Александр Прозоров - Воевода Страница 19

Ночь надолго погрузила ушкуйников в неведение. Из всего окружающего мира они могли увидеть только огоньки, указывающие, куда нужно править лодки, чтобы удержаться за кормой переваливавшихся по волнам кочей.

А утром вдруг оказалось, что вражеские парусники находятся всего в полутора верстах позади! В очередной раз удивив Егора, шведы, не прекращая гонки, за вечер и ночь то ли зашили, то ли заменили порченую оснастку и теперь опять неслись под всеми парусами, неуклонно догоняя беглецов.

– Нужно тормознуть их еще раз, – сказал атаман, когда дистанция сократилась до полуверсты и на палубе «каравелл» уже хорошо различались лица одетых в пластинчатую броню воинов, готовых к абордажу.

– Нечем, – пожал плечами Тимофей. – Режущие стрелы кончились. После последнего похода новых никто не заказал.

– Если не пострелять, так хоть припугнуть. Давай сигнал к нападению.

Ватажник, выполняя приказ, несколько раз отрывисто свистнул. Ушкуи, слегка разойдясь, свернули паруса, выпустили весла. Лучники подняли оружие, старательно целясь в первый из парусников. Угроза возымела нужный эффект: шведы переложили рули, поворачиваясь бортами и внезапно шарахнули слитным залпом, выплевывая в гребные лодки огромные каменные ядра, предназначенные для уничтожения могучих океанских исполинов.

В исполина скандинавские пушкари, наверное, и попали бы – но ушкуи оказались для них слишком мелкой целью. Десять ядер вспороли волны справа и слева, подняли фонтаны позади лодок – но ни в одну не попали. А вот взметнувшийся рой стрел, судя по вскрикам, кого-то из ватажников зацепил. И, похоже, даже не одного.

– Уходим! – рявкнул Егор. – Вправо!!!

Дважды уговаривать никого не пришлось. Весла аж выгнулись от приложенных к ним усилий, ушкуи сорвались, как пришпоренные, уходя в открытое море. Шведы попытались было пойти в погоню, но быстро поняли безнадежность этой затеи, легли на прежний курс вдоль изрезанного шхерами берега, окаймленного сплошной чередой островов.

Несколько поворотов и короткая погоня отняли у преследователей минут десять – что означало полноценные две версты дистанции, подаренные кочам. Наверстывать потерянное парусникам пришлось почти половину дня. Шведы свою ошибку поняли, и когда Егор попытался повторить маневр еще раз – не колыхнулись на курсе ни на один румб, отогнав ушкуи стрелами.

Поморов спасло море. Точнее – Датские проливы. Игнатий Трескач рисково повел мелко сидящие кочи меж островов почти под самым берегом, проскакивая чуть не в притирку к скрывающим рифы бурунам. Тяжелые трехмачтовые и многопалубные парусники такого себе позволить не могли и отвалили на глубину, к главному фарватеру.

На некоторое время вражьи паруса даже скрылись за горизонтом, и Егор, нагнав головной двухмачтовый коч, закричал:

– Игнатий! Может, пока нас не видят, затаиться?

– Тута не затаишься! – выглянул через борт северянин. – Место больно-то оживленное. И свеи ходят, и датчане-то, и нурманы. Ан хоть кто, да заметит. И стекольщики-то, в море не нагнав, тоже повернут-то, искать станут. К себе уходить-то надобно. На север им хода-то нет. Суденышки больно-то убогие.

– Тогда хоть пожрать чего киньте!!! – взмолился Никита Купи Веник. – А то у меня уже брюхо к спине прилипло!

Поморы, подсуетившись, передали ушкуйникам пару мешков вяленого мяса и бочонок селедки. Ничего другого гребцы есть не могли – готовить-то негде! После чего корабли разошлись на безопасное расстояние, и Игнатий вывел эскадру из-под прикрытия островов в открытое море. День клонился к закату, а налететь ночью на мель никому не хотелось.

Рассвет высветил далеко над горизонтом два паруса. Трескач тут же отвернул на юго-восток, спеша прижаться к берегу, раствориться на фоне заснеженных обледенелых скал, но глазастые шведы разбойников все же заметили, и погоня началась снова. Час за часом, поворот за поворотом океанские парусники упорно выигрывали у своих мелких северных собратьев версту за верстой. Правда, ближе к вечеру, вместо того чтобы висеть у ушкуйников на хвосте, шведы неожиданно отвернули мористее и разошлись, словно собирались перекрыть разбойникам возможность уйти от берега.

Тайна раскрылась утром, когда в рассветных лучах Егор увидел, что берега тянутся от кораблей и справа, и слева. Темные скалы возвышались над горизонтом пока еще далеко, в десятке верст – но стало ясно, что шведы, зная береговую черту намного лучше русских, ловко загнали их в ловушку, направив в какой-то норвежский залив.

Ушкуйники посерьезнели, проверяя оружие, и то оглядывались на парусники, то смотрели на кочи, понуро следующие в тупик.

Разумеется, стремительные лодки могли отвернуть и без труда уйти от преследователей против ветра – но отдавать врагу за здорово живешь с таким трудом добытое добро никто из ватаги не собирался. Уж лучше полечь всем до единого в последней славной драке. А там – будь что будет. Пути Господни неисповедимы. Может статься, шведы и дрогнут, отступятся. Их больше-то всего раза в два. К тому же они ведь даже не татары. Не противник, а так, недоразумение.

Игнатий стал постепенно отворачивать влево, прижимаясь к краю бухты. Северный берег вырос над горизонтом, и вскоре стало ясно, что это вовсе не мыс, а череда островов, местами стоящих совсем рядом друг с другом, местами – в полуверсте. Между собой многие соединялись обледенелыми отмелями, россыпями выпирающих наружу скал, а то и просто ледяными полями. Здесь, на северной стороне Скандинавского полуострова, природа еще не знала о близкой весне, и береговой припай выступал далеко в море.

– Если он опять хочет проползти меж рифов, – пожевал губу Тимофей, – то тут эта хитрость не пройдет. Воды-то открытой почти нет. Везде ле-е-е…

У бывалого ушкуйника отвисла челюсть. На его глазах поморские кочи один за другим повернули на пологую отмель, сверкающую морозным глянцем, под всеми парусами вылетели на нее, скользнули на прибитых к брюху полозьях по льду, промчались между островами, уверенно разбивая в пыль высокие сугробы, взрезали длинными белыми полосами ледяное поле по ту сторону мыса, спрыгнули в волны открытого моря и продолжили путь, словно и вовсе не заметили препятствия.

– А-а-а-а!!! – в бешеном восторге заорали ушкуйники, прыгая на своих скамьях, обнимаясь и размахивая шапками.

«Каравеллы» тоже резко повернули к берегу, словно вознамерились повторить маневр северян, но тут же одумались и переложили рули.

Тимофей, вовремя заметив опасность, залихватски засвистел, приказывая ушкуям убрать паруса и выпростать весла на воду. Лодки рванулись к югу, поперек ветра, стремясь обогнуть парусники по широкой дуге. «Каравеллы» одна за другой шарахнули бортовым залпом – но это скорее был жест отчаяния. Ушкуи находились от шведов слишком далеко, и фонтаны воды поднялись в сотне шагов от разбойников. Парусники торопливо развернулись, дали залп другим бортом – недолет получился еще больше.

– Э-ге-ге-й, охламоны! Ждите, еще увидимся! – встав на своей скамье, помахал рукой скандинавам Осип Хвост из соседнего ушкуя. – Привет Стекольне!

Догнать разбойников против ветра у парусных махин не было никакой возможности.

– Им теперь только из бухты пару дней выбираться, из края в край лавировать, – прикинул Егор. – А потом с той стороны мыса на то же расстояние возвращаться. Трое суток форы. Все, кочей им теперь ни в жисть не догнать. Не по зубам скандинавам поморы нашенские. Ушли.

Апреля 1410 года

Териберка

Даже стремительным ушкуям, подгоняемым веслами, удалось настигнуть кочи только перед самой Териберкой. В бухту они вошли вместе – если, конечно, можно так сказать о кораблях, своим ходом проскочивших по льду до самых причалов, и гребных лодках, которые почти половину версты ватажникам, обливаясь потом, пришлось тащить волоком на себе.

Но самое главное – они вернулись, успешно разорив один из крупнейших городов Европы и доставив свою добычу в целости и сохранности. Достойный повод для разгульной пирушки длиной в несколько дней, и немалая работа еще на неделю – чтобы все взятое разобрать, рассортировать и хотя бы примерно оценить.

Во время набега на Стекольну бесследно сгинули двадцать четыре ушкуйника. Все они полегли на улицах крепости – ведь вынести оттуда ни убитых, ни даже раненых ватаге не удалось. Еще тридцать семь воинов оказались ранены. Почти все – посечены стрелами с башен, моста и стен, когда уже при свете дня ушкуи драпали в опасной близости от укреплений. Ну, и в море нескольким ребятам тоже не повезло.

Зато взяли ватажники в шведском городе одних только монет – всяких-разных, от английских ноблей до персидских драхм – почти два пуда чистого веса. Примерно вдвое больше серебра и злата новгородцы награбили в украшениях: серьгах, кубках, ожерельях, поясах, ножнах, посуде и церковной утвари. Это все не считая всякой рухляди: тюков дорогих тканей, мехов, ковров, одежды и прочего добра. Да еще – одиннадцать пушечных стволов разного мелкого калибра и огненное зелье, на каковые Егор при общем молчаливом согласии сразу наложил руку. Плюс – три ушкуя.