Наследник 4 - Дмитрий Шимохин Страница 18

Под моим взглядом Шуйского отволокли к другим предателям.

Я же направился к царю, дед находился рядом и с каменным лицом наблюдал.

— А это кто? — указал я на старичка рукой.

— Травник, слуг потчевал. Сам к нам вышел, вот теперь помогает, — угрюмо ответил дед, наблюдая за действиями старика.

— Перенести бы царя в палаты, — вдруг повернулся к нам старик. — Да омыть его.

— Делай, помогут, но смотри у меня! — показал я кулак.

Дед тут же кликнул десяток людей, и царя аккуратно потащили в палаты.

Как только они скрылись с глаз, появился Елисей и тут же бросился ко мне.

— Княже! Царицу Марину нашли! Слуги ее верные укрыли в дальних покоях, в целости и сохранности, только напугана до смерти. Что прикажешь?

— Охрану к ней приставить из моих людей, — распорядился я. — И пока не беспокоить. Пусть в себя придет. Позже разберемся. Регалии царские нашли?

— Да, княже! — оживился Елисей. — Олег с Поздеем вскрыли комнату царскую, там и печать государева, и скипетр с державой, и другое. Все под замком теперь и в сундук спрятали, охрану выставили.

«Хоть что-то идет по плану», — с некоторым облегчением подумал я. Царские регалии — это не просто драгоценности, это символ власти. И они сейчас в моих руках.

В этот момент доложили о прибытии гонца от Матвея Волынского. Тот сообщал, что караулы на воротах выставлены, а перед кремлем спокойно, но слухи о бунте и стрельбе уже поползли, народ волнуется.

Следом начали прибывать и первые бояре и дьяки, вызванные Одоевским и Хованским. Их приводили небольшими группами, и лица у всех были растерянные, испуганные, многие с трудом скрывали любопытство и даже… заискивание.

Я же молча наблюдал за приезжающими: князь Василий Михайлович Мосальский-Рубец, князь Иван Михайлович Воротынский оглядывали следы побоища. Михаил Федорович Нагой и его брат Григорий Федорович тряслись от тревоги и гнева. За ними спешили думный дьяк Богдан Сутупов и приказные — Василий Яковлевич Щелкалов, Власьев, Иван Филиппович Стрешнев, Василий Осипович Янов, Иван Тарасьевич Грамотин, Васильев, Семен Ефимьев, Корнила Иевлев, Василий Нелюбов. Казначей Василий Петрович Головин с озабоченным видом держался чуть поодаль.

— Где царь⁈ — первым выкрикнул Григорий Нагой, едва увидев меня. — Что с государем⁈ Мы желаем немедленно видеть его!

Я жестом указал на палаты, возле которых стоял десяток Ивашки.

— Государь Дмитрий Иоаннович тяжело ранен изменником Шуйским, — спокойно, ответил я. — Ему оказывается вся возможная забота. Сейчас он без сознания.

— Забота⁈ Какая Забота⁈ — не унимался Григорий Нагой.

И тут, словно провидение вмешалось, со стороны Спасских ворот послышался шум, и несколько стрельцов, почти вволокли на площадь двух степенных мужей в иноземном платье с сундучками. Это были лекари из Аптекарского приказа.

— Княже! Лекарей доставили! — радостно выкрикнул один из стрельцов.

— Славно! Немедленно их к государю! И к боярину Басманову, если тот еще жив! — Я махнул в сторону дворца.

Лекари, кланяясь и испуганно косясь на следы побоища, поспешили к раненым в сопровождении моих людей. Вслед за ними на площадь въехал взмыленный Ежи Мнишек, отец царицы. За ним семенили несколько секретарей и знатных поляков, их лица выражали откровенный ужас. Среди них были Ян и Мацей.

— Что с моей дочерью⁈ Где Марина⁈ Что здесь происходит⁈ — почти выкрикнул Мнишек, бросаясь ко мне.

— Ваша дочь под моей охраной, — ответил я, стараясь сохранять спокойствие перед этим нарастающим хаосом. — Ей ничего не угрожает. Но сейчас пройдем в Грановитую палату. Там я все и расскажу.

Название места коронаций и важнейших государственных советов произвело должное впечатление. Гудение голосов на мгновение стихло, но затем возобновилось с новой силой — все перешептывались, пытаясь угадать, что последует дальше.

Я отдал приказ Олегу и Поздею, которые как раз вышли из дворца, закончив там, обеспечить порядок при перемещении и выставить усиленную охрану в самой Грановитой палате.

Елисею же шепнул:

— Приведи царицу Марину в Грановитую. Под надежной охраной.

Через четверть часа Грановитая палата была забита до отказа. Бояре, дьяки, Нагие, поляки, мои верные дядья, дед Прохор, Одоевский с Хованским — все были здесь.

Можно было поставить и кресло для себя, но я не стал судьбу за бороду дергать.

Мои вооруженные сторожа стояли вдоль стен, недвусмысленно демонстрируя, кто контролирует ситуацию.

Привели царицу Марину. Бледная, с расширенными от ужаса глазами, но гордо поднявшая голову, она вошла в сопровождении Елисея.

Ежи Мнишек тут же бросился к ней, что-то быстро говоря по-польски. Марина едва заметно кивнула, но взгляд ее был прикован ко мне.

Наконец, последним, спешно протискиваясь сквозь толпу, появился полусотник Афанасий, а с ним — человек десять хмурых, внушительного вида стрелецких сотников и голов. Они встали плотной группой у входа, с любопытством и некоторой настороженностью разглядывая собравшихся.

Я обвел тяжелым взглядом всех присутствующих. Гудение голосов стихло. Все ждали. Я чувствовал на себе сотни глаз, полных страха, надежды, любопытства, ненависти.

«Вот он, момент истины, — подумал я, вспоминая свою прошлую жизнь. — Кто бы мог подумать, что я буду решать судьбу Московского царства?»

Глава 9

Глава 9

— Бояре, воеводы, служилые люди! — начал я, и мой голос, усиленный акустикой древней палаты, прозвучал неожиданно твердо и властно. — Вы все видели или наслышаны о страшных событиях, что произошли сегодня. Изменник, князь Василий Шуйский, замыслил и содеял страшное злодеяние! Он посмел поднять руку на государя нашего, царя и великого князя Дмитрия Иоанновича!

По палате прокатился сдавленный гул. Кто-то ахнул, многие начали креститься, испуганно переглядываясь. Лица Нагих исказились еще большей тревогой, Ежи Мнишек вцепился в руку дочери.

— Но Господь не допустил свершиться этому! — продолжал я, возвышая голос. — Верные государю люди и честные стрельцы дали отпор изменникам! Заговор подавлен, главные злодеи схвачены! Государь наш, Дмитрий Иоаннович, — я намеренно сделал паузу, давая словам вес, — жив!

Новая волна шепота, на этот раз с оттенком недоверия и проблеска надежды, прошла по рядам.

— Но он тяжело ранен, — вынужден был я добавить, пресекая возможные радостные иллюзии. — И сейчас лекари борются за его жизнь. Пока государь наш не придет в себя и не сможет вершить дела государственные, вся тягость правления по обычаю ложатся на плечи Боярской думы! — Я обвел взглядом собравшихся бояр, многие из