Алексей Фомин - Возвращение великого воеводы Страница 12

– Мы хотим поймать Некомата, – уверенно заявил Сашка.

– Ну, за шарами гоняться точно смысла нет, раз они людей сжигают, – резюмировал услышанное Адаш. – На голяков охотиться? А ты вот нам скажи, Гаврила Иваныч, твои люди видели голяков и чертей этих самых?

– Нет, не видели.

– О! – Адаш поднял кверху указательный палец. – А они в этом овраге не одну неделю провели. Может, кто-то когда-то увидел баб купающихся и вообразил, что его русалки завлекали. На таких знаниях мы планов своих строить не можем. А окно вы своими глазами видели. Вот его и надо искать!

– Д-да, – почесывая в раздумьях лоб, произнес великий воевода. – Пожалуй, я с Адашем соглашусь.

– Но и окно можно искать бесконечно долго, – осторожно заметил Безуглый, – даже если подключить к поискам полсотни казаков, как предлагает Адаш Арцыбашевич. У нас и поболе людей его искали. И все без толку.

– Что же делать?

– Помнишь, Тимофей Васильевич, ты в свое время приказывал колдунов к поискам подключить? – спросил Безуглый. Сашка кивнул. – Я их тогда собрал душ тридцать. Проверил, не без того, кто из них что может. И осталось их у меня после проверки всего двое. Остальные – больше по лекарской части, а кто-то – вообще пустышки. Так вот… Эти двое, они чувствовали, где окно находится в каждое заданное время. Перемещается оно по оврагу. Понимаете? – Адаш и Сашка согласно кивнули. – И попробовали эти двое окно это самое открыть. Но… Сил у них не хватило. Тогда я подыскал им третьего. Вернее, третью. Знахарка это местная, тушинская. Попробовали втроем, и почти это у них получилось. Не хватило самой малости, каких-то там колдовских причиндалов. Я уж в эти колдовские тонкости не вникал, извини. Решили подготовиться и попробовать вновь. Но тогда дела с войной вдруг так закрутились, что до этого дела у меня руки не дошли. – Гаврила Иванович сделал небольшую паузу. – Может, попробуем, а?

Адаш с досады стукнул себя кулаком по колену.

– Ну, что я говорил, государь?! Он нам тут, чернильная душа, полдня сказки сказывал, а у самого, оказывается, уже давно решение имеется!

– Пока вы в Путилки ездили, зашел я к здешней знахарке, – спокойно сообщил собеседникам Безуглый, никак не реагируя на выпад Адаша. – Так она, Тимофей Васильевич, со мной и говорить не хочет. Ждет, пока ты сам к ней придешь, попросишь. А за теми двумя колдунами я съезжу. Хоть сейчас готов выехать.

На том и порешили. Безуглый уехал за колдунами, Адаш отправился в Воронцово за казаками, а Сашка – к местной знахарке. В знак примирения решил сделать ей подарок – нэцке – миниатюрную фигурку японской девушки в кимоно, смущенной, видимо, нескромным взглядом и потому отвернувшейся в сторону и спрятавшейся за веером. Фигурку эту Сашка позаимствовал в доме Вельяминовых, где нэцке этих самых было что-то около сотни – отец Тимофея Василий Васильевич Вельяминов привез эти симпатичные вещицы наряду с другими трофеями из японского похода. Вообще-то подарок этот предназначался Ольге, но вчера Сашка, испуганный Ольгиным недомоганием, совсем забыл о нем, сегодня же случай не подвернулся подарить его любимой. А тут и приспела необходимость мириться со знахаркой.

Застал ее Сашка на огороде, копающуюся на грядках.

– Здравствуй… – он мучительно перебирал в уме варианты обращения и не нашел ничего лучше, как ляпнуть: – добрая женщина.

Толстуха оторвалась от грядки и, упершись руками в поясницу, с легким стоном разогнулась, а увидев, кто к ней пришел, громко расхохоталась. Одета она была теперь в простую крестьянскую одежду, и на пальцах ее уже не было колец, но выглядела она все равно нагло и вызывающе.

– А я, оказывается, уже успела стать доброй женщиной. – Она громко презрительно фыркнула: – С чем пожаловал, окольничий Тимофей Вельяминов?

– Ты уж прости меня, – начал он, – не знаю имени твоего…

– Веда, – подсказала знахарка.

– Ты уж прости меня, Веда. Обидеть тебя вчера не хотел. Просто я очень люблю боярыню Ольгу и здорово за нее вчера испугался. А в знак примирения прошу тебя принять этот подарок.

Сашка извлек из кармана нэцке и на открытой ладони протянул его знахарке. Та тщательно вытерла руки о передник и осторожно, двумя пальцами, взяла фигурку с Сашкиной ладони.

– Лепота! – восхищенно промолвила она, глядя на миниатюрную костяную девушку. Она спрятала ее меж своих ладоней и некоторое время молчала, закрыв глаза. – Ух, а силища в ней какая, аж ладони жжет! – воскликнула Веда. – Мастер, что резал ее, много страдал, – пояснила она. – Он резал, и плакал, и мочил ее своими горючими слезами. Это была его жена. Чужеземный рыцарь по имени Самараи отобрал у него жену.

– Самурай, наверное, – поправил знахарку Сашка.

– Нет. – Она покачала головой. – Он говорит Самараи. И когда этот Самараи забрал у него красавицу-жену и увел ее в свой дом, мастер стал резать по памяти фигурку жены. А когда закончил ее, он тайком прокрался в дом Самараи, увиделся со своей женой и подарил ей эту фигурку. Но Самараи подстерег мастера и зарубил его своим мечом. Вот что он мне рассказывает. – Она внимательно посмотрела на Сашку. – Подарок этот ты вез не мне. Возьми. – Знахарка вернула фигурку Сашке. – Отдай той, кому вез. А мне потом привезешь что-нибудь. Знаю я, зачем пришел. Помогу. Пришлешь за мной потом, как будете готовы. Найду я это «чертово окно». И открою его. Уверена. Только…

– Что только? – поспешно переспросил великий воевода, испугавшись, что знахарка сейчас примется отказываться.

– Только ты, окольничий Тимофей Вельяминов, в то окно сам не лезь. Чувствую, плохо это для тебя закончится.

От такого предсказания Сашку аж прошибло холодным потом.

– Ты это чувствуешь… Как колдунья?

Знахарка вновь расхохоталась.

– Я это тебе говорю просто как баба. Один раз полез – чудом жив остался. Во второй раз незачем судьбу испытывать. А если ты погибнешь, то и боярыня Ольга долго не протянет. Исчахнет от горя, а мне ее жаль.

– Мне тоже, – улыбнулся Сашка в ответ на ее объяснение.

– Вот и постарайся не делать ее несчастной.

– Я бы рад… А думаешь, людей посылать на верную смерть легко?

– Так не посылай.

– А если самому не лезть и людей не посылать, то как же дело сделать?

– Думай. На то ты и великий воевода.

IV

От знахарки Сашка ушел погруженным в глубокие раздумья, пытаясь решить неразрешимую задачу – как добыть «языка», не пересекая «линию фронта». Но стоило ему вновь увидеть Ольгу, и все его колебания, раздумья и сомнения улетучились как легкая дымка, сдуваемая свежим весенним ветерком.

– А я все ищу, кого бы мне покормить. Недавно еще был гостей полный дом, а уже никого и нет, – лукаво улыбаясь, заявила Ольга. – Говорят, что ты всех разогнал да сам пропал.

Склонившись к ней, Сашка поцеловал ее в румяную щечку и, взяв под руку, повел к дому.

– У знахарки твоей был. Сумасшедшая баба. Хотел ей подарок сделать, но она не взяла. Слава богу, смилостивилась, обещала помощь оказать. Но подарок не взяла. Отдай, говорит, той, которой вез.

Сашка полез в карман и, вытащив нэцке, вложил фигурку Ольге в руку.

– Что это? Ах какая прелесть! – воскликнула она и тут же, притворно насупившись, заявила: – Но нет, забери обратно. Ты же вез ее не мне.

Поняв, что она начинает какую-то игру, он решил поддержать ее и сделал это по-мужски прямолинейно.

– Хорошо, – сказал он, взял фигурку и положил ее вновь в свой карман.

Тут уж боярыня Тютчева разобиделась самым натуральным образом, насупившись подобно грозовой туче. Она отвернулась в сторону, хотя руки своей не отдернула и продолжала идти рядом. Сообразив, что в предложенной ему игре он сделал явно неверный ход, Сашка взмолился:

– Оля, прости меня, дурака. Я вез ее тебе, но знахарка твоя почему-то окрысилась на меня, а мне она скоро будет нужна для дела. Вот я и решил ее задобрить. А она говорит: отдай, мол, кому вез, а я вез ее тебе. Возьми ее, пожалуйста.

Ольга молчала, по-прежнему отвернувшись. «Ох, и непросто с бабами», – уже который раз за последние двое суток подумал Сашка. Они шли по цветущему саду, обходя сзади дом, и стоило им завернуть за угол перед фасадом, как Сашка сразу заметил спешившегося всадника. Был он, как и его лошадь, запылен, грязен, что свидетельствовало о том, что ехал он не из ближней деревни, а откуда-то издалека. Лошадь держал под уздцы сам Епифаний, в то время как всадник жадно пил из ковша, поданного ему дворовой девкой. У Сашки от увиденного сразу екнуло сердце, почувствовавшее скорую разлуку.

Он взял Ольгину руку, сжатую в кулак, насильно разжал ее пальцы, вложил ей в ладонь нэцке и, шепнув на ухо:

– Кажется, это ко мне, – поспешил к всаднику.

Тот, завидев подходившего боярина, вернул девке ковш, отер кулаком усы и склонил голову в поклоне.