Николай I Освободитель. Книга 6 - Андрей Николаевич Савинков Страница 2

И даже тут, уже фактически после сдачи последних экзаменов, «карьера» Марии Ивановны едва не загремела в тартарары даже не начавшись. Виной тому стали неожиданные административно-бюрократические препоны — начальство из Министерства народного просвещения поначалу наотрез отказалось принимать выпускников женского пола на работу.

Дело в том, что Россия в 19 веке была страной где положение в обществе определялось классным чином. И даже назначение на должность простого сельского учителя, которое теперь после проведения административной реформы было связано с получением 14 чина в гражданской ветке табели о рангах. Который сам по себе в эти времена давал право на личное дворянство. Дать чин и дворянство девушке, вчерашней крестьянке — такое чиновникам из министерства буквально не могло налезть на голову. Это же обрушение всех вековых устоев, не иначе!

А с другой стороны — что делать? Деньги на обучение потрачены, выпускники уже посчитаны, расписаны по будущим местам работы, отчеты «наверх» отправлены… Где недостающих учителей тогда брать, спрашивается?

И такая дилемма вылезла не только у «учителей», но еще и у «медиков», в стране к этому моменту уже имелось несколько тысяч женщин-акушерок и фельдшеров, которые по должности теперь должны были получить 14−13 классный чин. И опять же — личное дворянство!

Проблема решилась только личным вмешательством Ее императорского величества, которая к этому моменту уже сама занимала неофициальную должность товарища министра народного образования и была очень недовольна тем, что ее проект какие-то там чинуши пытаются откровенным образом заволокитить.

Присвоили Осиповой Марии Ивановне в итоге 14 класс — нужно было видеть лицо ответственного чиновника из министерства, который документы передавал, казалось он только что надкусил неспелый лимон, так его корежило — и назначили сюда в Ольховку…

— Полтавская губерния? А почему там? Неужто ближе не нашлось детей, которых нужно грамоте учить?

— Понимаешь, Машенька, — куратор был фактически в три раза старше молодой учительницы и имел право на определенную снисходительность в тоне. — Не просто так учителей готовят в Москве да Санкт-Петербурге. По всей нашей большой империи великое множество различных мест, где говорят по-разному. И это я не имею ввиду запад с бывшими польскими землями, татар за Волгой или множество народностей Кавказа, их наречия вообще отдельно стоят. Но даже если говорить о русских людях живущих, скажем, в Архангельске и на Дону, то разговаривают они совсем по-разному. На столько, что даже понять друг друга им порой может быть сложно. Вроде бы один язык, слова знакомые, а смысл ускользает.

— И что? — Не поняла девушка.

— А то, что именно вы — учителя и призваны исправить эту ситуацию. Не просто так посылают молодых выпускников из Москвы по всей стране. Туда, где открываются новые школы, действительно гораздо проще набрать преподавателей из местных. Но ведь они и учить станут детишек своему, местному говору, а нам нужно, чтобы все люди в империи разговаривали одинаково и могли понять друг друга без толмача дополнительного.

Дальнейшая эпопея с переездом уже вполне себе столичной — а что, три года там жила, это не какие-то деревенщины, которые только и умеют, что коровам хвосты крутить — барышни в село под Полтавой достойна отдельного рассказа. Тут, в двадцати верстах от губернского города на удельных землях было создано большое совместное хозяйство в три сотни дворов и почти полторы тысячи душ крестьян. Хозяйство занималось преимущественно выращиванием дивного цветка подсолнечника, с последующей переработкой его в масло, имело достаточно солидное стадо, которое кормилось в том числе отходами от производства и вообще жило гораздо богаче своих соседей — бывших государственных и помещичьих крестьян.

Вернее, бывшие государственные крестьяне — те, что получили в собственность наделы на старом месте — жили, наверное, в среднем богаче, однако даже у них доступ к таким благам цивилизации как образование и медицина был весьма и весьма ограничен. Про тех, кто уезжал на новые места и про бывших помещичьих даже говорить нечего. Во всяком случае, желающие вступить в совхоз, в том числе и со своим паем, имелись постоянно, и совет хозяйства во главе с назначенным сверху управляющим регулярно придирчиво отбирал тех, кто, по мнению общества, мог быть этому самому обществу полезен. Впрочем, были и те, кому вольный воздух и свобода городской жизни виделись милее тяжелой крестьянской работы, таких тоже отпускали без особых сожалений.

По началу Марию Ивановну на новом месте приняли с опаской. Виданное ли это дело — баба-учитель. Кого она вообще может чему научить? Но нет, достаточно быстро — не без помощи местного управляющего, который скоренько объяснил всем сомневающимся всю серьезность затеи — молодой учительнице удалось завоевать уважение селян.

Если в первые недели и месяцы дети приходили в класс с опаской, за некоторыми даже приходилось ходить по дворам, уговаривать и объяснять родителям пользу от образования, то уже на второй год ситуация выровнялась и «отказников» — все же обучение в школе не было обязательным, и заставить учиться никто не мог — в совхозе практически не осталось.

Зато резко проявилась другая проблема — миллион местных парней, из самого совхоза и всех окрестных деревень внезапно решили, что подобная незамужняя девушка представляет собой настоящее оскорбление для их мужественности. Кроме того, что Маша была сама по себе девушка красивая, являлась уважаемым членом общества, чин — виданное ли дело, селяне из всех классных чиновников только уездное начальство и знали, а тут девушка — имела, а главное — жалование в сто двадцать рублей годового оклада.

Не так много, — по столичным меркам так и вовсе откровенно бедно, однако где те столицы — но учитывая выделенное совхозом бесплатное жилье, отдельные деньги на отопление избы-школы, а так же продукты, которые селяне не стеснялись передавать учительнице «чтобы питалась лучше», деньги фактически шли в чистую прибыль. Сто двадцать рублей в год — это очень прилично, есть за что побороться.

Самой же Маше местные ухажеры — что логично — были совсем не интересны. В конце концов, если бы девушка сильно хотела замуж,