Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть Страница 16

– Он ведь ничего не делает! – возмущалась она, но Цадок лишь радостно улыбался в ответ:

– Ну и что? Пускай отдыхает, успеет еще выучиться!

– Но время-то проходит! – чуть не плакала Гита.

Цадок смеялся:

– Да это в тебе Моше-меламед говорит!..

Вот и говори после этого с Цадоком – даром что лоб его втрое выше и умнее обычного! Модный спектакль «Ханчи в Америке» и театр Болгаровой ему в десять раз интересней, чем воспитание собственного ребенка! Но дочь Моше-меламеда все же хочет для своего сына другого, и она просит Шоэля серьезно заняться Ариком. И хотя мальчик лодырь и упрямец, Шоэлю все же удается с превеликим трудом воздействовать на него. И то хорошо!..

Сын еврейского местечка, Шоэль с детства на собственной шкуре узнал, что такое труд. Но здесь, в Одессе, дела так его завертели, что у него буквально не оставалось ни одной свободной минутки. Учеба в шестом классе гимназии и домашние уроки поглощали почти все его время. А кроме того – уроки музыки, занятия спортом, возня с непослушным Ариком!.. И, конечно же, дружба с Борей Шульбергом, за спиной которого маячили не только знаменитые сыщики и следопыты! Хана – вот кто занимал Шоэля больше всего – подросшая и загоревшая за лето сестренка Бориса! Как хорошо, что математика ей по-прежнему не дается!

Теперь всякий раз, когда Шоэль бывал у Шульбергов, он как бы между делом помогал Хане готовить задания по математике. Жаль, что это происходило не так часто, как бы ему хотелось… Отец Бори и Ханы, Ицхак Меир, трудился в пекарне, и о нем мы еще поговорим позже. Но о матери, Софье Марковне, можно сказать не откладывая. Во-первых, эта дородная дама лет пятидесяти принадлежала к славному племени тех, чей возраст уменьшается с годами. Во-вторых, ее фигура напоминала крепкое полено, из которого выпирал живот, взявший себе манеру, наоборот, с годами увеличиваться. Над могучим торсом возвышалась короткая шея. Но вся эта тяжелая мощь совершенно неожиданно завершалась очень симпатичным личиком с прямым небольшим носом, добрыми еврейскими глазами и нежно очерченным ртом. У Софьи Марковны был мягкий, певучий, так присущий одесситам говорок.

Но в семье верховодила именно она, тем более что никто и не думал возражать против этого. И дети, и сам Ицхак-Меир были вполне довольны сложившейся иерархией подчинения. Так она и командовала, пока дети не выросли и не повзрослели. И вот уже сын кончает гимназию, а вчерашняя маленькая девчушка превратилась в цветущую красавицу. Посмущавшись и посомневавшись, Шоэль, наконец, решился и зачастил к Шульбергам уже без каких-либо специальных предлогов. Честно говоря, в доме у тети Гиты теперь бывало чересчур шумно – добрейший Цадок вовсю наслаждался домашним счастьем.

Вот и приходится Шоэлю искать приют в доме Шульбергов, где они с Борей вместе готовят уроки, а главное – решают с Ханой задачки по математике. В последние дни Хана заметно изменилась – стала вдруг смущаться, краснеть, но при этом кокетничать и играть глазками. Стоило Шоэлю невзначай коснуться ее руки, как сердце девушки замирало. Странно, что ее братец – великий специалист и знаток мирового сыска – ничего этого не замечал…

Зато мудрейшая Софья Марковна давно уже все приметила и поняла. Собственно, там и понимать-то нечего, все и так очевидно: с какой стати дочкины щеки беспричинно заливаются алой краской? И почему это вдруг ночами напролет она беспокойно вертится и вздыхает, мешая матери спать? Словно заразившись дочкиным беспокойством, ворочается и Софья Марковна. С бигудями на голове и тревогой в сердце, спускает она свое грузное тело с кровати и босиком шлепает к Хане.

– Ханеле, что с тобой?

Но Хана уже крепко спит. Мать долго стоит возле ее кровати и смотрит на дочь. В последнее время Хана неумеренно много занимается своей внешностью. По вечерам она надевает прелестное синее платье с белым шелковым воротничком, украшает волосы лентами и постоянно поглядывает в зеркало. Глаза у нее сделались какими-то особенными, полными радостного ожидания. Ни с того ни с сего она решила похудеть, перестала есть, отказывается даже от ужина, а то вдруг погружается в глубокую задумчивость и уже никого вокруг не замечает. Задумчивость-то – Бог с ней, а вот с питанием ребенка шутить никак нельзя! Софья Марковна в приказном порядке заставляет свою дочь немного поесть. Хана сердится: командирский тон матери так некстати выводит ее из воображаемого чудесного мира и возвращает к скучной повседневности.

А вот и вечер наступил. Боря приходит из гимназии, закидывает куда подальше свою школьную сумку и получает от Софьи Марковны нагоняй и ужин. Шоэля пока нет – у него тренировка в спортивном клубе, придет попозже. Он продолжает тренироваться на брусьях и кольцах, и уже освоил сложное упражнение под названием «солнце». Главное в этом упражнении – правильно спрыгнуть и застыть на месте. Шоэль тренируется в основной группе, где работают самые лучшие гимнасты. В «Маккаби» готовятся к ханукальному представлению, в котором Шеилка тоже примет участие.

Уф… наконец-то раздается звонок. Боря открывает дверь.

– Шоэль пришел. А что же Хана? Да вот она – устроилась в углу и с напускным равнодушием делает вид, что занята уроками, словно и не замечает пришедшего гостя. Зато Софья Марковна – само радушие – угощает юношу чаем и сладостями, которыми всегда полон дом в этой семье. Шоэль и Боря садятся готовить уроки. Но самое интересное происходит, как только Шоэль подходит к Хане, чтобы спросить, не нужно ли помочь с задачками. Ханеле мгновенно преображается. Теперь у нее совсем другое лицо – полное света, другое выражение глаз – они излучают бесконечное внимание и нежность… – к кому? Конечно же – к этим замечательным задачам!

Шоэль рядом, и они сидят так около часу, склонив головы над тетрадками и без видимых усилий справляясь с математическими премудростями. Софья Марковна, занимается домашними делами и не спускает с них глаз. На сердце у нее неспокойно – ведь Хане еще нет и шестнадцати, рановато ей заводить романы! Поди знай, что у этого Шоэля на уме. Она ведь хорошо помнит, каким опасным искусителем был в свое время ее Ицимеир. Правда, юная Софья Марковна уже тогда прекрасно знала, как себя с ним вести. За Ханочкой же надо смотреть в оба – она еще такая неопытная!..

Уже половина десятого, и Шоэль должен уходить – тетя Гита не разрешает ему задерживаться допоздна. Боря и Хана вызываются проводить друга. Софья Марковна не возражает – свежий воздух полезен детям перед сном. По дороге Боря увлеченно пересказывает очередную серию из приключений своих любимых героев. Он даже не замечает, что сестра и Шоэль совершенно его не слушают. Хана, впервые беря Шоэля под руку, тихонько спрашивает, как прошли его летние каникулы. Шоэль рассказывает ей о жизни в городке, о свадьбе в доме местного богатея, о концерте общества «Бней Цион», вспоминает своих друзей.

– А хорошенькие девушки водятся в вашем местечке? – совсем некстати спрашивает умник Боря.

Хана напрягается. Она никак не ожидала столь неприятного поворота в разговоре.

– Одесса мне нравится больше! – уклоняется от прямого ответа Шоэль и осторожно, но многозначительно прижимает локтем маленькую ладошку Ханы.

Вот и Арнаутская. Хана прощается с Шоэлем, она взволнована. Вбежав в подъезд, Шоэль взлетает на третий этаж, перепрыгивая через две ступеньки. Дверь ему открывает Поля, у которой допоздна засиделся гость. И действительно, Митя стоит в коридоре, нарядно одетый, с лихо закрученными кверху усами, в глазах его просвечивает усталость. Шоэль заходит в комнату, где, раскинув руки, словно в свободном полете, безмятежно спит утомившийся от своих же проказ Арик. Цадок и Гита еще не вернулись из театра. Шоэль ужинает в одиночестве, листая «Ключи от счастья» Вербицкой. Затем он садится за пианино и тихонько наигрывает одному ему слышную мелодию, которую подсказывает молодое влюбленное сердце. Ибо душа его переполнена чувствами, он видит перед собой глаза Ханы, в которых блестят свет и радость юности.

Сентябрь на исходе, на Одессу спустилась ночь. Вдалеке шумит Черное море, зияет тяжелой непроницаемой темнотой. Внезапно послышался выстрел и откуда-то издалека, словно бы в ответ, грянули еще два. В последнее время газеты только и пишут что о случаях грабежей и убийств. Особенно опасно стало ходить по ночам. Напуганные одесские обыватели затаились. По городу расползаются слухи – один другого страшнее. Октябрь в Петрограде еще впереди, но

власть Временного правительства стремительно идет к концу. Да и в Киеве, хотя и правит пока Центральная Рада, все тверже и тверже звучат голоса красных. В конце июля 1917-го года в Одессе насчитывалось всего две тысячи большевиков, теперь их количество растет день ото дня. С моря налетает осенний ветер, кружит по улицам Одессы мертвые листья опавших мимоз. Еще немного, и начнется на Украине тяжкое лихолетье, потянутся годы гражданской войны.