Герман Романов - Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!» Страница 2

— Эх, Мила, Мила! Евина ты дочка! Кхм. — Вспомнив о пещере, Андрей невольно закряхтел. Нет, женщина ему сильно понравилась, но вот в том, что именно ее шаловливая ручонка ему по затылку заехала камнем, майор сейчас не сомневался.

Однако был тут один нюанс. Ведь именно в подобной ситуации она его от Томаша спасла, когда этот тевтонский выкормыш, что уже радовался будущей победе, получил по загривку от тех же милых женских ручек увесистым булыжником…

— А вот это уже просто здорово! За это тебе от ордена Святого Креста большое спасибо!

Селим-эфенди не обманул, не поскупился — два толстых, туго набитых мешочка приятно дзынькнули, лаская своим звоном слух. В одном оказались арабские динары, покрытые замысловатой вязью узоров, прочитать которые он был не в силах, да и мало кто из христиан смог бы это сделать.

В другом мешочке желтели массивные, вызывающие только одним своим видом полное доверие, византийские солиды с двуглавым орлом и бородатым профилем императора в короне. Золото своим тусклым блеском поневоле притягивало взгляд.

— Солидно жить с солидами, — усмехнулся Андрей, ощущая приятную тяжесть мешочков в ладонях. — С полпуда будет, если не больше на чуток. Еще бы — две тысячи золотых монет, и на халяву достались. За то, чтобы я сам себя не зарезал!

Никитин знал, что говорил — арабские динары предназначались в уплату тевтонским наемникам только за то, что те не покусились на его жизнь как командора ордена Святого Креста.

Хотя свое обещание, данное арабам, эти псы-рыцари вероломно нарушили, убитый Томаш, или Курт фон Нотбек, на другой манер, — как признался ему в лицо сам предатель, нацепивший синюю униформу крестоносцев, — тому подтверждение.

Сейчас Андрей остался единственным получателем этих денег и, главное, законным — недаром арабы бебут на ханджар поменяли. А солиды даны ему лично Селимом, взамен доспехов и оружия убитых гулямов.

Приятно воевать в рыцарские времена, когда враг проявляет столь неслыханное благородство и щедрость! Осталось только громко посетовать на изменившиеся за тысячелетие отношения.

— О времена, о нравы!

Третий мешочек, тощий, как вымя выдоенной козы, Никитин открывать не стал, прекрасно понимая, что трогать его личные деньги, прихваченные в дорогу, арабы не стали. Как и менять положенные туда три десятка серебряных польских грошей на свои полновесные чеканные дирхемы, что не менее ценились даже в христианских землях. Еще бы — и серебра в них чуть больше, и проба выше.

Андрей быстро закидал в мешок с вещами и сухим пайком свои сокровища и уложил туда сверху свернутый рулоном красный орденский плащ с нашитым поверху белым командорским крестом.

Немного подумав, бережно снял со своей груди тяжелую золотую цепь с красивыми эмалированными бляшками, решив, что нечего открыто демонстрировать знаки великого магистра крестоносцев.

Для людей это будет напрасный соблазн, а для самих гор безразлично, что таскает человек на своей шее. Вечны горы, тысячелетиями спокойно взирающие на людскую возню!

— Как Наполеон в Египте в свое время брякнул? — Андрей на секунду задумался, громко и пафосно продекламировал: — «Солдаты! Сорок веков взирают на вас с высоты этих пирамид!» Вот так-то, знай наших!

Произнеся реплику, Андрей сильной рукою закинул распухший мешок за спину, на плечо повесил колчан с болтами, а сам арбалет взял в правую руку и, придерживая массивный меч левой рукою, бодрым шагом направился по занесенной снежком дороге.

Одно было плохо — столь предупредительные гулямы не оставили ему лошади, а потому придется вспоминать навыки пехотинца, от которых он уже порядком отвык.

Через подземный ход из замка живого коня протащить просто невозможно, так что арабы тут ни при чем — раз не было у него копытного друга, так не было. Зато в ином благородные враги серьезно помогли, да так, что никакого гужевого транспорта не нужно.

— За той горушкой село, так что там я лошадкой живо обзаведусь, все не на своих двоих топать!

Никитин посмотрел на покрытые снегом склоны, которые проглядывались, впрочем, с трудом — слишком густой шапкой высились зеленые кроны сосен. И лишь там, где облетела листва с ясеней и берез, виднелись белые проплешины — верная примета наступившей зимы.

— Верст десять — часа за три-четыре дойду! — Андрей усмехнулся и, впечатав сапог в хлюпнувший незамерзшей грязью рыхлый снежок, бодро поспешил вперед.

ГЛАВА 2

«До сих пор ни хрена не пойму, что за пляски вокруг Боливара, то есть меня, грешного, происходят! Арабы платят тевтонам тысячу золотых, чтобы те не покушались на мою жизнь. Почему?! Если подумать, что Милица работает на мусульман, Штирлиц в юбке, так сказать, то тогда это предположение подтверждается.

И вот еще одна странность, что весьма укладывается в эту версию, — все словацкие замки, где побывала эта женщина, рано или поздно гибнут. Вроде как несчастье одно она приносит?!»

Вопрос был задан, и ответ, как чувствовал Андрей, находится где-то рядом. Потому он упорно размышлял, благо времени было много, а ноги сами отмеряли шаги по дороге. Только сейчас мозг, вернее то, что можно назвать «автопилотом», принял самостоятельное решение, внося свою поправку в выбранный курс.

— Зачем огибать такую широкую долину по тропе, что петляет по склонам, по камням?! Пойду прямиком, с полем сейчас ничего не будет. Чай, хлеб селяне давно скосили!

Андрей подобрал первое, пришедшее на ум, но единственно правильное, на его взгляд, решение. Проделывать большой крюк отставному майору не улыбалось, и так пар валил струями от одежды — он даже стал запыхаться от быстрой ходьбы.

И снова принялся размышлять о наболевшем, благо ноги сами трудились, отсчитывая шаги по белому снежку, из-под которого в ответ щедро хлюпала грязь, намытая недавними дождями.

«Сотник гулямов про мой возраст сразу же спросил, чуть ли не первым вопросом! Что, просто вот так поинтересовался, от балды?! Нет, Мила меня ночью тоже спрашивала, а я, как телок, размягчился в ее объятиях, слюни распустил и все выболтал.

Ох, и хитры Евины дочки! И в замке она сонного зелья подсыпала, по крайней мере, мой оруженосец Арни на ее совести. Теперь понятно, как словацкие замки арабы брали!

Это какой-то самый натуральный „троянский конь“ в женском обличье, право слово. И охотились они за командором, только меня за самозванца приняли. Причем обоснованно — откуда им знать было, что я есть новый „Лжедмитрий“.

Тевтонам за мою жизнь уплатили, хотя те плевать на это хотели. Но важен сам факт! Зачем я им нужен живым, почему они не только не хотят меня убивать, но и другим не дают?

И умно поступили, доставив меня именно сюда, а не отпустив обратно в „Три дуба“. Ведь алиби, по сути, подготовили. Там бы я на вопросы отвечал — почему обратно вернулся? Где Милица? А так все просто — в дороге был, а женщину по делу отправил. И никто вопросов не задаст — ибо это есть тайна ордена, а я его „хранитель“. Хм…

А ведь они не только просчитали, но и наверняка знают что-то очень важное. Но что?!»

Никитин резко остановился, словно вкопанный, от внезапно пронзившей его душу смутной догадки, тут же стремительно ускользающей из мозга куда-то вниз, чуть ли не в живот, который мгновенно пронзил ледяной холод.

— Твою мать! Какой же я баран!

Критическое замечание относилось не к собственным интеллектуальным способностям, а к той дури, которая у всякого русского бьет через край. Положение отставного офицера сейчас стало не просто серьезным, смертельно опасным, причем в самом прямом смысле слова.

— На хрена меня в трясину понесло!

Андрей утопал в ледяной вонючей жиже, которая настолько быстро поглотила его по грудь, что он не успел толком осознать это. Как и то, что одежда только сейчас стала медленно намокать, обволакивая разгоряченное от ходьбы тело лютым холодом.

— Идиот!

Теперь ему стало ясно, что дорога по склону гор была проложена не просто так и не пашню обходила, а эту гнусную болотину, куда он дуриком влез, чуть ли не на самую середину, воспользовавшись тем, что первый ночной морозец прихватил сверху грязь, а выпавший снежок надежно замаскировал смертельно опасную ловушку.

— Как же я попал!

Ноги словно схватили в тиски, он не мог ими даже пошевелить, и какая-то сила тащила вниз, несмотря на все его отчаянное барахтанье. Он дергался, матерился и плевался, но положение от этого не только не улучшилось, но еще больше усугубилось.

Теперь Андрей не просто утоп по шею — проклятая, вонючая до омерзения липкая грязь облепила ему все лицо, залила глаза, лишив возможности видеть. В таком положении он еще не был ни разу в жизни, и отчаяние придало ему сил.

— Хана…

Силы внезапно иссякли, он даже не представлял, сколько времени он боролся с трясиной.