Сергей Чекоданов - Летний шторм Страница 21

   - Кому смог передал! - Виктор почувствовал злость. - Ты, товарищ батальонный комиссар, свои возможности с моими не путай. Тебя, может, в штаб фронта и пустят, а я слишком мелкая сошка для этого.

   Андрей едва заметно усмехнулся. Прибедняется подполковник. Ещё как пустят, стоит только удостоверение личного представителя наркома НКВД показать! Светиться не хочет? Ну что же, имеет полное право.

   - Слушай, подполковник, в моей палате раненый командарм Филатов находится. Его эвакуация предусматривается?

   - Мне приказано обеспечить отправку вашей группы. А кто будет в неё входить, решать тебе. - Отрезал подполковник Зайцев.

   "Да не получаются отношения с батальонным комиссаром Баневым", - подумал Виктор. Вроде и мужик не плохой, без откровенного зазнайства. Другой на его месте все двери ногами бы открывал, а этот никак не решится свою власть применить. И не трус. Тогда на улице сильно помог им, расстреляв из гранатомета те танки. Пусть и материл Виктор "представителя Ставки" последними словами, когда бойцы притащили комиссара раненого и истекающего кровью, но должен был признать, что не будь этого "геройства", улицу удержать не получилось бы.

   Но, всё равно, есть в нём что-то чужое. Вот и пословицы из блатного жаргона знает. Может, успел в лагере посидеть? Это у нас нетрудно. Ляпнул не то слово, и тебе уже впаяли "червонец" за антисоветскую агитацию. Но как он тогда смог в представители Ставки угодить? Ничего непонятно!

   - Сколько у нас времени? - Перешёл на официальный тон батальонный комиссар.

   - Опоздали, по крайней мере, на трое суток! - Обрадовал его подполковник Зайцев.

   - Значит времени много. - Решил Банев. - Готовь пока транспорт. А я с начальником госпиталя переговорю.

   Подполковник Зайцев отошёл к окну, контролируя работу своих подчинённых. Всё было сделано быстро и грамотно. Приобретённый за эти месяцы опыт дорого стоил. Причем непонятно, когда было легче. В предвоенные месяцы, когда приходилось подолгу выслеживать осторожную и пугливую сионистскую агентуру, порой в самых невероятных и неожиданных местах. Или сейчас, когда основным врагом стала немецкая разведка.

   Немцы, особенно в первые дни, действовали нахраписто и нагло, не ставя противника ни во что. И поплатились за самоуверенность. Сейчас Абверу приходится восстанавливать свою изрядно прореженную агентуру, и на некоторое время немцы затихли, решаясь только на мелкие укусы. Но появилась новая головная боль в лице польских националистов. Хотя головной болью были именно немцы, эти же скорее напоминают геморрой своей вездесущностью. Честно говоря, большого вреда от них нет, ибо они не торопятся умирать во славу рейха, а всё больше занимаются обычным бандитизмом, но под красивыми лозунгами борьбы за свободу. Вот только, надоедает отлавливать все их группы и группки, тратя бесценное время на всякую полубандитскую шушеру. Хотя серьёзные люди были и среди них, но они не бегали с винтовками по советским тылам, а плели интриги где-то в тиши старинных особняков за светской беседой, представляя менее значимым "борцам за свободу" отвлекать на себя силы советской контрразведки.

   Кто-то из этих истинных врагов и дергал за ниточки, руководя всем, что происходило вокруг этого городишки. Сразу же после того памятного боя, когда, ошалевшие от того, что смогли выжить, бойцы радостно смеялись и хлопали друг друга по плечам, считали потери и горевали по убитым товарищам, Виктору пришлось заняться своими прямыми обязанностями. Рассказ старшины Чеканова о польском боевом отряде в городе подтвердили и другие источники. Мальчишка Стась даже показал то здание, где они квартировали. Но дом уже был пуст. На месте был только ксёндз. Но, во-первых, была инструкция не трогать местное духовенство без крайней необходимости. Во-вторых, священник не слишком скрывал свои взгляды и, когда под видом любопытствующего в костёл заявился один из командиров его группы, знающий польский язык в достаточном объёме, наговорил столько о "пшеклентных москалях", что хватило бы на пару приговоров. В-третьих, "поп" не представлял интереса в качестве арестанта, а вот понаблюдать за ним стоило.

   Ксёндз много и громко говорил, часто встречался с непонятными людьми, мало похожими на истинно верующих прихожан, а больше напоминающими "блатных" местного разлива. Ездил по окрестным посёлкам и хуторам, и не всегда с богоугодными делами. Вот только, никак не походил он на настоящего руководителя данного "обвода" Армии Крайовой. К тому же ничего серьёзнее распространения "Информационного бюллетеня", конспиративной газеты польского эмигрантского правительства, он не предпринимал.

   Виктор наблюдал за священником, отслеживал тех с кем он контактировал, пока не понял, что его старательно водят кругами, отвлекая от кого-то более серьёзного. И сидит этот человек в городе. И готовит что-то очень важное. Пришлось брать священника и парочку его связных посерьёзнее и просто "колоть". Те поупирались для начала, но поняв, что дело пахнет не "гуманной" высылкой в Сибирь на поселение, а расстрелом, причем немедленным, стали говорить. Даже ксёндз.

   И главным результатом этого рассказа является визит подполковника Зайцева в этот госпиталь. С единственной, но очень важной целью - немедленно выпроводить "личного представителя Ставки" за пределы зоны своей ответственности. Осторожные вопросы, адресованные в штаб фронта, о цели нахождения данного батальонного комиссара в этом городке, вызвали там такую бурю эмоций и такие подробные комментарии, что из всего ему сказанного Виктор усвоил только два вопроса. "Какого х... он там до сих пор делает?" И. "Ты чего му... до сих пор молчал?"

   Но зато немедленно был выслан самолёт для эвакуации остатков группы батальонного комиссара Банева.

   Старшина Щедрин контролировал коридор, в который выходили двери палат госпиталя, намётанным глазом определяя кто из какой. Его задача была предельно простой, с точки зрения начальства, определить диверсантов, если они проникнут в здание. Легко сказать, а вот сделать... Вот, если бы раненые разошлись по своим платам. Но как объяснить людям необходимость этого, не поднимая паники? Как заставить улечься обратно в кровать, хотя бы, вон того паренька на костылях, ковыляющего неподалёку от стены? Судя по всему, учится ходить заново.

   Оставалось только вертеть головой во все стороны и внимательно смотреть.

   Подполковник, всё-таки взял старшину в свою группу. Недолгого знакомства с артиллеристом хватило для того, чтобы выяснить - старшина обладал очень важным для работника контрразведки качеством - он умел ВИДЕТЬ. Видеть главное в данный момент и в данном предмете.

   Вот и сейчас Виктор доверил ему самый важный участок - наблюдение за внутренним коридором этажа. Но вот старшина напрягся. В коридор вошёл незнакомый командир в звании политрука.

   - Товарищ политрук, вы к кому? - спросил Щедрин.

   Командир окинул его презрительным взглядом и, непонятно растягивая слова, процедил:

   - Не мешайте работать, боец, освободите дорогу.

   Щедрин вскинул руку, отдавая честь, сместился в сторону. Политрук подбросил свою руку к тулье фуражки, шагнул мимо старшины и немедленно повалился на пол, получив по шее ребром старшинской ладони.

   Всё случилось настолько быстро, что когда Виктор сумел среагировать на происходящее, Щедрин деловито пеленал безвольное тело политрука его же ремнями.

   - Ты чего старшина? - удивился Виктор.

   - Диверсант, товарищ подполковник! - Ответил старшина и, видя непонимание в глазах командира, пояснил. - Слова растягивал, потому что акцент скрывал. Честь по-польски отдал двумя пальцами, а не ладонью, как у нас принято. Да и с одёжкой непорядок! Галифе от полевой солдатской формы, а френч то командирский, выходного покроя, ещё довоенный!

   Виктор вновь поразился чутью старшины. Мгновенно разглядеть такие мелочи? Это надо уметь! Пригляделся сам. Действительно гимнастёрка от выходной формы, которую вблизи фронта позволяют себе носить только большие начальники. Да и никто не оденет её со штанами от солдатской формы. Наоборот могут, даже если не по уставу. Да и взмах рукой отличался от способа отдания приветствия в Красной Армии.

   Вскоре политрук пришёл в себя, дёрнул руками, но, обнаружив, что они связаны, прошипел сквозь зубы что-то по-польски. Широко открыл рот, пытаясь крикнуть, но старшина деловито затолкал ему в рот индивидуальный пакет в качестве кляпа.

   - А вот кричать не надо! - Ласково сообщил поляку Щедрин. - А то опять по башке получишь!

   Впрочем, и без условного сигнала диверсанта где-то правее хлопнул выстрел, затем второй, вслед ним заработал пулемёт, судя по звуку чешский ZB. Заработал в ответ "дегтярь", раздались первые взрывы гранат.

   Мгновенно затихли все звуки в госпитале. Раненые прислушивались к стрельбе, пытаясь определить, кто ведёт бой и на каком расстоянии от них. Те из них, кто был в коридорах, прижались к стенам. Из соседней палаты выбежал молодой боец с наганом, наверное из средних командиров, кинулся к оконному проёму.