Мэрион Брэдли - Туманы Авалона Страница 204

Есть ли на свете хоть одна женщина, что вела бы себя иначе? Гвенвифар – Верховная королева, но она первой завела любовника… Сердце Моргейны закаменело. Ее, и Моргаузу, и Изотту выдали замуж за стариков – что ж, такова жизнь. Но Гвенвифар была женой красивого мужчины, лишь ненамного старше ее самой, и Верховного короля к тому же – чем она-то была недовольна?

Друстан отложил арфу, поклонился и взял рог с вином, чтобы промочить пересохшее горло.

– Я не в силах больше петь, – сказал он, – но я буду только рад, если леди Моргейна согласится взять мою арфу. Я слыхал, что леди искусно на ней играет.

– Действительно, дитя, спой нам, – попросила Моргауза, и Артур пылко поддержал ее просьбу.

– И вправду, я так давно не слышал, как ты поешь – а твой голос и поныне кажется мне прекраснейшим в мире… возможно, потому, что это был первый голос, который я помню, – сказал Артур. – Кажется, ты пела мне колыбельные, когда я еще даже толком не умел разговаривать, да и ты сама была тогда ребенком. Такой я тебя и запомнил, Моргейна, – добавил он, и в глазах его промелькнула такая боль, что Моргейна опустила голову.

"Может быть, именно этого и не может простить мне Гвенвифар – что для него мой облик сливается с ликом Богини?"

Она взяла арфу Друстана и склонилась над струнами, поочередно трогая их.

– Она настроена не так, как моя, – сказала Моргейна, перебирая струны, потом подняла голову, заслышав какой-то шум, донесшийся из-за двери. Пропела труба – в помещении ее звук казался слишком хриплым и пронзительным, – и раздался стук подкованных сапог. Артур привстал с трона и снова опустился на место, когда в зал размашистым шагом вошли четверо мужчин, вооруженные мечами и щитами.

Эти четверо были облачены в римские шлемы – Моргейна видела такие: пара подобных шлемов сохранилась на Авалоне, – короткие воинские туники и доспехи римского образца; за плечами у них вились красные плащи. Моргейна даже сморгнула, дадбы убедиться, что глаза не подводят ее: казалось, будто это явились из прошлого воскресшие римские легионеры. Один из них держал шест с прикрепленным к нему позолоченным изображением орла.

– Артур, герцог Британии! – громко провозгласил один из новоприбывших. – Мы принесли тебе послание от Луция, императора Рима!

Артур поднялся с трона и сделал единственный шаг навстречу воинам в наряде легионеров.

– Я не герцог Британии, а Верховный король, – спокойно произнес он, – и я не знаю никакого императора Луция. Рим пал и находится в руках варваров, – и, как я вижу, самозванцев. Впрочем, не следует наказывать псов за дерзкую выходку их хозяина. Можете огласить свое послание.

– Я – Кастор, центурион легиона «Валерия Виктрикс», «Победоносный орел», – произнес все тот же мужчина. – В Галлии вновь собираются легионы под знаменем Луция Валерия, императора Рима. Вот что Луций велел передать тебе, Артур, герцог Британии: ты можешь продолжать править, сохраняя свой титул, если в течение шести недель отошлешь ему имперскую дань, которая должна включать в себя сорок унций золота, две дюжины британских жемчужин, по три повозки железа, олова и свинца, сто ярдов шерстяной ткани и сто рабов.

Ланселет вскочил со своего места и встал рядом с королем.

– Мой лорд Артур, – воскликнул он, – позволь мне вышвырнуть отсюда этих наглых псов – пускай они с визгом бегут к этому недоумку Луцию и скажут ему, что если он хочет получить дань с Британии, то может прийти и попытаться ее взять!

– Подожди, Ланселет, – все так же спокойно сказал Артур, улыбнувшись другу. – Не стоит так говорить.

Он несколько мгновений разглядывал легионеров. Кастор наполовину извлек меч из ножен. Артур мрачно произнес:

– Никто не смеет обнажать оружие в день святого праздника при моем дворе, солдат. Я не жду от варваров из Галлии, чтобы они умели вести себя, как цивилизованные люди, – но если ты сию секунду не спрячешь меч в ножны, то клянусь, я позволю Ланселету сделать с вами все, что ему заблагорассудится. Не сомневаюсь, что даже вы в своей Галлии слыхали о сэре Ланселете. Но я не желаю, чтобы перед моим троном проливалась кровь.

Кастор гневно оскалил зубы и резко вогнал меч в ножны.

– Я не боюсь рыцаря Ланселета! – заявил он. – Вся его слава осталась в прошлом, вместе с войной против саксов. Но я – посланец, и мне приказано не проливать крови. Что мне передать императору, герцог Артур?

– Ничего – если ты, даже стоя перед моим троном, отказываешь мне в моем титуле, – отозвался Артур. – Но скажи Луцию вот что: как Утер Пендрагон наследовал Амброзию Аврелиану, хоть никакие римляне и не помогали нам тогда в нашей смертельной борьбе с саксами, и как я, Артур, наследовал моему отцу Утеру, так и мой племянник Галахад унаследует после меня трон Британии. Никто больше не имеет законных прав на императорский титул – и власть Римской империи более не распространяется на Британию. Если Луций желает править своей родной Галлией и ее народ согласен признать его королем, я не стану этого оспаривать. Но если он попытается заявить права хотя бы на дюйм Британии или Малой Британии, он не получит от нас ничего, кроме трех десятков добрых британских стрел – туда, куда ему больше понравится.

Кастор, побледнев от ярости, заявил:

– Мой император предвидел, что может получить какой-нибудь дерзкий ответ наподобие этого, и потому велел мне сказать так: Малая Британия уже находится в его руках, и он запер Борса, сына короля Бана, в его же собственном замке. А когда император Луций опустошит всю Малую Британию, он явится сюда, как некогда – император Клавдий, и заново завоюет эту страну, как бы этому ни старались помешать все твои дикарские вожди, разрисованные вайдой!

– Передай своему императору, – отозвался Артур, – что мое предложение касательно трех десятков британских стрел остается в силе – только теперь я увеличу их число до трех сотен, и что он не получит от меня никакой дани, кроме стрелы в сердце. Скажи ему также, что если он хоть пальцем тронет моего соратника сэра Борса, я отдам его Ланселету и Лионелю, братьям Борса, и разрешу им заживо спустить с него шкуру и вывесить его освежеванный труп на крепостной стене. А теперь возвращайся к своему императору и передай ему мои слова. Нет, Кэй, не трогай их – посланцы священны перед богами.

В зале воцарилась тишина – все были потрясены случившимся. Легионеры развернулись и вышли, печатая шаг и грохоча каблуками подкованных сапог по каменным плитам. Когда они исчезли, зазвучали громкие возгласы, но Артур поднял руку, и все снова смолкли.

– Я отменяю завтрашний турнир – вскоре нас будет ждать настоящая битва, – сказал он. – А призом будет добыча, отнятая у этого самозваного императора. Соратники, я желаю, чтобы завтра на рассвете вы были готовы выехать к побережью. Кэй, позаботься о всем необходимом. Ланселет, – король взглянул на старого друга, и по губам его скользнула легкая улыбка, – я оставил бы тебя здесь, чтобы ты охранял мою королеву, но я знаю, что на этот раз ты захочешь поехать с нами – ведь твой брат оказался в осаде. Я попрошу священника, чтобы на рассвете он отслужил службу для тех, кто пожелает исповедаться и получить отпущение грехов, прежде чем идти в битву. Сэр Увейн, – Артур отыскал взглядом нового соратника, сидевшего среди молодых рыцарей, – теперь я могу предложить тебе добыть славу в сражении, а не на турнире. Я прошу тебя, сына моей сестры, быть рядом со мной и прикрывать меня от предательского удара в спину.

– Это большая честь для меня, м-мой король, – запинаясь, произнес сияющий Увейн, и в этот момент Моргейна отчасти поняла, почему Артур внушает своим подданным такую любовь и преданность.

– Уриенс, добрый мой зять, – продолжал тем временем Артур, – я поручаю королеву твоему попечению. Оставайся в Камелоте и береги ее до тех пор, пока я не вернусь.

Он поцеловал руку Гвенвифар.

– Моя леди, прости, но мы должны покинуть пир – война снова постучала к нам в двери.

Гвенвифар была бледна как полотно.

– Я буду ждать твоего возвращения, мой лорд. Да хранит тебя Господь, милый мой супруг.

Она поцеловала короля. Артур встал из-за стола и спустился с возвышения, на ходу кивнув остальным:

– Гавейн, Лионель, Гарет – все соратники – за мной! Прежде чем последовать за королем, Ланселет на миг задержался рядом с Гвенвифар.

– Попроси благословения Божьего и для меня, моя королева, когда я отправлюсь в путь.

– О Господи, Ланселет!… – вырвалось у Гвенвифар, и, словно позабыв, что на них смотрит весь двор, королева бросилась ему на грудь. Ланселет обнял ее и принялся утешать. Он говорил так тихо, что Моргейна не услышала ни единого слова, но она заметила, что Гвенвифар плачет. Но когда королева подняла голову, глаза ее были сухими.

– Да хранит тебя Бог, любовь моя.

– И тебя, любовь сердца моего, – еле слышно произнес Ланселет. – Вернусь я или нет – да благословит тебя Бог. Он повернулся к Моргейне.