Переписать сценарий - Сергей Александрович Васильев Страница 14

А Император российский, если почитать его дневники, в это время, в парке Петергофа стрелял ворон, гулял там же, со своими детьми, катался на байдарке, и обеими руками держался за семейный очаг, не замечая, как вокруг него рушатся стены. Одним словом, это был совсем не тот утопающий, который мог спасти себя сам. Куда уж там, надеяться на его помощь в спасении уникальной для 1903-го года лаборатории, с её обитателями.

Правда, даже самый деятельный Великий князь, и самый лучший сыщик России эти проблемы тоже не могли решить. Даже если заинтересуются, договорятся, и приедут. Требовались профессиональные, но недооцененные властью люди, среди которых самые ценные — специалисты по тайным операциям. Офицеры разведки и контрразведки, пребывавшие в царской России в статусе низшей касты — как раз те, кто нужен…

* * *

О потрясающе несправедливом отношении к спецслужбам в Российской империи писал полковник Алексей Павлович Игнатьев, сотрудник разведывательного отделения штаба главнокомандующего Маньчжурскими армиями:

«…азам организации военной разведки в Николаевской военной академии офицеров не учили. Разведка считалась делом „грязным“, недостойным дворянина, и предназначенным только для сыщиков, переодетых жандармов, и подобных им темных личностей».

В это же время, в Китае военным агентом служил еще один легендарный человек — Алексей Ефимович Едрихин, позже поменявший фамилию на «Вандам» в память о своём боевом товарище по англо-бурской войне, — военный разведчик, писатель, автор работ в области геополитики, геостратегиии стратегической географии, автор крылатой и чрезвычайно популярной в России фразы: «Хуже войны с англосаксом может быть только дружба с ним».

Вот эти люди, и их коллеги — и есть та железная гвардия, на которую хотелось бы опереться. Связь и совместная работа с ними были необходимым, и обязательным вторым шагом в плане Сценариста, состоявшем из четырёх пунктов: политики, военные, учёные, изобретатели, пресса…

Глава 18

Генерал Кодама, и его агент Серж Мавроди

Правда — величайшая драгоценность, нужно ее экономить.

Марк Твен

Генерал Гэнтаро Кодама старательно раскладывал пасьянс из докладов, которыми не уставал снабжать его анонимный агент, первым поздравивший его с назначением на должность, и с тех пор, регулярно радующий новой, ценной, чрезвычайно подробной, и к тому же, легко поддающейся проверке, информацией.

Теперь, генерал знал заранее, о чем будут докладывать на очередном совещании руководители китайского, и русского отделов Генерального штаба Японии, ведь добровольный информатор доносил генералу эту информацию заранее, в развёрнутой форме.

Хотя новый ценный источник приходилось регулярно подкармливать достаточно круглыми переводами на имя некоего Сержа Мавроди, его сведения всё равно обходились дешевле, чем аналогичная информация японского резидента в России Фуццо Хаттори, который, под видом коммерсанта, сплёл целую агентурную сеть во Владивостоке, Порт-Артуре, Харбине, Хабаровске и даже, — Чите, и его школу японской борьбы, с последующей регулярной визитацией в публичные дома с гейшами, посещали очень многие высокопоставленные русские военные и гражданские чины.

Благодаря загадочному Сержу Мавроди, теперь удавалось органично дополнять, и детализировать доклады даже такого «зубра» разведки, как японский военный атташе в России, полковник Мотодзиро Акаси, который нёс главную нагрузку по организации в столице Российской империи терактов, массовых беспорядков, и прочих революционных забав для политически неграмотного, даже, аполитичного населения.

В течение своего пребывания в Петербурге, полковник Акаси имел возможность убедиться воочию, что главной «ахиллесовой пятой» России является глубочайший социальный раскол русского народа на псевдорусскую, предельно европеизированную элиту, и национально неразвитое, скептически настроенное к государству, русское большинство социальных низов. С началом русско-японской войны, именно, в этот, исторически сложившийся, японцы и стали энергично забивать революционный клин.

Япония финансировала Российскую партию социалистов-революционеров (эсеров), Грузинскую партию социалистов-федералистов-революционеров, а также подрывную деятельность Польской социалистической партии, Финляндской партии активного сопротивления.

Ближайший помощник полковника Акаси, финский революционер Конни Циллиакус, установил прямые контакты японской разведки с руководством партии эсеров. Эсеровская нелегальная газета «Революционная Россия» стала рупором непримиримой вооруженной борьбы с русским самодержавием, причем на ее страницах открыто приветствовались различные, весьма далёкие от закона, цели и методы борьбы с российским государством.

Методы борьбы отличались творческим разнообразием:

— всевозможные прокламации, «пущенные в народ»;

— многочисленные стачки и забастовки, с экономическими, переходящими в политические, требованиями;

— заурядные вооружённые налёты на банки, финансовые структуры государства, с целью грабежа (по умолчанию, считалось, — для пополнения партийных касс), именуемых самими исполнителями-боевиками «эксами»;

— отдельные террористические акты против высшего руководства Российской Империи, и членов их семей, включая, членов монаршей семьи;

доходило до призывов к массовому революционному выступлению, с оружием в руках.

Белым пятном, в этой мозаике сообщений и диверсий, до настоящего времени было только ближайшее окружение императора России Николая Второго, и вот теперь, с помощью господина Мавроди, этот пробел зацвёл всеми цветами радуги.

Начальник разведывательного отдела 1-й армии Микадо полковник Суэкити Хагино, который прожил в России семь лет, ознакомившись с докладами нового агента, предположил, что под именем Мавроди скрывается один из Великих князей, желающий совершить дворцовый переворот, и сознательно работающий против собственного венценосного родственника, преследуя свои личные политические интересы.

«Интересно, очень интересно, — закрыв глаза, прошептал генерал Гэантаро Кодама, изучив собранный пасьянс из докладов и протоколов, — с таким союзником можно будет подумать не только о Корейском полуострове и Маньчжурии».

Глава 19

Неудачники даже в пустыне умудряются сесть в лужу

Русский историк Николай Лысенко с горечью констатировал:

«Эту фразу „Хоть ты Иванов-седьмой, а дурак!“, в рассказе Александра Ивановича Куприна написал на листе бумаги японский кадровый разведчик, действовавший в Петербурге в годы Русско-японской войны под именем штабс-капитана Рыбникова. Этот парафраз, из рассказа Антона Павловича Чехова „Жалобная книга“, был адресован петербургскому журналисту Владимиру Щавинскому, который своей болтливостью, театрализованным „благородством“, и отсутствием даже намека на национальное самосознание, вызывал у японца чувство органичной брезгливости. Впрочем, фразу о дураке Иванове-седьмом, „штабс-капитан Рыбников“ мог с полным основанием адресовать всему разведсообществу тогдашней России, хотя бы потому, что не русские контрразведчики пресекли, в конечном итоге, деятельность матерого японского шпиона, а болтливая проститутка, и полицейский филёр».

Александр Куприн не случайно, разумеется, взял в творческую разработку сюжет о японском шпионе: в 1902–1905 годах деятельность японской разведки ощущалась в России весьма болезненно. Это стало следствием крайне слабой работы русского военного командования по созданию разведывательной и контрразведывательной сети, ориентированной на стратегическую борьбу с Японией. К началу войны у России не оказалось ни квалифицированных кадров