Сибирское образование - Николай Лилин Страница 18

Каждый раз, когда я навещал дедушку Кузю, мама давала мне пакет с домашней едой. Моя мать была превосходным поваром; в нашем районе она славилась своим красным супом, сомом, фаршированным рисом, овощами и яблоками, своим паштетом из икры и сливочного масла, рыбным супом по-деревенски и, особенно, пирожными. Дедушка Кузя называл ее «маленькая мама»: так преступники выражают величайшее уважение и восхищение женщинами. Всякий раз, когда я приносила ему что-нибудь, приготовленное моей матерью, он говорил:

«Лиля, Лиля, моя милая мамочка! Все время целую твои ручки, мы больше ничего не можем сделать!»

Возле дома дедушки Кузи стояла старая деревянная скамейка. Он часто сидел там и смотрел на реку. Я устраивался рядом с ним, и мы сидели так весь день, иногда до вечера. Он рассказывал мне о приключениях из своей собственной жизни или историях сибирских урков, которые я любил. Мы пели песни. Он очень хорошо пел и знал много криминальных песен наизусть. У меня была хорошая память; мне достаточно было услышать песню пару раз, и я мгновенно ее запоминал. Дедушке Кузе это очень нравилось, и он всегда спрашивал меня, прежде чем петь:

«Ты помнишь этот фильм?»

«Конечно, люблю! Это мое любимое!»

«Молодец, юный негодяй! Тогда подпевай мне!» И мы пели вместе, часто опаздывая к ужину.

Больше всего мне понравилось, когда дедушка Кузя рассказывал мне о Сибири: истории урков, о том, как они выступали против царского режима и режима коммунистов. Это было замечательно, потому что в этих историях вы почувствовали нить, которая скрепляла мою семью и соединяла людей прошлого с людьми настоящего. Благодаря этой нити все казалось намного более правдоподобным, реальным.

Рассказывая, он почти всегда подчеркивал связь между персонажами и людьми, которых мы каждый день встречали на улице, чтобы я понял, что, хотя времена изменились, ценности остались прежними.

Дедушка Кузя был одним из первых сибиряков, прибывших в Приднестровье. Он с грустью рассказывал историю этого переезда, и было ясно, что внутри него было много темных чувств, связанных с тем временем.

«Солдаты прибыли в деревню ночью. Их было много, все вооруженные, с примкнутыми штыками, как будто они собирались на войну… Я был совсем маленьким, около десяти лет; мои родители давно умерли, и я жил с хорошими людьми, которые воспитывали меня, как если бы я был их собственным сыном. Все мужчины были в отъезде, в Тайге; в деревне не было никого, кроме стариков и женщин с детьми. Я помню, как они вошли в дом без стука и не снимая сапог. Там был мужчина, одетый в черную кожаную куртку и брюки. Я помню запах той кожи; он был тошнотворным, невыносимым. Он посмотрел на нас и спросил Пелагею, хозяйку дома:

«У вас есть какие-нибудь новости о вашем муже? Вы знаете, где он?»

«Он отправился на охоту в Тайгу. Я не знаю, когда он вернется…»

«Я так и думал. Хорошо, наденьте теплую одежду, возьмите только самое необходимое, выйдите на улицу и встаньте в очередь с остальными». Этот человек был командиром; у него был вид человека, который знал, что в его руках власть.

«Но что происходит? Почему мы должны одеваться и выходить на улицу? Сейчас ночь; дети спят…» Пелагея была взволнована, и ее губы дрожали, когда она говорила.

Мужчина на мгновение остановился, внимательно оглядел комнату и подошел к красному углу, где стояли иконы: он поднял одну и швырнул ее в стену. Икона раскололась надвое. Он взял несколько других икон, положил их в печь и сказал:

«Через десять минут мы собираемся поджечь деревню. Если вы хотите остаться здесь и сгореть заживо, пожалуйста, сами».

«У Пелагеи было пятеро детей; младшему было четыре, старшему тринадцать. Кроме того, она заботилась обо мне и четырнадцатилетней девочке Варе, которая также потеряла своих родителей. Она была хорошей женщиной и очень храброй. Спокойно она объяснила нам, детям, что бояться нечего, что все в руках Господа. Она заставила нас одеться в теплую одежду, принесла золото, которое хранила в надежном месте, и спрятала его в нашей одежде. Она взяла немного золы из печки и испачкала лицо Вари; она сделала это намеренно, чтобы сделать ее уродливой, потому что боялась, что солдаты изнасилуют ее.

«Если они спросят тебя о чем-нибудь, не говори, не смотри им в лицо, позволь мне говорить. Все будет в порядке».

«Она взяла большую сумку, полную хлеба и вяленого мяса, и мы вышли.

«Снаружи было много людей; солдаты грабили дома, ломали двери и окна и уносили различные предметы, особенно золотые рамы икон. Они развели костер посреди дороги, в который бросали иконы и распятия. Все стояли возле своих домов, беспомощно наблюдая за этой катастрофой.

«Офицер шел вдоль выстроенных людей с солдатом, и всякий раз, когда он видел пожилого человека, он приказывал солдату:

«Этот, вон!» — и сразу же выбранный им человек был проткнут штыком. Они устраняли любого, кто мог замедлить продвижение.

«Молодая женщина, мать троих детей, была уведена группой солдат в дом, где они ее изнасиловали. Внезапно она выбежала голая, крича от отчаяния, и из окна дома солдат выстрелил ей в спину: она упала замертво на снег. Один из ее детей, самый старший, с криком подбежал к ней; находившийся поблизости солдат ударил его прикладом винтовки по голове, и мальчик упал на землю без сознания.

«Затем офицер сердито крикнул:

«Кто произвел этот выстрел? Кто это был?»

«Солдат, стрелявший из окна, появился с застенчивым видом.

«Это был я, товарищ!»

«Ты что, с ума сошел? Приказ был открывать огонь только в случае крайней необходимости! Используй свой штык — я не хочу слышать никаких выстрелов! Если те, кто в лесу, услышат нас, мы никогда не доберемся до поезда!» Он был взволнован и сразу же после этого приказал сержанту: «Поторопитесь! Поджигайте дома и выстраивайте людей в шеренгу, начинайте марш!»

«Солдаты оттеснили всех на середину дороги, образовав колонну, затем они приказали нам идти пешком. Мы уезжали, полные ненависти и страха; время от времени мы оглядывались назад и видели, как наши дома горят в темноте, как маленькие бумажные коробки.

«Мы шли всю ночь, пока не добрались до железной дороги посреди леса; там нас ждал поезд с деревянными вагонами без окон. Они приказали нам садиться, и когда мы это сделали, то поняли, что в поезде уже полно людей из разных других деревень. Они рассказали свою историю, которая была дублированием нашей собственной. Кто-то сказал, что слышал, что поезд направляется в отдаленный