В. Бирюк - Прыщ Страница 19

После выездки — аппетит у всех хороший. Ту же пшёнку смолотили за милую душу. Тем более, что и рыбы по куску дали. Треска балтийская, судя по двум анальным плавникам: у поваров половину целой рыбы углядел. И пересолена, и уже с душком. Впрочем, скандинавы веками едят пованивающую треску. И ничего — викингуют. Может, и мы… только расслабимся?

— Эй, Доборобуд, а ты чего княжью рыбку не кушаешь?

— Да разве ж это рыба? Будто мешок с-под гнилья жуёшь. Вот у нас в Пропойске! Тама-то, в вотчине у батюшки, такие озерки есть… А в них-то такие карасики ходят… Выскочишь, Ваня, с усадьбы затемно. Тихохонько. Ни скрипа, ни стука. На бережок — на цыпочках. А спросонок-то да до свету — зябко! Лодочку свою осторожненько, без шуму, без всплеска какого… Вёселками так это… по чуть-чуть… Встанешь на место, удочку свою размотаешь, червячка насадишь… сам-то руками делаешь, а по воде поглядываешь. А вода-то! Зеркалом стоит! Не шелохнется! И тута — раз! Круги пошли. В одном месте, в другом… Вот же ж — была гладь. Пусто, ровненько, будто и нет никого. А тута… Проснулись карасики, играет рыбка-то! И ты ей, ещё глазёнок-то своих рыбячих не продравшей, с ночи пустым животом мающейся — оп! Червячка. Сверху. Будто манная небесная. Ох она хорошо берёт! Не носом тыкает, не по краю обкусывает — разом, хапом захапывает! А ты чуть так… дёрг. Подсёк! И всё! И она — твоя! Она ещё чего-то думает, рвётся там, убежать куда-то пытается… Пустоё. Повыводил, покуда в разум не вошла. Покудава с судьбой своей не смирилася. Всё, кончилась житьё вольное, в озерке гуляние да плескание. И сачком её. А тама… во такая! Здоровенная! Сильнючая! Одну-другую-третью… А уж и солнышко встало. То было — темно да холодно, дико да страшно. А вот: красота пришла. Свет божий воссиял. И светло тут, и тепло, и родное всё. И радостно. А в корзинке рыбины хвостами бьют. Улов, однако. Хорошо-то как! А уж как кухарка наша тех карасиков со сметаной делает…! Я раз палец себе чуть не откусил. Вот те крест! Эх, Ваня, вот в Пропойске у нас рыба! А это-то… пакля да пакля.

О чём говорить молодым парням, попавшим на казённые харчи? Или кто-то думает, что в 12 веке не так, как в 21?

Правильно думает — не так. Километр селёдки за год тебе здесь не дадут. Чуть-чуть рано. В 18 веке в Петербурге будет в моде ладожская селёдка. Как пишет современник: «ладожскую селёдку ловили копчёной, она имела отвратительный вкус». С севера она устойчиво доходит до Ильменя. Сходная южная «чехонь» довольно высоко поднимается по Днепру, но до Смоленска не доходит. О корюшке пока… да и была бы — кто нам, «прыщам» даст? И «шайбу» в 20 г. масла сливочного — тоже. Потому как масло здесь льняное. А перловку нам не дают, потому что «не по чести» — из ячменя. Ячмень и овёс — лошадиная еда, для бедных.

После трески — второй тест. Привели в местную церковку, показали — где нам место. Или кто-то думает, что в церкви куда верующий захотел — туда и встал? Когда греки Киевскую Софию строили, был у них известный скандал с Ярославом Мудрым: тот запретил ставить отдельные хоры для княжеской семьи, как в Царьграде сделано. В Царьградской Софии император с семейством полностью отделен от остальных молящихся. Не то — для возвеличивания, не то — во избежание.

Поп пришёл, руку подал. Ну я и пожал. Потряс так… крепко, уверенно. По-пролетарски: «Здравствуй, товарисч!». Попец и остолбенел. Мончук кинулся исправлять мой промах:

— Ты, эта, чего, отрок? В церкви не бывал?! Приложится ж надо! К ручке батюшкиной!

— Да? А на что?

— Ну ты, блин…! Ну ты тупой…! Благодать же! Милость же!

— Да ну?! (Вылупил глаза, понюхал воздух, погрозил, радостно улыбаясь, пальцем) Не. Не проведёшь. Не пахнет. Ладаном пахнет. Воском пахнет. Ещё — вином пахнет. Дерьмецом маленько… Благодатью… не.

Вид радостного кретина, распознавшего чужую хитрость, у меня получился убедительно.

Попец — мужик не мелкий. Звероподобный. Начал багроветь. Особенно когда я насчёт запаха хмельного упомянул.

— Вон поди, ехидна скудоумная!

Интересно: ехидной меня ещё не называли. Такой милый зверёк вроде маленького дикобраза. Из семейства однопроходных. Может, он это имел ввиду?

Раз меня выгнали — я потопал к Гавриле. Надо, надо маленькому ехиднёнку в норку забиваться.

Будда выслушал мой коротенький рассказ, тяжко вздохнул и приставил к делу — крутить бочку с песком.

Здешнее железо — отнюдь не нержавейка. В Смоленске в выплавленном железе присутствует никель, в Новгородском — хром. Но в весьма малых дозах — как маркер места изготовления годится, как добавка для изменения свойств — нет.

Причина возникновения примесей? — Микробы бывают разные. Плавят-то болотную руду, которая продукт жизнедеятельности органики. А кто там из этих прокариотовых в третьем годе в этом конкретном болоте особенно успешно размножался…

Поэтому всё железное ржавеет. Про постоянную сырость в «Святой Руси» я уже… Поэтому чистить нужно постоянно. Ладно — меч или саблю. У них большие плоские поверхности. А кольчугу? Зае… мда. Поэтому кольчуги кидают в бочку с песком и бочку крутят. Типа как барана на вертеле. Вот Будда меня и приставил.

Будда — оружничий князя Романа. У других братьев, кроме самого младшего Мстислава, будущего «Храброго» — свои такие же есть. «Свалка» оружия у князя Романа — обширная. Но — разнородная.

Тут надо начинать с начала — с очень высокого уровня индивидуальности вооружения местных воинов.

Мне это несколько непривычно: бывало, конечно, что бойцы у «калашей» приклады отпиливали — у кого руки короткие, но так-то всё вооружение, в рамках подразделения — стандартное. Никто специально гранату под свой рост не подгоняет.

Здесь подход принципиально другой: воину дают деньги, а не оружие. Танкист танк себе не покупает, а гридень коня — обязан.

Понятно, что жизнь богаче вариантами. Я уже вспоминал, что в эту эпоху черниговские князья держали табун в четыре тысячи голов. Кони эти попадали в их дружину. Но была ли это привилегия — купить по низкой цене, или, наоборот, монополия — продать по высокой — нет данных. А вот ситуацию, когда князь просто отдал ополчению своих коней, по необходимости — для обеспечения скорости движения, летописи фиксирует только один раз.

Кроме табунов, у князей есть склады, с которых выдаётся уже готовое имеющееся оружие. Часто — в подарок. Награждение личным оружием — очень древняя традиция. Изредка — выдают в счёт жалования. Но это исключение: обычно выдать что-то приличное невозможно — нету.

Нормально так: десятник идёт с новобранцем к мастеру-оружейнику. Точнее, к нескольким подряд — специализация мастеров достаточно сильная. Есть целые улицы, отдельно — бронников, отдельно — щитовиков… Мастера подбирают требуемое из своих запасов или делают на заказ. Новик расплачивается из выданного аванса. Десятник контролирует качество и цены. Чтобы «лоха зелёного» не надурили.

Снаряжение, снабжение — за свои деньги. Так не только на «Святой Руси»: воины Тамерлана, например, перед походом скидывались и посылали десятников на рынок — сапоги для всего десятка покупать. Римские легионеры так же, в складчину на отделение, покупали продукты и походную кухонную утварь. Почему, собственно, за западными армиями и тащились обозы маркитантов: там, где организовано централизованное снабжение — толпам вольных торговцев места нет.

Соотношение между частным и казённым в армии — бессистемно и нелогично, зависит от эпохи, страны, традиций… Мушкетёры Людовика Четырнадцатого получали от казны мушкеты, но одежду, сапоги, коня, сбрую, холодное оружие и обязательно слугу — будущий мушкетер приобретал за свой счет. Русский офицер наоборот: слуга-денщик — из солдат.

В 12 веке всё вооружение — личное. Следствие: государственных арсеналов нет. Оружие накапливается у мастеров. Трофейное, порченное, невостребованное.

Можно сравнить с денежным обращением: первые банкиры выросли из менял. «И сказал Иисус: изгоню менял из Храма». В Иерусалиме тогда все капиталисты — разбежались, хлебная торговля — остановилась: нет кредита — нет товара. У менял накапливались деньги, которые они снова пускали в оборот. Конечно, в казне государя денег больше. Но нет свободных. Так и с оружием: на княжьем дворе — полно оружия. Но оно всё при деле. Новых бойцов вооружать — не из чего.

На Руси раскопано с десяток мест, которые можно отнести к производству или ремонту оружия. Мастерские. И не одной специфически арсенальной. А теперь прикиньте соотношение числа мест изготовления и числа «арсеналов» в Демократической России.

Ещё две тонкости.

Местное железо малопригодно для консервации. АК можно смазать, уложить в ящик — и в склад. Где он может храниться десятилетиями. С той же кольчугой — так не пройдёт: нужно периодически доставать, чистить от ржавчины, заново смазывать. Понятно, что частота такого «вынужденного массирования» зависит не только от качества железа, но и от условий хранения, от качества, например, часто используемых здесь для смазки гусиного жира и льняного масла.