Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка Страница 21

— Государь, — обратился ко мне Рапану. — Рынок за стеной расположили. Нехорошо это. Налетят разбойники с моря, ограбят. Купцы просят площади у храмов под торговлю отдать.

— Да ни за что! Кто за вами убирать будет? — взвился градоначальник Энгоми, носивший гордое звание эпарха. Его недавно пришлось назначить, потому что хозяйство разрасталось не по дням, а по часам, а нити водопроводов тянулись все дальше и дальше, к самым окраинам. Следить за всем этим было просто некому.

— Торговцы сами… э-э-э… уберут, — несмело возразил Рапану и сам застеснялся настолько наивного вранья.

Эпарх хмыкнул и отвернулся. Этот раунд остался за ним. А мне пришла в голову неожиданная идея. Я ведь был в Риме и помню форум Траяна, первый в истории торговый центр.

— Вот этого квартала не будет, — сказал я, показывая на север города, недалеко от порта. — Здесь будет рынок.

— Места мало, господин, — поморщился Рапану. — Город растет.

— Построим в три этажа, — отрезал я. — И все купеческие кварталы соберем вокруг него. Делайте лавки на первых этажах своих домов.

— О-ох! — одномоментно выдохнули купцы, ослепленные неслыханными перспективами. А я скромно добавил.

— Ваша помощь не понадобится, почтенные. Казна построит рынок сама. Где эконом?

— Я здесь, господин.

Низенький писец, один из уцелевших при погроме столицы бандами «живущих на кораблях», управлял огромным дворцовым хозяйством, включая мои имения, стада и сады. Должность его называлась ойокономос, но мне это было выговаривать лень, и он смирился.

— Возьмешь в свое ведение.

Тот молча поклонился до самой земли и застыл в таком положении. Не может подняться, сволочь. Боится, что я увижу его счастливую улыбку. Он уже прикинул, сколько соберет с купцов за право занять лучшие места. Испорчу-ка ему настроение. Петросян я или где.

— Когда сделаете план каждого этажа, покажете мне. Я определю начальную цену каждой лавки. А потом места будут проданы с аукциона на срок в пять лет.

Бинго! Мой эконом сначала побледнел, потом покраснел, а потом его физиономия приняла красивый зеленоватый оттенок. Как хорошо, однако, когда не ошибаешься в людях. Купцы нахмурились тоже. Они-таки надеялись пропетлять, сунув увесистый кошель кому надо.

Мне надо! Мне суйте! — так и хотелось мне крикнуть им в лицо, но я благоразумно промолчал. — Император Веспасиан брал ведь взятки вместо своих чиновников, а я чем хуже. У меня тоже задница, а не бюджет. Я строю город и огромные корабли, которые непонятно когда еще начнут давать прибыль. У меня на носу война и торговое эмбарго в отношении Египта, и оно неизвестно чем закончится.

— Нет, ребятки, — пробурчал я по-русски. — Легко жить хотите. Я вас выпотрошу.

— А мясной рынок? — поднял голос Рапану. — А рыба? А зелень?

— За стену! — отрезал я. — Бойни на десять стадий от пригорода отнести. Кто из мясников загадит реку отходами, повиснет на кресте. И выселите, наконец, из столицы всех кожевенников… Где мы пришлых сидонцев размещаем?

— В Кирении, господин, — напомнил эконом.

— Вот в Кирению и выселите, — милостиво кивнул я. — Пусть эту вонь сидонцы нюхают. Когда ветер с севера, во дворце дышать нечем.

— А мы под кожевенников целый квартал отвели, — растерянно переглянулись вельможи.

— Который? — спросил я.

— Вот этот! — показали мне кусочек города на отшибе.

— Мы там построим термы, — решительно ответил я, а когда ощутил на себе два десятка непонимающих взглядов, пояснил. — Купальни с холодной и горячей водой, с бассейнами и комнатами отдыха.

— Дорого получится, государь, — непонимающе смотрел на меня диойкет.

— Так это и не сейчас, — горестно вздохнул я, мечтая о баньке из сруба. — Просто оставьте местечко. Лет через пять вернемся к этому разговору.

Стоп! А почему это я должен мечтать о бане? У меня что, дерева нет? Печь я не сложу, не умею, но мне и простого очага хватит. По-черному банька тоже очень даже ничего. Бывал как-то в такой в Сибири. Дальше высокое собрание пошло где-то за пределами моего сознания. Я мечтал о бане и дубовом венике, и на лице моем блуждала идиотская улыбка.

Пара тысяч рабочих рук, работавших за еду, придала стройке совершенно неслыханный темп. Я прилюдно поклялся, что отпущу пленных, как только будут закончены стены, и даже небольшую награду дам. Ошалевшие от таких перспектив люди старались изо всех сил. И сидонцы, и тирцы, и библосцы, и даже горстка уцелевших пеласгов из-под Газы… Впрочем, нет, этих бандитов пришлось распять. Отмороженные оказались на всю голову. А держать по стражнику на каждого такого заключенного экономически неэффективно. У ханаанеев семьи есть, их дома ждут. А этим терять совсем нечего. Не люди, волки лютые. Привыкли кровь лить как водицу. Вот поэтому у нас мужчин в плен практически не берут, ибо содержать нерентабельно. До вершин рабовладения времен Катона Старшего мы еще не скоро дойдем.

Огромные десятитонные блоки, что легли в основание стены, сменили блоки вдвое меньшие, а потом, на самом верху, их сменят камни весом до тонны. Нет нужды такую тяжесть на высоту волочь. Робкие намеки окружающих на тему: а почему бы не построить стены из сырцового кирпича, как все нормальные цари, я отмел с негодованием. Недолгая неразбериха в Ассирии подходит к концу, и они очень скоро выйдут на авансцену. Выйдут вместе со своими таранами и маленькими кирками, которые несет в ручной клади каждый воин. Они кирпичную стену разберут на раз.

А наш главный строитель снова потерялся. Во время вынужденного отпуска на Родосе я вспомнил про такую штуку, как полиспаст и римский подъемный кран со ступальным колесом, рассказал ему о них, и он снова забухал. Слабоваты нервишки оказались у парня. Непробиваемая корка воспитания правоверного египтянина уже давно лопнула с треском, но у него все еще случался культурный шок. Он никак не мог поверить, что два блока уменьшают необходимое усилие почти в два раза, а четыре блока — еще больше. Он сделал модель, проверил и пропал. Только горький плач Нефрет, проклинающей своего непутевого мужа-пьяницу, сигнализировал всему южному кварталу, что господин Великий строитель все еще жив и даже частично здоров. Просто пока не совсем пригоден к работе. Думаю подшутить над ним со всей свойственной мне искрометностью. Как только