой группки молчаливых, кто никогда не просил ничего, никогда не искал с ней встреч и работал молча? И по истечении времени ее собственная сеть распускалась: Тело стало ужасно чувствительным. Например, дурная реакция в ком-то, некое противоречие или самая обычная реакция вызывают внезапную усталость в теле, как если бы оно истощилось. Мало-помалу ее тело становилось всеми телами. Те невинные (или не такие уж невинные) маленькие мысли и нашептывания окружающих тел виделись в их истинном свете -- почти сразу же они показывали свое настоящее лицо, то есть, смерть, содержащуюся внутри них. Каждое из этих маленьких бормотаний поистине, действительно и материально является лапой смерти. Мы не умираем от этого, потому что доза не достаточно велика, и требуется некоторое время. И к тому же мы толстокожи. Но все это входило в Мать, как есть, "чистым", если можно так выразиться. И Мать начала сталкиваться с великой проблемой: Какая досада, все эти мысли людей, о!... Все и каждые думают все время о преклонных годах и смерти, и смерти и преклонных годах и болезни. О, какая это досада! Мы не осознаем это, мысль о смерти является смертью. Мы не ведаем о настоящем движении сил подобно примату Палеолита, мы не знаем ничего о игре и силе вибраций, мы замурованы в собственную ментальную сеть! Но кто же не замурован?... Вы почти что окаменели до смерти из-за всего этого. Это было уже в 1961 -- она будет поглощать их мысли о смерти прямо до самого конца. Они выделяли смерть каждый день (и каждый час), прямо до конца. И затем ее юмор достигал наивысшей точки, она смеялась: Многие из них -- множество -- думают, что я умру, так чтобы это не застало их врасплох, когда это произойдет: я знаю все это. Но это все ребячество, в том смысле, что если я уйду, то они будут правы, а если я не уйду, то это не имеет никакого значения! Это все. Это было в апреле 1961. Еще двенадцать лет в том же режиме.

Проблема, поставленная перед Матерью, или скорее, в Матери, была ясна.

Так что же было делать? Или, более того, как можно было устранить эту сеть, не умерев, без того, чтобы буквально быть задушенной окружающим воздухом? Можно спросить и так: как умереть, не умерев от этого?

Имперсонализация

Между 1958 и 1962 годами Мать выучила один большой урок, микроскопический урок, материальные результаты которого более важны для нашего вида, чем расщепление урана. Мы еще не осознали, сколь потрясающи эти микроскопические открытия -- у них даже нет названия. Они столь радикально новые, что в нашем языке нет подходящего для них названия. Мать даже не знала, что она делала! Иногда она совершенно неожиданно произносила слово или предложение, в середине разговора, что ошеломляло меня, и годы спустя вы говорите: "о, так ведь же...!" Это не об расщеплении атома, но это касалось полной обусловленности вида. Это сама мощь атома, которая представала перед вами с улыбкой и в почти дразнящей атмосфере: о, так ты хочешь чудес! Что же, взгляни... Взгляни на этот закон, взгляни на тот. Это как сама сущность чуда, которая просовывает свой нос через щель в двери или сквозь ячейку сети; и она не делает ничего сенсационного: она попросту ударяет по маленькому "неизбежному" закону, чтобы вы ясно увидели, как все на самом деле устроено... естественно. Вы на секунду протираете свои глаза: но как же...? И все ушло. Еще остается "но как же?", которое следует устранить. Но затем вы осознаете, что мир действительно стоит на грани чуда, которое зависит от... нечто, что все еще остается загадкой, но ощущается как мельчайшая мистерия, "ничто" -удивительное ничто. Нечто удивительное, которое кажется пустяком, - сказала Мать в конце. Возможно, мы споткнемся на этом, если Мать крепко держит нас за руки с другой стороны вуали.

Первый урок -- возможно, единственный урок -- заключается в том, что на самом деле мы не можем ничего делать. Мы входим в сеть и наталкиваемся на все, завязываем везде, запутываемся в каждом жесте, как в нашем желании творить благо, так и в потемках "дурных" действий. Все реакции ложны, как плохие, так и хорошие. Вы отказываетесь от чего-то, и оно отскакивает вам в лицо как теннисный мяч; вы приемлите это, и оно идет бесчисленными извилинами. И все ощущения ложны. "Я не хочу ослепнуть", и мгновенно нечто хочет, чтобы вы ослепли, и вы видите в десять раз хуже; "я измучен", и вы чувствуете себя совершенно раздавленным, как под тонной свинца. "Но посмотри, я укололся, и идет кровь! Это действительно серьезно..." И вы ловите маленькое нечто, которое хочет быть серьезным и хочет, чтобы его воспринимали серьезно, и оно очень ранит вас, если его не воспринимают серьезно. В тот день, когда Мать произнесла: Но почему ты не скажешь своим клеткам, что они глупы, выделяя кровь при уколе, я был очень обижен. Глупость безмерна, она повсюду, в каждом укромном уголке: она "серьезна", действительно. Она смертельна. Вся медицина сомнительна, вся физика сомнительна, вся физиология -- вся невысказанная Глупость, которая опутывает нас непроницаемой и неопровержимой сетью, которая хуже гидры: мириапод с тысячью микроскопических голов -- и ОНА ПРАВА. Эта глупость всегда права, она всегда напичкана здравомыслием и ослепляющими доказательствами. Она заставляет вас завязнуть: так что же, ты сам видишь! Она заставляет вас упасть: так что же, ты сам все видишь! Невозмутимо, самым разнообразным образом, она поставляет вам все отрицания, все поражения, все падения, все свои доказательства. Нужно быть немножко ребенком, чтобы противоречить ньютонову яблоку. Нужно быть совсем ребенком, чтобы хотеть выбраться из сети. Мы слишком разумны, чтобы быть ребенком. Мать двигалась во всем этом, ударяясь то об одну, то о другую сторону, затыкая дыру здесь, тогда как она снова открывается там, вынимая одну глупость из ее оболочки лишь для того, чтобы обнаружить тысячи других: вы находите, что переполнены глупостями, переполнены ошибками, по уши в грязи. Мириады маленьких вспыхивающих заболеваний. Мириады маленьких смертей, с которыми сталкиваешься, просто проходя по коридору. Вы переполнены ожидаемой болезнью, ожидаемой смертью. Все это кишит и копошится, все это невероятно. Это ничтожно мало. Лишь потому что оно множится миллионы раз, может приобрести оно некую важность -- но это ничтожество! Ничтожество. И все это блокирует путь. Все это составляет сеть. Все это преграждает путь настоящей Вибрации -- естественному ... "чуду". Это напоминает мне миниатюрные работы, которые делаешь с увеличительным стеклом, нанося мельчайшие точки -- эти миниатюры делаются тончайшей, очень заостренной кисточкой, и ты ставишь очень маленькие точки, используя увеличительное стекло. И требуется поставить множество, много-много маленьких точек, чтобы сделать лишь часть щеки. Очень маленьких точек, очень маленьких.

И затем, если вы начинаете смотреть на эти точки, они также начинают непропорционально нарастать. Вы не знаете, что делать, все кажется везде подделкой. Хорошее -- подделка, плохое -- подделка. И есть все маленькие образчики подле вас, которые увеличивают размах проблемы. Это как бы проблема всей земли. Вы говорите "нет" кому-то -- или, скорее, вы говорите "нет" пагубной реакции в ком-то -- и мгновенно происходит так, как если бы вы возвели стену между собой и этой реакцией: вас она больше не касается, но и вы больше не затрагиваете эту пагубную реакцию -- она ерзает по другую сторону от стены. И в конечном итоге она возвращается к вам, потому что несовершенство в ком-то -- это наше несовершенство, и все -- наше несовершенство. То, что говорит в вас "нет" -- это в точности то, что может быть затронуто этим частным несовершенством: оно в вас, та же самая вещь, скрытая, только она говорит "нет" вместо того, чтобы говорить "да", и это все. Пока есть отклик на несовершенство, это означает, что мы все варимся в одном и том же супе. И, естественно, для каждого из нас, наше "нет" является на самом деле "да", облаченным в мантию святош -- это святой суп. Вы вовсе не выбрались из этого супа, совсем нет. Это все одно и то же. Но, конечно же, все тела сделаны из одной и той же материи. Нет святой материи в противовес дьявольской: есть Материя. Мать выучила и этот урок: Тебя бьют и бьют до тех пор, пока ты не поймешь. До тех пор, пока ты не окажешься в том состоянии, когда все тела являются твоим телом. Тогда ты начинаешь смеяться! Ты обычно атаковывался этим, ранился тем, страдал от этого или того -- каким смешным все это кажется сейчас! Да, все это одно и то же. Тело простирается до границ земли. Нет ни одной глупости, которая бы абсолютно, полностью и интегрально не являлась бы нашей собственной глупостью. Только она отражается в нас другим образом. Заметьте, что я сказал "отражается": эта Глупость скрывается в нас, держится в нас благодаря экрану -- даже если это микроскопический экран, не больше клетки. Но это отражение глупости, и в действительности не сама глупость -- это отражение болезни, отражение смерти... тысяча отражений одной и той же вещи, которая играет и мерцает в или на всех телах. Может даже показаться, что этот экран и порождает глупость.