Иван Оченков - Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III Страница 19

Польская пехота совершенно деморализованная оказалась не готова к отражению атаки нашей кавалерии и почти полностью легла под копытами кирасир. Но если пан каштелян не полный идиот, то он наверняка держит свою кавалерию где-то рядом и она вот-вот должна появиться. Так и есть, вот слышится гул копыт тяжёлой гусарской хоругви. В лучах робкого еще рассвета видны идеально ровные ряды несущихся в плотном, стремя к стремени строю польские латники. Я в очередной раз поймал себя на мысли что любуюсь этой идеальной военной машиной. "Драгуны с конскими хвостами, уланы с пестрыми значками...", ни к селу, ни к городу промелькнули в моей голове строки не родившегося еще классика. Ну что же, близится момент истины, фитили тлеют, мушкеты заряжены и вот-вот решится чья возьмет в этом извечном противостоянии пехоты и конницы. Кароль уводит наших кавалеристов под защиту мушкетерского каре. Едва они прошлись мимо нас мы смыкаем ряды и целимся в приближающихся гусар. Я взмахиваю шпагой и гремит первый залп, первая шеренга тут же подхватив мушкеты совершает контрмарш и уступает место второй. Еще залп, и все повторяется. Дым от выстрелов затягивает наш строй и мы не видим надвигающуюся на нас махину кавалерии, но чувствуем ее приближение кожей. Наконец все шеренги выстрелили и заняты зарядкой мушкетов. Тем временем вперед выкачены пушки, и канониры без команды подносят фитили к затравочным отверстиям. Пушки одна за другой плюются картечью, тем временем мушкетеры закончили перезарядку и снова дают залп за залпом.

- Господи дай мне сил!- шепчу я, и кажется, вот-вот сам брошусь к откаченным назад орудиям заряжать их.

- Они бегут! - слышу я чей-то голос. - Они бегут - ликующе кричит мне Клим, увидевший в просвете между клубами дыма откатывающихся от нас гусар.

Кароль тем временем развернул и построил кирасир и снова готов атаковать. Мушкетерский строй раздвигается по команде и наша конница идет в атаку.

- Не зарывайся, - кричу я Каролю скачущему впереди. - Только не зарывайся!

Стабровский пытаясь спасти положение бросает в бой панцирную хоругвь и ополчение местных баронов. Ему необходимо дать передышку гусарам, что бы дать им оправится и развернуться. Но уже гремят барабаны, и мушкетеры бодро маршируют навстречу польскому подкреплению. У поляков превосходство в кавалерии, однако, пехоты можно сказать уже нет. Кароль вовремя заметив опасность, снова разворачивает кирасир и отходит под защиту нашего каре. Панцирная хоругвь, как прежде гусары натыкается на наш строй и разбивается об него, как могучая волна разбивается о несокрушимые скалы. Залпы и пушек и ружей прореживают их строй, а когда поляки откатываются их, снова атакуют кирасиры. И так раз за разом, как в старинном фехтовании, мы то, прикрываясь строем пехоты как щитом, то атакуя конницей как мечом, тесним противника. Но, кажется, всему есть предел, нашелся он и у польской кавалерии и она беспорядочно отступая, откатывается к польскому лагерю. Ее отход пытаются прикрыть последние резервы: казаки и пятигорцы. Но это уже агония, мы отгоняем их одним залпом.

- Клим, сколько у вас зарядов? - спрашиваю я у Рюмина командовавшего сегодня пушкарями.

- По три на ствол осталось, - отзывается он.

- А ядра есть?

- Ядра и есть, картечь почитай всю расстреляли.

- Пугани по лагерю.

По команде Клима пушкари выкатывают пушки в упор и разбивают ядрами сначала один воз, затем другой. Заряды вот-вот кончатся, но нервы врагов сдали раньше и только что отчаянно бьющиеся воины, бросив все, начинают в панике разбегаться. Пример подают знатные шляхтичи, пересевшие на запасных коней и бросившиеся прочь из лагеря не помышляя больше о битве. За ними тянутся их почтовые и шляхтичи победнее. И наконец, весь польский лагерь поддается панике и бежит без оглядки. Кажется, сегодня я победил. Нет, мы победили.

- Запомните этот день! - Кричу я своим солдатам. - Сегодня мы в открытом бою разгромили непобедимых польских гусар! Они очень сильны, и может, еще не раз будут побеждать на поле брани, но непобедимыми они не будут уже никогда! Ибо сегодня их победили вы!

Опьяненный победой и приветственными криками своих солдат я скакал мимо ликующего строя, когда заметил, что Рюмин разговаривает с невесть откуда взявшимся бородатым мужиком и хмурится.

- Что случилось?

Тот не сказав ни слова в ответ, протянул мне небольшой свиток - бересту. Именно берестяные грамоты с донесениями посылал мне Кондрат, и в боку невольно кольнуло беспокойство. Торопливо развернув, я попытался продраться сквозь строй коряво написанных уставом букв. Наконец поняв, что не могу разобраться сунул его обратно Климу.

- Что там? Да не томи!

Тот в ответ по слогам прочитал:

- Прости княже, что не вернулся. Горн со свеями осадил Псков, бьет огненным боем и чинит всякое разорение...

Некоторое время я молчал, пытаясь осмыслить услышанное пока, наконец, уяснив себе смысл послания замысловато выругался.

Что делать? Вот, правда, что делать? Я только что разгромил всех окрестных врагов и вся польская часть Эстляндии у моих ног, но, как говорится, близок локоть, да не укусишь. Захватить Перновское воеводство у меня тупо не хватит сил. Первое побуждение было скакать к Пскову и, повесив Горна на ближайшем суку, развернуть его отряд на Эстляндию. Однако, по здравому рассуждению, разумными эти действия было не назвать. У Горна как-никак, по меньшей мере, вдвое больше войска и тут еще кто кого повесит. Формально конечно я генерал и зять короля и выше меня только звезды, а круче яйца. Но Горн, хоть и всего лишь полковник, представитель старинной шведской аристократии, для которой я просто заезжий германский князек. Встречаться с шведским снобизмом мне уже приходилось и очередной раз попадать впросак не было не малейшего желания. Но, как ни крути, а Горна надо наказать, причем так чтобы другим было неповадно. Итак, что мы имеем? У меня есть письмо генерала Делагарди в котором латынью по белому написано, что полковник Горн направляется в мое подчинение. То есть оный Горн ни много ни мало нарушил приказ. Впрочем, вполне возможно приказ ему изменен, а я об этом ничего пока не знаю. Так рассуждая я пока ехал по захваченному польскому лагерю осматривая доставшееся мне имущество. Имущества, надо сказать, было много. Польская шляхта любит воевать с комфортом и, надо сказать, это не всегда блажь. Отдохнуть после горячей схватки. Вовремя заменить уставшего коня на свежего. Да просто поесть по человечески, все это большое дело. О, а это, я так понимаю шатер пана каштеляна?

Внутреннее убранство не слишком поражало, у многих шляхтичей было куда роскошнее, однако помимо драгоценной утвари и роскошных ковров бывают и иные ценности. И именно на них я сейчас и наткнулся. В центре шатра стоял большой стол, сплошь заваленный бумагами. А пан каштелян, как видно, вел большую переписку. Беру одну бумагу, затем другую, бегло просматриваю и слышу какой-то непонятный шорох под походной кроватью польского военачальника. Показываю на кровать двум ближайшим драгунам, и они выволакивают из-под нее до смерти перепуганного человека.

- Ты кто такой чучело? - спрашиваю я пойманого.

- Я-я-яцек Кли-клицевич..., - заикаясь выговаривает бедолага.

- И что же ты делал под кроватью пана каштеляна Яцек, может мышей ловил?

- Нет, пан, я прятался, - честно отвечает мне молодой человек.

- От кого же? - Картинно удивляюсь я. - Неужели тут есть кто-то столь страшный?

- Ге-герцог Мекленбургский! - сдавленно пискнул Яцек, а мои драгуны, верно догадавшись о разговоре, вывернули ему руки и поставили на колени.

- Почтительнее говори с его королевским высочеством! - почти дружески посоветовали они ему наградив еще одним тычком.

Ах-да мои парни мекленбуржцы и немного понимают славянскую речь. Что же продолжим.

- Яцек, повторяю вопрос. Какого черта ты делал в шатре Стабровского? Ты ему ложе греешь или залез ограбить своего командира пока идет бой?

- Как можно пан герцог! - от возмущения Яцек перестал заикаться. - Я секретарь пана каштеляна! И по его приказу работал над письмами.

- Секретарь? Это я удачно зашел, а что дружок все письма пана каштеляна писаны твоей рукой? Matka boska! Как ты меня обрадовал, мой дорогой.

Пока мои подчиненные занимались доставкой и сортировкой весьма не малой военной добычи, я при помощи секретаря Яцека пытался разобраться с бумагами перновского каштеляна. Как и ожидалось, ничего важного в них не было. Несколько писем от литовского гетмана Ходкевича. Одно от короля Сигизмунда, да еще частная переписка. Одно письмо, впрочем, меня заинтересовало, в нем Ходкевич сожалел, что не может оказать помощь эстляндской провинции, поскольку занят подготовкой похода на Москву. Поляки всерьез решили сажать на трон королевича Владислава, и все возможные ресурсы сосредотачивали для этой цели. Посему гетман ничем не мог помочь местным воеводам кроме совета обходится своими силами и уповать на доблесть польских войск и заступничество божьей матери. Поразмыслив и так и эдак, я велел Яцеку брать перо и писать, так как писал бы Стабровский гетману. Тот не чинясь, очинил перо и вывел на листе бумаги обращение к "ясновельможному пану коронному литовскому гетману и прочая и прочая".