Русь непокоренная. Нашествие - Денис Старый Страница 18

И снова приземляюсь не на землю, а будто бы стремлюсь оседлать животное. Удар! Удар! Еще два удара проходят в и без того залитую кровью шею. Кабан крутит головой и едва не задевает меня своими громадными бивнями. Но урок усвоен, я уже на земле и убегаю от вепря.

Секач делает один шаг… его крепкие ноги с копытами дрожат и подкашиваются. А глаза… такие жалостливые. Он просит меня…

— А нечего было нападать на меня, — вытирая пот и кровь, говорю я.

Подхожу к вепрю. Он уже лежит, только что смотрит на меня, своего убийцу.

— Давай, свинка… Попади в свой свиной рай, — говорю я и протыкаю один из пары глаз, что только что молили о пощаде.

Каждому зверю хочется жизнь. И многим зверям хочется убивать. А чего я хочу? Чтобы на меня вот так, как этот огромный секач, смотрели глаза какого-нибудь монгольского хана.

— Ты цел? — первой ко мне прибежала, как это ни странно, седая Ведана.

Ведьма сперва осматривала меня, потом уж глянула вепря.

— То не зверь лютый, то посланный тебе в проверку богами вепрь, — сделала свое умозаключение Ведана.

— Ратмир убил зверя-люта! — выкрикнула женщина, поднимая мою руку, словно бы после победы в боксерском поединке.

— Так сперва ведь Лучано выстрелил, — вставил я, было несколько неловко приписывать только лишь себе такие заслуги.

— О том молчи, более уважать станут. Ты ж посланник богов к нам. Так людям легче верить тебе, — прошептала Ведана.

Мудрая женщина… А я… Может быть, действительно я посланник богов или Бога? Ну кто-то же перенес меня в прошлое.

А за что мне такое? Что я сделал, чем заслужил? И вновь образы нахлынули. Вот я гуляю с дочерью. Она уже взрослая женщина, муж ее только вернулся с командировки. Он поехал отмечаться в военкомат, а я решил пообщаться с дочкой в парке. Я иду рядом с дочкой, любуюсь ею и даю разные советы по житью-бытью семейному. Давно уже так хорошо не общались.

И тут…

— Эй, красавица, со мной будь! Нах тебе этот лох? — группа явно неадекватных парней задирала пару молодых людей, прогуливающихся в парке.

— Миша, не нужно, пожалуйста, — умоляет девушка своего парня.

А неадекваты…

— На, лох! — кричит один из них и кидает ком земли, да попадает в девушку.

Парень тут же срывается с места. Силы явно неравны. Их пятеро, он один, но даже такой расклад мужественных людей не останавливает.

— Пап, не надо! — говорит с испугом дочь.

А я смотрю в сторону внука, которого жена повела к будочке за сладкой ватой. Вот что он подумает? Что можно стоять да смотреть на таких вот бандитов, пусть и дальше непотребствуют? Когда все проходят мимо, добро становится слабее. А оно должно быть с кулаками!

А тем временем парня уже били ногами. И я не удержался…

И вот какая картина застывает перед глазами: я лежу, пытаясь зажать рану от ножа, но всё без толку, ведь не из неё одной льется кровь, эти уроды пырнули меня раз пять. Я их уже не вижу, но знаю — раскидал так, что встать не смогли, и только один, прихрамывая, убегает прочь.

И больше ничего. Темнота.

— Что с тобой, Ратмир? — испуганно спросила Ведана. — Зверь ранил тебя?

— Нет, ничего, — соврал я.

Значит, вот за это мне вторая жизнь? Значит, нечто увидело во мне благородного защитника и решило дать шанс? Может быть. А пока я принимал поздравления от людей, на судьбой которых я взял шефство. Приятно, особенно после таких болезненных воспоминаний. Но тело отозвалось фантомными болями, мучительно ноя в тех местах, куда били ножом в прошлой жизни.

Веселья, правда, и теперь не случилось. Даже поздравляли меня с кислыми лицами. Ничего не изменилось и вечером.

Ночью с трудом утихомирились всхлипывания; женщины плакали, дети ворочались. И опять я искал хоть что-то полезное среди того, что не может быть добрым.

Эти люди, словно очнувшись после кошмара, решили, что жизнь станет прежней. Я слышал разговоры и понимал, что они не доверяют моим решениям, потому что думают, что нужно лишь в город прийти, а потом всё пойдёт само.

А должны были бы видеть и понимать: все они обязательно попадут в рабство, если только где-то не укроюся. Тех пленников, которых вели то ли на продажу, то ли в рабство в Западный улус, никто из моих людей не признал за своего, за рязанца.

И уж после того почти каждого здесь ожгла мысль: вся Русь теперь пылает в огне, и деваться некуда. И уже на следующий день наши переходы стали куда более организованными и слаженными. Всем хотелось выжить, найти место, где не придётся вздрагивать от каждого шороха. А я очень надеялся, что веду их именно в такое место.

— Как он? — поутру, когда наш небольшой лагерь только пробуждался, и Мстивой не отправился ещё в дальнюю разведку, спросил я у Веданы.

Тот мужчина, которому проломили череп и который оставался лежать в снегу после ухода каравана, оказался жив. Когда монголы отошли, мои ратники принесли мужика.

Все склонялись к тому, что он не жилец. Череп, конечно, был не раздроблен, лишь вмят. Рана, допустим, не смертельная, но у меня нет ни лекарств, ни хирургов, а чудом освободившийся пленник страшно истощён.

— Коли эту ночь пережил, то Господь его не прибрал к себе, —, пользуясь примитивной логикой, отвечала ведьма.

И всё же я никак не понимал, как в ней уживаются язычество и поступки, похожие на поведение истинной христианки. Она даже три раза перекрестилась после своих слов.

— Такой раненый — для нас обуза, — весьма серьёзно произнёс Мстивой, хмуря темные брови.

Я посмотрел на своего главного разведчика и заместителя. Он говорил то, что и я мог бы сказать, но запрещал себе произносить.

— Оставляем его у себя. Мы не должны никого бросать. Одному не поможешь, будет и второй — и скоро наши души почернеют, — решительно сказал я.

Я просто не мог оставить живого человека умирать на снегу, и уж точно не стал бы убивать своего