Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть Страница 17

Глава 11

Октябрь, ноябрь… С каждым месяцем все хуже в Одессе. Люди во власти тяжелых предчувствий; убийства стали обычным делом, причем не только по ночам. В городе свирепствует Мишка Япончик – главарь одесских уголовников, почти без помех действуют и другие преступные банды, появилось немало бандитов-одиночек. Дошло до того, что люди боятся выйти из дому с наступлением темноты.

Ухудшилась поставка продуктов питания. Нет угля. Мореходная торговая компания вынуждена прекратить движение судов по всем направлениям – в Николаев, Херсон, Очаков. Цены на товары первой необходимости словно живут отдельной лихорадочной непредсказуемой жизнью. Во многие дома пришла бедность. В воскресные дни по улицам ходят сестры милосердия и студенты с синими коробками, собирают пожертвования для нуждающихся. В городском саду состоялась лотерея в пользу одесского батальона «Железной дивизии» – у солдат нет теплой одежды. На Арнаутской улице создан Комитет из шестидесяти человек для помощи евреям, пострадавшим во время войны. Собирают деньги на свои нужды и поляки. Пришли вести о большевистском перевороте в Петрограде; главой правительства – Председателем совнаркома – становится Владимир Ильич Ленин.

Однако Шоэль почти не обращал внимания на эти перемены. Да и дядя Падок жил своей прежней жизнью – так, словно в мире ничего не происходило – развлекался, поигрывал в карты. Кипела театральная жизнь. В театре Болгаровой поставили спектакль «Яаков и Эсав»[69]. Труппа еврейских актеров под руководством режиссера Канапова показывала драму «Обострение» Рейзельмана, в которой блистала Мальвина Сигальская в роли Фани – дивы публичного дома. В канун Йом-Киппура[70] она впечатляюще выражала характер и состояние своей героини. Лейтмотивом пьесы стала мелодия «Кол нидрей». Каналов был настоящим мастером, чувствовал время и его запросы. Во время Хануки[71] показали спектакль «Волчок», который шел вместе с захватывающей драмой «Возвращение с фронта».

А до этого, в первый день праздника, проводили в последний путь Менделе Мойхер-Сфорима[72]. На его похороны пошел и Шоэль. Площадь заполнилась множеством людей, и, как Шоэль ни вытягивал шею, ему удалось лишь мельком и издалека увидеть гроб. Со смертью Менделе ушло в прошлое славное поколение просветителей, проложивших многотрудную дорогу к поистине светлым целям. Еврейская Одесса плачем провожала старого писателя. Пройдет несколько лет, и в городе ничего не останется от прежнего времени. Но в те годы Одесса еще бурлила еврейской культурной жизнью, еще светились в головах и на афишах имена Бялика и Равницкого, Клаузнера и Фихмана, Миньковского и Шульмана…

Последний всплеск, пышное предсмертное цветение! Близка уже страшная серошинельная безжалостная метла, готовая сокрушить и вымести, как мусор, все то, чем мы жили тогда, что было нам дорого и свято, вырвать с корнем самую память о тех замечательных людях.

Ушли из жизни Фруг, Левинский, Лилиенблюм, Абрамович – все они похоронены в Одессе. Но времена меняются, и на одесской улице появляются свежие ростки: Бабель, Багрицкий, Ильф, Славин, Утесов… – на дорогу выходит новая еврейская молодежь.

Третьего декабря, в воскресенье, в Драматическом театре состоялся съезд общества «Маккаби». Доклад на тему «Маккаби как мировоззрение» прочел доктор Йосеф Клаузнер, учитель и кумир целого поколения. Выступили также доктор Бухштоль, доктор Мильман и другие. Еврейский хор исполнил песню «Золотой павлин» и другие народные напевы; юноши и девушки, а среди них и Шоэль Горовец, выступили с показательными гимнастическими упражнениями.

В зале в полном составе присутствовали семьи Эпштейнов и Шульбергов. Софья Марковна в нарядном платье, едва вмещавшем безразмерные объемы ее выдающегося тела, без устали раздавала указания и наставления. Было много молодежи – красивых девушек, рослых и сильных парней – и присутствующие с гордым волнением взирали на это воплощенное олицетворение еврейской мечты о прекрасном и светлом будущем.

Под Новый год Боря подхватил грипп, или, как это называлось тогда, «испанку». Он лежал в кровати и читал свои любимые книги. Шоэль пришел навестить друга. Температура у больного снизилась, но вставать ему еще рановато, да и желанием таким, честно говоря, Боря совсем не горит – ведь рядом лежат такие захватывающие детективы! Зато Софье Марковне неймется: если уж Шоэль здесь, не заняться ли мальчикам приготовлением уроков?

– Ах, мама, уволь! – фыркает Боря. – Неужели нельзя человеку спокойно поболеть?

И в самом деле – раз уж посетила человека такая замечательная «испанка», то почему бы не дать ему всласть поваляться в постели?! Ну никакого сладу с этой матерью!

Хана уже ждет в соседней комнате, на ней – ее лучшее платье. Конечно, о чем речь! – Шоэль охотно поможет ей с физикой и математикой. В последнее время Хана стала другими глазами смотреть на эти занудные предметы, теперь она прилежно выполняет заданные упражнения, и Шоэлю остается лишь проверять тетрадки.

Софья Марковна, оставив опасную парочку под присмотром мужа, уходит на кухню. Но из Ицхак-Меира тот еще часовой – минута – и вот он уже дремлет над газетой «Почта Одессы». Что, кстати, более чем извинительно: от этого скучного листка неудержимо клонит в сон, особенно после тяжелого трудового дня в пекарне. Сквозь сон Ицхак-Меир едва слышит голос Ханы:

– Папа, скажи маме, что я вышла проводить Шоэля!

«Она что, с ума сошла? – с трудом всплывая из сонных глубин, ужасается отец. – Разве можно в такую пору гулять по одесским улицам?»

Ой, если он сейчас отпустит дочку, то можно не ждать пощады от жены. Но пока Ицхак-Меир протирает глаза, Ханы и след простыл. Хитрая девчонка поторопилась улизнуть, пока мать не видит. Сейчас, когда брат обнимается в постели со своей «испанкой», самое время для такой прогулки. Не упускать же столь редкую возможность пройтись с Шоэлем без сопровождающего!

У ворот дома стоят двое сторожей – отныне ночное дежурство стало приметой нового образа жизни в Одессе. Какое-то время Хана и Шоэль идут молча.

– Отличная погода! – нарушает молчание Хана.

Шоэль с трудом сдерживает улыбку – как раз в тот вечер погодка выдалась на редкость неудачной. Он берет девушку под руку; поглощенные чувством близкого соседства, они шагают по пустынной улице. Навстречу нетвердым шагом бредет какой-то подозрительный тип, проходит мимо. Улицы Одессы сейчас небезопасны для прогулок, но Хана чувствует себя легко и беззаботно, на душе у нее радостно. Слава Богу, мать не видит, что она не застегнула верхнюю пуговицу пальто – вот бы Хане досталось! Ведь нынче эта пуговица для Софьи Марковны не просто застежка, а часть защитных доспехов. Вокруг свирепствует грипп; в такое время непозволительно играть с судьбой – особенно в сырой и туманный вечер, когда низкие тучи подпирают небеса, и холод пробирает до костей.

Но Хана не думает о судьбе – она попросту кокетничает, желая покрасоваться перед Шоэлем в своем белом шелковом воротничке. И Шоэль действительно глаз не может оторвать от тонкой девичьей шеи. А еще он видит перед собой ее глубокие глаза, излучающие мягкость и теплоту.

«Боже! – думает Шеилка. – Может, Хана заметила мою плохо скрытую усмешку после ее замечания о погоде? Может, обиделась?»

– А ведь ты права, – взволнованно говорит он, – погода действительно хороша!..

Но что это? – Тусклый свет фонаря очерчивает шатающиеся фигуры. Дорогу ребятам заступает пара пьянчуг. Они пьяны и агрессивны. В последнее время, на фоне беспорядка и безработицы все больше и больше праздного сброда крепко закладывает в пивных и в кабаках. Ребята стараются пройти мимо, но тут один из пьянчуг, в сдвинутой на затылок кепке, хватает Шоэля за руку. Он смотрит на парня и радостно ржет:

– Глянь-ка, Ваня, я Мошку поймал! Давай помнем его немного!

– Шееле, бежим! – лепечет перепуганная Хана.

– Ты куда, Сара? Не уходи… – заплетающимся языком выговаривает второй пьяница. Он пытается схватить девушку в охапку. – Мы сейчас из твоего Мошки отбивную сделаем!

Но в тот же момент сильный удар в лицо отбрасывает хулигана в сторону. Пьянчуга стукается головой о мостовую и затихает. Видно, что это уже далеко не первый случай, когда Шоэлю приходится пускать в ход кулаки. Он поворачивается к приятелю нокаутированного пьяницы.

– Ну что, ты тоже хочешь получить?

Но второй отшатывается к стене – со страху он чуть не напустил в штаны, пьяная храбрость бесследно испарилась. Хана тянет Шоэля за рукав, но он все никак не успокоится.

– Не попадайтесь мне больше на дороге! – пригрозил Шеилка поверженным врагам. – В следующий раз кости переломаю, так и знайте!

Шоэль провожает Хану до дома. В воротах по-прежнему стоят дежурные жильцы. Сердце девушки переполнено гордым счастьем. Она прижимается к своему надежному заступнику, глаза ее полны любви и говорят красноречивее всяких слов. Шоэль тоже летит, как на крыльях. А дома – новая радость – дорогая гостья. Приехала его мать, Фейга.