Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! Страница 18

Князь довольно кивнул:

– Это похвально, что молодой человек рвется послужить Отечеству не на столичном паркете, а на полях Марсовых. Если бы все гвардейцы придерживались таких же взглядов… Но времена меняются.

Петенька почтительно поинтересовался, в каких кампаниях участвовал сам князь, ведь воинские подвиги достойных предков всегда служат примером юношеству, а походы великого Петра достойны быть воспеты наравне и «Илиадой». Как оказалось, он нащупал верную струну. Князь немедленно расчувствовался и пригласил бравого поручика к себе в кабинет, куда велел подать венгерского. Даша попыталась было последовать за ними, но старик кашлянул столь внушительно, что она тут же ретировалась, состроив, однако, недовольную гримаску. Следующие два часа пролетели как один миг. Рассказчиком князь Шаховской был отвратительным, зато вино оказалось превосходным и весьма способствовало продолжению беседы. От Петеньки, сказать по правде, требовалось совсем немного: время от времени почтительно уточнять диспозицию и вздыхать восхищенно, когда князь переходил к описанию собственных подвигов. Правда это была или вымысел – Петенька разбираться не стал, да и не требовалось это. В общем, расстались они совершенными друзьями. Князь Михаил Иванович уверился, что молодежь нынче вежлива и почтительна и едина мысль молодых офицеров о поддержании славы оружия российского. Окончательно умилившись, он пригласил поручика по возвращении из Прусского похода бывать у них запросто, без визитов. А пока что в виде особого благоволения он даже разрешил ему попрощаться с княжной, чем Петенька не замедлил воспользоваться, почтительно приложившись к изящной ручке, хотя хотелось ему, конечно же, несколько большего.

Промерзшие сержанты встретили его крайне недружелюбно, но Петенька даже не заметил их недовольства.

А дальше – понеслось… Уже на следующий день из полка прибыл курьер с пакетом, в том пакете обнаружилась бумага за подписью полкового командира, в коей говорилось, что поручику Валову предоставляется годичный отпуск для исправления личных дел, по истечении которого надлежит опять явиться в полк под страхом быть взятым за караул, яко дезертир. А время военное, между прочим.

Еще через день прибыл и приказ из Тайной канцелярии в толстом засургученном пакете, на печатях красовались внушительные двуглавые орлы. Что говорилось в том приказе, нам знать не положено, вот мы и не будем интересоваться. Известно только, что выехали они в тот же день куда-то в Ингрию. Куда именно, неведомо, что делали, незнамо, и вернулись лишь через месяц. За это время суматоха вокруг дуэли голтиншской понемногу улеглась, участники ее позабылись. Так что граф Александр Иванович показал себя изрядным дипломатом и человеком предусмотрительным. В столице каждодневно имели место новые скандалы и происшествия, гораздо более волнительные, нежели какая-то дуэль.

Петенька успел сойтись близко с обоими сержантами, Иваном да Василием, какие оказались людьми вовсе даже не злыми. Бывшие крепостные графа Шувалова, забритые в солдаты, но графом же вырванные из ничтожной доли и произведенные в сержанты, а вдобавок еще и определенные на службу в Тайную канцелярию, были по-собачьи преданы своему хозяину. Граф ценил их за силу безмерную и стать богатырскую, а также за готовность без рассуждений исполнить любой приказ. И они исполняли. Василий как-то обмолвился ненароком, что приводилось им и людей жизни лишать по приказу графа. К тому же они свято верили, что карают злодеев и изменников, никого боле. Петенька подумал, что и его судьба в чем-то повторяет судьбу этих мужиков, только на более высоком уровне.

Самым скверным оказалось одно известие, полученное уже после возвращения в Петербург. Его сообщил пришедший повидать Петеньку Окунев. Прапорщик был все еще бледен, на лбу его виднелся толстый красный рубец после удара шпаги. Однако ж он-то остался жив, а вот поручик Ханыков, помятый копытами лошадей голштинских, так и не оправился и неделю назад помер. Услыхав об этом, Петенька зубами скрипнул и про себя поклялся расплатиться с голштинцами, чего бы это ему ни стоило. Но даже недолгое время на службе в Тайной канцелярии переменило его совершенно, и потому он не стал произносить громких речей и размахивать кулаками, что непременно сделал бы пару месяцев назад. Он лишь грустно улыбнулся и похлопал Окунева по плечу, пожелал ему окончательного выздоровления и охотно опрокинул чарку за упокой души новопреставленного раба божьего. На том и расстались, потому что теперь поручик был уже куда как далек от своего гвардейского прошлого.

А далее пошла служба рутинная, если такое можно сказать про Тайную канцелярию, где каждое дело есть происшествие чрезвычайное. Петенька постепенно втянулся, пообвык. Даже по казенной надобности побывал пару раз в домике барона фон дер Гребена, хотя удовольствия от того не получил ни малейшего. И саднящей занозой сидели воспоминания о голштинских скачках. Видел он несколько раз на улицах своих оскорбителей, но не смел даже приблизиться, граф Александр Иванович ему это настрого запретил. Главной же отрадой были визиты к Шаховским. Старый князь ему откровенно благоволил, про юную княжну и говорить не приходилось. Препятствие оставалось одно: девице старинного рода невместно было выходить за простого офицера, понятное дело дворянина, но мелкопоместного. Да и чин его пока был незавидный. Но князь накрепко обещал, что, ежели поручик Валов в войне с супостатом прусским отличится, он более препятствовать ему не станет. Впрочем, Петенька прекрасно понимал князя: пять девиц нужно было куда-то распихать. Да, Шаховские вели родословие свое от князя Рюрика, но то дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, а ныне на дворе стоял просвещенный XVIII век.

И все-таки однажды, когда пришел солнечный май, Петенька напросился на аудиенцию к его высокографской светлости. Шувалов встретил его приветливо, но просьбу Петеньки отправить его в армию действующую встретил недоуменно. Поручик что-то бормотал и мямлил невнятно, но граф даже слушать не стал.

– Прекрасно понимаю, в тебе все еще юность бурлит, успокоиться не может. Я-то полагал, что ты успел в разумение войти и проникнуться важностью дела своего, так нет же, тебе опять хочется в солдатики поиграть, – ворчливо отчитывал он поручика. – Я уже устал повторять, что дело наше важней неизмеримо.

– Так за отличие в делах Тайной канцелярии не жалуют…

– Ах, вот оно что! – усмехнулся Шувалов. – Так ведь ты уже в поручиках ходишь, иные до седин сержантами числятся. Я же никогда не забываю своих слуг верных.

– Ну не то это. Вот армия…

Шувалов вдруг весело расхохотался.

– Знаю я твою армию! Прости, не подумал как-то сразу. Ладно, будет тебе армия. – Заметив, как обрадовался Петенька, он погрозил пальцем: – Не спеши, всему свое время. Вот когда граф Петр Иванович закончит подготовку своего Обсервационного корпуса, ты отправишься вместе с ним в Пруссию. Братец наизобретал всяческого снаряда воинского, надо его секреты от врага сохранить, чем ты и будешь заниматься. Секретные шуваловские гаубицы должны остаться секретными до того мига, когда пруссаки с их картечью близко познакомятся. – Он задумался, а потом обрадованно треснул ладонью по столу: – Вот и познакомишься с ними поближе. Сии гаубицы льет на Урале заводчик Демидов Никита Акинфич. Надо бы проверить, что там на его заводах и вокруг творится. Есть сведения, что туда отправились голштинские подсылы, дабы выведать секреты армии российской.

Лицо Петеньки перекосила злоба:

– И здесь голштинцы!

– А куда без них в нашем благословенном государстве? Вот коронуется наследник-цесаревич Петр Федорович, что тогда начнется… Но ладно. На то Тайная канцелярия и основана, дабы за всем следить и все знать. Мне доподлинно известно, что встретишь ты там своих старых знакомых – Эрхарда и фон Заукена. Тебе надлежит их перехватить и доподлинно выпытать, по чьему наущению оные подсылы действуют, что им ведомо стало и кому они должны сведения полученные передать.

– А что делать с самими голштинцами?

Пристально глянув поручику прямо в глаза, граф Шувалов твердо ответил:

– А это ты сам на месте решать будешь. Но только чтобы никаких следов. Бумаги, при голштинцах найденные, мне передашь. Да и с Демидовым переговорить следует. Своевольничать что-то стал хозяин уральский, пора бы его в чувство привести. В Империи может быть только один хозяин – государыня миропомазанная, а мы усердно исполняем волю владычицы по вразумлению забывшихся. Но Демидов человек полезный, об этом ты тоже не забывай. Все инструкции и ордеры властям тамошним тебе передадут, остальное же сам увидишь и сам решишь.

И Петеньку захлестнул такой поток черной радости, что он едва чувств не лишился.

Глава 5

К демидовской цитадели они подъехали уставшие донельзя и пропыленные, поэтому Петенька даже не удивился толком увиденному – краснокаменная башня, напоминающая кремлевские, только выстроенная по-хитрому, с наклоном, как в преславном итальянском городе Пизе. Одно только различие – Невьянскую башню венчала островерхая железная крыша с флюгером на тонком шпиле. До половины башня была четырехгранная, а выше – восьмиугольная, с узорчатыми литыми перилами. Неподалеку стоял двухэтажный дом, а всю демидовскую вотчину окружал высокий каменный забор. Однако ж кто-то явно предупредил хозяина, потому что ворота были отворены и караульщики истово кланялись в пояс, но при всем при том хозяин на крыльцо гостей встречать не вышел.