Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка Страница 20

— Проклятье! — прошептал господин сеш мау, глаза которого тоже усмотрели некоторые странности, и завизжал. — Это враги! Ворота закрыть! Закрыть!

Он опоздал. Те из хапиру, что подошли к стене, уже сбросили веревки с шей. Они расхватали копья и круглые щиты, лежавшие в повозке и укрытые каким-то тряпьем и мешками. Остальные уже бежали вслед за ними, вооружаясь на ходу. Даже те, кто притворялся колесничими. Немногочисленную стражу у ворот смели в одно мгновение. Одного зарубили, второму размозжили голову, а третьего ткнули в переносицу медным краем щита и попросту затоптали. Первым в ворота крепости вбежал громила с перекошенным от ярости лицом и с длинным мечом в руке. Под плащом его сверкал бронзой чешуйчатый доспех. Вслед за ним в крепость вломился неимоверно широкий в плечах коротышка с окладистой бородой. Он помахивал шипастой булавой и хищно смотрел на мечущихся в панике египтян. Громила крикнул что-то, и если бы господин сеш мау знал этот варварский язык, он услышал бы следующее:

— Главк! Пивной ты кувшин! Если мне в лицо опять прилетят чужие мозги, я тебя своей рукой зарублю! Нет, хуже! Лишу половины добычи!

— Да ладно тебе, Тимофей! Вечно ты из-за ерунды злишься.

— Стена щитов! — заревел громила. — Ворота держать, пока остальные не подойдут! Убить тут всех!

Глава 7

Год 4 от основания храма. Месяц первый, Посейдеон, Морскому богу посвященный. Январь 1172 года до н.э. Энгоми.

Я все-таки решил вывести ткацкое производство с территории дворца, но встретил яростное сопротивление собственной жены, которая этим самым производством руководила. Подумав, я отступил. Дворец — он ведь словно живой организм, и многие поколения царей точно не были идиотами, раз именно так обустраивали свою жизнь. Сотни служанок не только ткали, но и готовили, носили воду, убирали, вязали носки и свитера, и делали еще кучу самых разных дел. Например, ублажали своих царей, если были молоды и красивы. Эта часть моей жизни тоже оказалась в цепких руках Креусы, которая теперь сама присылала мне рабынь на ночь. Делала она это так тонко, что я ни имен, ни лиц их запомнить не успевал. Мимо меня пролетал какой-то дикий калейдоскоп из разнокалиберного бабья, привезенного со всех концов света, от Сардинии до Нубии. Они просто делали свое дело и уходили, склонившись до земли и пятясь назад. Они даже не смели поднять глаза. Да-да, моя жена опять ждет ребенка, а второй Феано в своем дворце она точно не потерпит. Тяжко ей сейчас. Тут нет такого понятия, как токсикоз первой половины беременности. Понятия нет, а токсикоз есть. И еще какой…

— Все вон! — сказал я, войдя в ее покои, и служанки брызнули во все стороны, оставив нас наедине.

— Зачем ты пришел, господин мой? — спросила бледная, как мел Креуса, которая похудела и осунулась до того, что на лице одни глаза остались. — Ты не должен видеть меня такой. Не смотри, прошу!

— Глупенькая, — поцеловал я ее. — Неужели ты думаешь, что я разменяю мать своих детей на очередную смазливую мордашку? Ты думаешь, я забыл, что ты для нас всех сделала?

— Я сейчас нехороша, — заплакала она, закрыв лицо руками. — Я лежу колодой, и меня мутит день и ночь. Ну почему так? Почему любая рыбачка может работать до самого последнего дня, смеяться, хлопотать по дому, а потом родить под кустом, встать и просто пойти дальше? Почему мне дети даются такими муками? Моя матушка дюжину родила, и у нее никогда не бывало такого.

Я сел рядом, обнял ее за плечи и прошептал на ухо.

— Хочешь, я научу тебя ткать такое покрывало, которое ты сама не сможешь сделать ни за что?

— Что ты сделаешь? Ты научишь ткать? Меня? — Креуса так удивилась, что даже плакать перестала. И по-моему, ее даже перестало тошнить. Она смотрела на меня расширенными глазами, а потом вспомнила. — Как тогда носки, да?

— Да, — кивнул я. — Слушай! Когда делаешь толстое полотно из шерстяной или льняной пряжи, то в него можно вплетать короткие нити. Они привязываются к основе узелками и потом обрезаются ножиком. Вот таким!

И я протянул ей небольшой кинжал с крючком на конце.

— Эта нить называется ворс, а в месте, которое можно закрыть пальцем, будет десяток узелков. Такой ковер согреет тебя в самую лютую стужу. Повесь его на стену, и он сохранит тепло в доме.

— Я, кажется, поняла-а… — прошептала Креуса, которая уже позабыла о своей немощи. — А если нити будут разноцветные, то ведь можно любой узор сделать. Господин мой! Неужто тебя и Великая Мать благословила тоже?

— Я пойду? — лукаво улыбнулся я, похлопав ее по пышному бедру. — Не скучай, царица. И пожалуйста, умерь свой любовный пыл. Пусть твои рабыни приходят в мою спальню три раза в неделю. А лучше пока два. Ты меня совсем заездила

— Алуна! Гания! — закричала моя жена. — Одеваться! И супа горячего подайте!

— Лапша! — стукнул я себя по лбу, уже выйдя в коридор. — Совсем забыл про лапшу. Ладно, в следующий раз скажу.

Заседание Царского совета сегодня проходило в расширенном составе. Египтянин Анхер, который койне уже вполне освоил, использовал свой устрашающий акцент только на стройке вместе с палкой. Он изъяснялся понятно, и имен египетских богов всуе больше не употреблял. Он теперь вообще мало напоминал настоящего египтянина. Умение умножать в столбик и знание истинного значения числа пи поселили в его душе изрядный скепсис. Да и боги египетские в моей земле не имели власти, навсегда изменив этого парня. По слухам, он даже волосы начал отращивать, и того же потребовал от своей жены. По какой-то непонятной причине лысые женщины ему теперь не нравились. Впрочем, если посмотреть, с кого именно он изваял статую Великой Матери, то становилось понятно, почему Нефрет с такой искренней радостью провожала в порту свою лучшую подругу Феано. Есть все-таки в женской дружбе нечто загадочное, недоступное моему пониманию.

Глиняный макет будущего города обступили самые уважаемые люди Энгоми. Купцы, писцы и военачальники. Они спорили, тыча пальцами в идеально прямые кварталы и в площади с храмами, которые стояли на пересечении улиц. Когда я вошел, все дружно поклонились, даже Ил, который на совете присутствовал всегда. Мальчишка постоянно тянул руку, чтобы потрогать