Питер Цурас - Победа восходящего солнца Страница 2

Несмотря ни на что, Номонган сильно повлиял на планы японского военного командования. Что интересно, достижение полной боевой готовности, позволяющей вступить в бой с Красной Армией на Дальнем Востоке, было намечено на 1943 год. На этот же год наметил основные военные действия и Гитлер — тогда, по его планам, вермахт будет окончательно укреплен. До 1940 года стратегия Японии, план № 8 (план «Хаши-го»), базировалась на основном мощном броске через горную цепь Великий Хинган в район озера Байкал. Главной целью операции было полное отсечение советского Дальнего Востока, от Читы до Тихого океана. В начале 1939 года Генеральный штаб сообщил командованию Квантунской армией, что для выполнения этого плана требуется 200 000 автомобилей и расширение сети автодорог в регионе. Номонган был репетицией. Японцы пришли к справедливому заключению, что у них нет ни транспорта, ни материально-технической базы для поддержания наступления на такое расстояние. Внимание японского командования переключилось на северный и восточный театры военных действий[10].

По сравнению с озером Байкал, отделенным от Маньчжурии огромным открытым пространством, более актуальные на тот момент цели находились прямо по другую сторону границы, обозначенной реками Амур и Уссури. Главной особенностью жизни на советском Дальнем Востоке тогда была ее полная зависимость от Транссибирской магистрали, которая пролегала — по сути, от самого Благовещенска, через Хабаровск, советский областной административный и промышленный центр, почти до северных окраин Владивостока, важнейшего советского тихоокеанского порта, — в опасной близости от маньчжурской границы. В особенности был уязвим Приморский край. Он  будто бы вклинился между границей Маньчжурии и Японским морем, и железная дорога на всем участке к северу от озера Ханка попадала в радиус обстрела японских орудий. Из японской крепости в Хутоу отлично просматривались железнодорожные пути в районе Имана. Угроза была весьма серьезной, так как советские войска начали строить пояс оборонительных укреплений немного восточнее, а дорогу оставили незащищенной. Основные части Квантунской армии уже выстроились вдоль границы к югу от озера. Они находились в каких-то шестидесяти километрах от важнейшего железнодорожного узла — Ворошилова (ныне Уссурийск), захват которого разомкнет магистраль и отрежет Владивосток.

Модификации плана «Хаши-го» 1940–1941 годов подтверждали, что основной удар японская армия нанесет именно здесь, на восточном направлении. На западном и северном фронтах японские войска должны были перейти к обороне. Характер и направление последующих операций зависело от успеха первого этапа на Уссури.

Для выполнения плана «Хаши-го» необходимо было задействовать все силы японской армии — 32 дивизии в первой фазе и 10 или 11 во второй. К 12 дивизиям Квантунской армии должны были присоединиться 10 из Японии и еще 10, отозванные из Китая. Во второй фазе войска пополнились бы еще 7 дивизиями из Японии и 3–4 из Китая. В первой фазе вдоль Уссури предполагалось расположить 20 дивизий, объединенных в 1-ю Территориальную армию — группу из трех армий. 3-я и 7-я армии из 8 дивизий должны были нанести удар по Ворошилову; 5-я армия с пятью дивизиями должна была ударить по Иману и перерезать железную дорогу. Оставшиеся дивизии должны были осуществлять поддержку или находиться в резерве. На Северном фронте 4-я армия с 4 дивизиями должна была участвовать в сдерживании противника в северной части горного массива Малый Хинган. На Западном фронте 6-я армия, также состоявшая из 4 дивизий, должна  была выполнять ту же задачу на западе Большого Хингана. В ходе второй фазы на Восточном фронте 3-я и 7-я армии должны были наступать на Владивосток, а 5-я армия должна была нанести удар в северном направлении и взять Хабаровск. Эти цели стратегически и географически были гораздо менее значительны, чем район озера Байкал, но у них было огромное, даже решающее преимущество — они требовали минимальных логистических усилий. На захвате Владивостока настаивало командование японского Императорского флота, давно стремившееся уничтожить тыловую базу советского Тихоокеанского флота. Для достижения этой цели флот предоставлял 350 самолетов, от бомбардировщиков наземного базирования до самолетов 1-й дивизии авианосцев. Эти силы должны были вместе с 500 самолетами 2-й авиационной группы внезапно атаковать и разгромить силы советской авиации в Приморском крае[11].

Боевой порядок Красной Армии на этом театре военных действий устрашал. К 1940 году японцы выяснили, что силы Красной Армии, размещенные от Владивостока до Монголии, состояли из тридцати стрелковых дивизий, двух кавалерийских дивизий и девяти танковых бригад; по численности это соответствовало 2800 самолетам, 2700 танкам и 700 000 солдатам и офицерам[12]. В целом эти данные соответствовали истине; однако японцы недооценивали уровень механизации. На самом деле Красная Армия могла похвастаться девятнадцатью стрелковыми дивизиями, шестью танковыми дивизиями, четырьмя механизированными дивизиями, двумя мотострелковыми дивизиями, одной кавалерийской дивизией и десятью стрелковыми бригадами[13]. Несмотря на общее материально-техническое превосходство, у японцев было существенное превосходство в плане дислокации. Красная Армия располагалась по гигантской дуге от Монголии до Тихого океана и находилась в прямой зависимости от уязвимой Забайкальской железнодорожной магистрали. Важнейшая часть механизированных подразделений находилась  на западном конце дуги, в Монголии и Забайкальском ВО. Японцы же собирались сконцентрировать удар на дальнем конце дуги, в Приморском крае, в котором, по их оценкам, находится 13 дивизий. Если учитывать, что дивизии Красной Армии были примерно наполовину слабее японских, это преимущество впечатляло. Превосходство на море должно было оказаться еще более значительным — Объединенному флоту противостояли 5 эсминцев, 200 торпедных катеров и 70 подводных лодок. Последние представляли серьезную угрозу для операций в Японском море.

В 1938 году японская разведка получила один из двух неожиданных подарков. 13 июня начальник Дальневосточного отделения НКВД, советской тайной полиции, перешел границу и сдался. Генералу Генриху Самуиловичу Люшкову было что рассказать. Это был удачливый и коварный карьерист, использовавший любую предоставляемую Сталиным возможность для достижения вершины. Но глубоко внутри он, бедняга, разочаровался в том социализме, который строил Сталин. Может быть, отправив на тот свет 5000 людей, он боялся стать 5001-м. Он был готов помочь японцам. Он переметнулся в самый разгар репрессий и нарисовал перед японской разведкой картину опустошения эшелонов командования Красной Армии. Двумя годами позже, в 1940-м, один советский офицер так описал плоды трудов НКВД:

«Я своими глазами видел последствия уничтожения кадрового офицерского состава на Дальнем Востоке. Я отправился вместе со Штерном в инспекционную поездку по вверенным ему подразделениям. Прошло уже два года с тех пор, как прекратились массовые аресты, однако вертикаль командования до сих пор не была восстановлена.

Многие посты оставались незанятыми, так как не было достаточно квалифицированных людей, чтобы их занять. Батальонами командовали офицеры, закончившие военное училище меньше года назад... Как можно было мечтать о заполнении этой пропасти?»

В 40-й стрелковой дивизии 39-го корпуса, которая сыграла огромную роль в победе у озера Хасан, остался один офицер — лейтенант[14]. Люшков нарисовал такую живописную картину лишений, отчаяния и с трудом сдерживаемой ненависти к режиму, что убедил влиятельные круги Японии в том, что Советский Союз подобен сгнившему дому, который готов развалиться, стоит только выкорчевать порог. Такой «взгляд изнутри» не мог не впечатлять, особенно когда прогнозы Люшкова сбывались. Его репутация возросла, когда его информация в целом подтвердилась; к тому же у него открылся талант предсказателя — вспомнить хотя бы нападение Германии на Советский Союз. К тому времени он уже играл роль советского противника в военных играх японского штаба[15] и готовился стать губернатором Приморской провинции Его Императорского Величества.

К июлю 1940 года международное напряжение, вызванное японскими национальными и военными претензиями, начало нарастать. Война Японии с Китаем вызывала растущее недовольство Соединенных Штатов, приводившее ко все новым и новым экономическим санкциям. Если бы США и Великобритания объявили экономическое эмбарго, особенно на нефть, Япония получила бы смертельное ранение и без войны. Многие представители военного командования Японии подтверждали факт «постепенного снижения поставок» и отстаивали стратегию «Нансин», или «на Юг», направленную на получение доступа к ресурсам  Юго-Восточной Азии и Голландской Ост-Индии. Другие были сторонниками стратегии «Хокусин», или «на Север», так как считали, что Советский Союз представляет серьезную угрозу, с которой следует разобраться в первую очередь. Их аргументам добавляла весомости поддержка нового министра иностранных дел, Йосуке Мацуока, и нового министра военных действий, генерала Хидеки Тойо, из второго кабинета, сформированного принцем Конойе. На руку им играло и беспокойство самого императора о могущественной Красной Армии, угрожающей Японии с тыла.