Секретная командировка - Евгений Васильевич Шалашов Страница 12

В отличие от Павлова, я знал, что отрядам Красной гвардии осталось существовать недолго. Они были хороши, пока надо было кого-то свергать, когда революционный задор может заменить и профессионализм. Теперь же настало время для появления регулярной армии, имевшей четкую субординацию и железную дисциплину. И преступников начнут ловить специально обученные люди, а не сами жители из отрядов самообороны. Ну, а про ВЧК я промолчу. Возможно, без нее бы прекрасно обошлись, но ведь кто-то же взорвал гранату у входа в Народный дом? И кто-то «завел» толпу на грабеж?

Пока мы разговаривали, из склада стали появляться счастливчики, тащившие кто мешок, а кто коробку или бочонок.

– Ну, товарищи красногвардейцы, – обратился Павлов к отряду. – Попробуем хотя бы что-нибудь да отбить из народного имущества. Строимся.

Посмотрев на меня, усмехнулся:

– А ты, товарищ корреспондент, помогать станешь, или в сторонке постоишь, а потом заметку напишешь?

– А куда же я денусь, товарищ командир, если я с вами? – ответно усмехнулся и я.

Сашка кивнул.

– Только, Володька, раз ты без оружия, так за нашими спинами стой, вперед не лезь. По башке дадут – больно будет. Коли из наших кого убьют – винтовку возьмешь, а потом в строй встанешь.

Глава 5. Продотряд

К маю восемнадцатого у нас произошло множество изменений. Начать с того, что газета стала именоваться губернской, потому что город стал-таки губернским центром. Оно и правильно, потому что губернская столица – Новгород (тогда еще не Великий) отстоял от Череповца слишком далеко, а чтобы получить из него какие-то указания, приходилось ждать по несколько дней. Да и все сообщение шло через Петроград.

Воскресенский проспект покрылся вывесками, сделанными и по трафарету, и от руки – «Президиум Чергубисполкома», «Червнудел», «Чергубуправадморганов», «Совнархоз», «Уотнаробраз», «ЧерпЧК», «Черпкомтоп». Кажется, я понял, отчего в период революции вошли в моду такие сокращения – чтобы экономить место на вывесках.

Штат нашей редакции увеличился, но сама газета стала выходить реже – не пять раз в неделю, а три, а порой только один раз. И то, что выходило, порой вызывало хохот читателя, потому что бумага была то желтой, то розовой. А что поделать, если позакрывались все писчебумажные и картонажные фабрики, и нам приходилось использовать старые запасы типографии, предназначавшиеся для ценников и афишек?

В апреле в губернии создали отдел ВЧК, а красногвардейцев передали в его подчинение. Сашка Павловцев сразу же стал товарищем Председателя ЧК, и командиром оперативного отряда. Председатель ЧК – товарищ Есин, немногословный человек, присланный к нам из Питера, пообещал, что лично расстреляет товарища Башмакова, если тот полезет в руководство отрядом. Впрочем, должность уездного комиссара внутренних дел была упразднена, а сам Андрей Афанасьевич был назначен военным комиссаром губернии, и теперь он развил бешеную деятельность по привлечению добровольцев в социалистическую армию. Никто уже не вспоминал, как Башмаков в семнадцатом году вывел народ на демонстрацию против тогдашнего Совета под лозунгом "Власть советску мы е…м, и в окопы не пойдем!«[2].

Народ, а особенно деревенская молодежь, откликалась охотно. Войны, вроде бы, пока нет, а в Красной армии обещали выдавать форму, да еще и жалованье платить. Не проходило недели, чтобы на железнодорожном вокзале не было митинга, посвященного отправке очередного отряд в Москву, или в Петроград. В июне, когда «громыхнуло» восстание чехословаков, пока еще мало кто сознавал, что начинается гражданская война, а я, разумеется, держал язык за зубами, чтобы не вмешаться в историческую реальность.

Иногда меня так и «подмывало» поделиться с кем-нибудь (да хоть и с Наташей) своими сведениями о будущем. Представлял себе, как я отправляюсь в Москву, встречаюсь с товарищем Лениным, с остальным руководством СНК и РСДРП (б). Даже если все руководство страны Советов дружно начнет меня слушать, делать попытки свести к минимуму издержки гражданской войны, что будет? Вот, честное слово – не знаю. Можно представить себе любую картину – от создания идеального и справедливого государства, в которое я верил, пока учился в школе, и до распада России на куски, где крошечные суверенные части соседствуют с колониями и полуколониями.

Посему, я плюнул на попытки «прогрессорства» и решил плыть по течению, по возможности избегая резких подъемов. Вот, сижу себе в редакции и сижу. Но, отсидеться в тине не получалось. Время от времени, учитывая мое «образование» (три класса учительской семинарии на фоне общей малограмотности было много!) меня пытались сделать каким-нибудь начальником-то начгубупрнаробраза, то директором учительского института – это, кстати, бывшая учительская семинария. И я, хотя напрочь не помнил своих педагогов, но ведь они-то меня помнили! Будь я членом хоть какой-нибудь партии, деваться было бы некуда. А с беспартийного спрос иной. Так что, пока удавалось отказываться от назначений.

Хуже было другое. В июне сменился главный редактор. Наталью Андреевну в срочном порядке отозвали в Москву, на руководящую работу. Какую именно, она не знала, но при получении телеграммы села на поезд и уехала, даже не поставив меня в известность.

Сам я в этот день был в отъезде, сопровождая один из продотрядов, посланных по деревням Череповецкой губернии. Вообще, основные продовольственные отряды исполнительный комитет губернии отправлял в Тамбовскую губернию – там и зерна побольше, и народ подобрее. В нашей губернии, находящейся в зоне рискованного земледелия, хлеба рождалось мало. В этих краях каждый крестьянин занимался каким-нибудь промыслом – кто добывал болотную руду и ковал гвозди, кто изготавливал лодки или тачал сапоги, а кто лепил свистульки и глиняные игрушки. И, конечно, в далеком двадцать первом веке историки станут с придыханием говорить о талантах северного крестьянина, но дело в том, что они этим занимались не от хорошей жизни, а для того, чтобы прокормить себя и семью. Но продотряды, отправленные на юг, еще не вернулись, а хлеб нужен был прямо сейчас. И собственных горожан кормить надо, и обе столицы требовали свою долю. По расчетам отдела продовольствия, для нормального функционирования губернии требовалось иметь сто тысяч пудов зерна, а на сегодняшний день в наличие было лишь четыре. И хотя на