Самый длинный день в году (СИ) - Тарханов Влад Страница 2

— Я сделаю чай, дорогая. И поговорим.

— Я чаю не хочу. Жду.

Киваю головой, иду на кухню, плита горяча, это не газовая плита моего времени, дровишки трещат, я пока привык к этим растопкам… Я вообще в бытовом плане довольно трудно вписывался в это время. Нет, готов я был, теоретически… практика оказалась такой вот сложной и непривычной. Что я делаю на кухне? Тяну время! Оттягиваю очень непростой разговор. Ставлю на поднос три стакана чая в красивых подстаканниках. В вазочке — варенье, я к нему не прикоснусь, это для Марго. Знаю я этих беременных. Чаю они не хотят! А только начнешь пить — сразу станут отхлебывать из твоей чашки. Почему чай в стаканах с подстаканниками? Частичка темпорального шика. Когда родители рассказывали, как это круто — пить в поезде чай из таких вот стаканов с красивыми подстаканниками я их не понимал, считал, что это просто заморочка, пунктик из детства. Сейчас понимаю, что в этом было что-то от старинной русской чайной церемонии. Не пить чай из чашки, заваренный из одноразового бумажного пакетика, а вот так, из стакана, куда заварка сначала наливается из заварочника, а потом кипяток из чайника, а еще лучше — самовара…

Я ставлю на столик у дивана поднос, в стакан перекочёвывает долька лимона. Марго смотрит на меня спокойно, понимает, что я оттягиваю разговор, но уверена, что раз сказал, значит все расскажу. Ладно, думаю, что пора.

— Марго, я сразу хочу сказать, что получил разрешение на этот разговор. — начинаю с самого неприятного.

— Если бы не получил, так и разговора не было бы? — Маргарита удивлена. Очень удивлена. Не ожидала, что у мужа могут быть от нее такие секреты.

— Не было бы. — отвечаю, чуть поморщившись. Неприятно, но лучше быть честным до конца.

— Я тебя попрошу не перебивать меня несколько минут. Но сначала допью чай. Очень хочу пить. В горле пересохло. — тяну время не просто так. Пять минут назад должны были отключить прослушку. Но я хочу дать еще две-три минуты, на всякий случай. Марго молчит. Знаю, ее разрывает любопытство, но, потерпит, куда она денется… Молодец, девочка, стержень в тебе есть. Терпишь. Звонок. В трубке тишина.

— Что это? Ты ничего не говорил? Ошиблись номером? — Маргарита встревожена.

— Это сигнал. Подтверждение. Я теперь могу говорить.

Маргарита ошарашено смотрит на меня. Но всё-таки молчит. Понимаю, у нее есть догадки, интересно, что она себе навоображала, что из этого подтвердиться, а что нет?

— Мое настоящее имя Андрей Толоконников. И я еще не родился. В две тысячи двадцатом году меня перебросили в это время и в этот мир. Можно, я не буду грузить тебя научной информацией? Просто прими это на веру и слушай дальше. Мое сознание, мою матрицу перебросили в тело комбрига Алексея Виноградова накануне отправки его дивизии на Финскую войну. Матрица или сознание самого Виноградова исчезли. Никакого симбиоза, никакого сотрудничества.

Маргарита замерла. Ее громадные глаза стаи еще громаднее. А я рассказывал. Почти все, что мог рассказать. Она меня не перебивала. Завладела одним из стаканов чая и понемногу прихлебывала его, Марго любит чай немного остывший, знает, что я такой чай называю «помоями», но продолжает их (помои) пить да нахваливать. Но сейчас она даже произнести что-то боялась. Я сделал перерыв, осушив стакан совершенно остывшего чая, не ощутив его вкус совершенно: в горле пересохло, мысли путались, я старался уложиться в очень простые формулы фраз, не сбиваясь на терминологию своего века. Потом продолжил рассказ. А когда закончил, снова потянулся к еще одному стакану с холодным чаем, осушил его, отметил про себя, что говорил 22 минуты и 45 секунд. А у меня еще был почти сорокаминутный запас времени. Что-то вроде ответов на вопросы. Удивительно, но вопросов не было. Маргарита как будто обдумывала информацию, переваривала ее, осваивалась в новом мире, который я ей открыл. Внезапно произнесла:

— Зачем ты здесь?

— Чтобы встретить тебя! — отвечаю, не задумываясь, потом замечаю, как Марго вспыхивает, решила, что я шучу, лицо вытянулось, уголки рта поджаты, вот-вот клыки вылезут, ну точно славянская Мара, а не Марго…

— Стоп! Ты думаешь, что я шучу… только это неправда. Не до шуток, поверь. Меня послали с заданием — оттянуть начало неизбежной войны с нацистской Германией. Самой страшной войны этого века. Только… Это ОНИ меня сюда послали с этой целью. Но ведь кто-то пропустил меня сюда? Я точно знаю, что из сотен запусков единицы заканчивались хоть каким-то успехом. Может быть, я уникум, единственный, которому хоть удалось пробиться и хоть что-то сделать. Вот… я не был счастливым человеком, умаю, что в своем времени я уже умер, так и не узнав настоящей любви и женской ласки. Судьба! Я не знаю, за что мне досталась такая доля, как-то так. Но вот моя личная цель — это было найти тебя. Если ты понимаешь разницу… Это как получить от Времени какую-то компенсацию за всё, за мою жизнь и страдания, вот…

— Леша… ой, извини, Андрей…

— Алексей. Андрея уже нет. Я — Алексей Виноградов. Для всех. В том числе для тебя. Два раза в одну реку не войти, даже если вернуться в прошлое.

Ее вопрос оказывается неожиданным:

— Леша, скажи, ты в Бога веришь?

— Я знаю, что у человека есть душа. Я знаю, что этот мир кто-то создал. Да, я знаю, что Бог существует. Я только не знаю, что это такое: Бог.

— А твое время, оно какое? Что нас ждет в будущем?

Я посмотрел на часы. У меня еще было немного времени. Не очень много, но было.

— В будущем нас ждет война. Самая страшная война, я уже говорил об этом. Вот только теперь она не будет такой, какой была. Понимаешь, все уже изменилось. Насколько изменилось — я не знаю. Но меня с тобой не должно было быть — ни в каком варианте. В нашем времени мою дивизию разбили, а меня расстреляли перед строем бойцов по решению военного трибунала. Меня фактически тут нет, ни в каком варианте. А я есть. Вот такие пироги. Извини, что я так сбивчиво, как могу… но война теперь будет другой. Лучше или хуже — я не знаю. Меня послали, чтобы было лучше.

У меня закончился запал, я растерялся, жена почувствовала это и предложила:

— Я сделаю чай?

— Если не сложно.

— Не сложно.

Маргарита исчезает на кухне, а я чувствую, как мне внезапно становится плохо, очень плохо: перед глазами начинают кружиться стены комнаты, вот оно, головушка-то вот-вот расколется от сильной боли. Понимаю, что разговоры пора заканчивать. Пора себя, любимого, как-то спасать.

— Марго! — еле шепчу. Удивительно, но она услыхала. Вот, примчалась.

— Что с тобой?

— Всё, всё, извини… Не могу говорить. Не могу.

Голова врывается еще большей болью. Сердце начинает стучать отбойным молотком по грудной клетке. Что это? Время приказывает мне заткнуться? Я не понимаю. Но вид у меня такой, что Марго пугается. Она не знает, что делать, а я вспоминаю, что может помочь.

— Там. Коньяк. Неси.

Еле цежу слово за словом. Марго схватывается, приносит открытую бутылку коньяка, к которой я так и не прикоснулся. Черт, не из горла же!

— Ложку!

Наливаю столовую ложку коньяка, держу ее во рту. Сосуды начинают расширяться. Голова чуть-чуть становится легче, сердце отпускает. Выплевываю. Наливаю еще ложку. Повторяю процедуру. Ну вот и все. Теперь можно и передохнуть. Понимаю, что стало легче. Вот только рановато пока что расслабляться. Рановато.

Через несколько минут раздается звонок телефона. Поднимаю трубку. Молчание. Что же, прослушка опять включена. Я уверен, что во время разговора прослушка не работала. Почему? Да потому что незачем плодить сущностей, которые что-то знают. Круг посвященных в тайну ограничен. Ну и всё. И я уверен в том, что приказ Сталина Лаврентий Павлович Берия выполнил. Особенно такой приказ. Берия не дурак. Опасный, умный, работоспособный. Он мстителен, как все люди гор, где понятие чести соседствует с понятием кровной мести. Но он и политик, который не позволяет личным интересам взять перевес над государственными. Скажите, опять я кровавую гебню оправдываю? Ерунда. Некого оправдывать. Очень легко морализаторствовать, сидя в Интернете и опасаясь только дизлайка под очередным постом в одной из социальных сетей. И очень сложно брать ответственность на себя и делать дело. В тридцать первом году Сталин произнес фразу о том, что за десять лет надо преодолеть отставание в промышленности от всего мира, иначе нас уничтожат. И что стало в сорок первом? Он что, был великим прогнозистом или ему Мессинг на ухо такой вывод нашептал? Ничего подобного. Угадал. Точно угадал, потому что чувствовал. Такое бывает. Гениальное озарение. Скажешь фразу, а она потом становится реальностью. Вот так это и происходит.