Валерий Белоусов - Спасти СССР! «Попаданец в пенсне» Страница 21

У врача задрожали руки:

— Сейчас, я вот сейчас, вот… а, уже лучше! Видите, порозовел… и тоны сердца уже ровнее… что с ним стало? Отчего он так разволновался?

— Сам не понимаю, — почти искренне удивился Берия, — просто товарищ маршал попросил меня голову этак чуть левее повернуть… а потом захрипел, побелел, за сердце схватился! Что с ним может быть такое?

— Думаю, ничего серьёзного, просто сердечный спазм… вот, видите, уже приходит в себя… как вы себя чувствуете, пациент?

— Нормально… он уже ушёл? — через силу прохрипел Язов.

— Кто это — он?

— Этот, что из ада явился по мою душу…

— Нэ волнуйтесь, товарищ, вы просто переутомились… Павлов я. Просто Павлов!

— Так точно, Павлов! Лаврентий Павло… х-хе… — и Язов опять попытался помереть.

— Вот только не надо опять глаза закатывать! Вы мне нужны живым, в отличие от некоторых… Доктор! Что вы там копаетесь?! А ну, немедленно лечите.

— Уже, уже, работаю… да очнись ты, сволочь!! Виноват, товарищ Маршал, вам уже лучше?

— Мне теперь никогда лучше уже не будет…

— Да зачем же так мрачно? Полежите, успокойтесь… надо ему просто полежать! И предупреждаю, товарищ Павлов, допрашивать его сегодня нельзя!

— Э, сынок, какой допрос, слушай? Так, слегка побеседуем… Пройдёмте, сударыня, пусть ваш муж немножко отдохнёт… Эй, кто там! Чаю сюда.

Нежно позвякивали чашечки нежнейшего гэдээровского мейсенского фарфора с мадоннами… В них ароматным дымком исходил индийский чай, в сахарнице чуть отдавал желтизной кубинский тростниковый (несладкий, для сбережения от диабета) сахар, в вазочке радовали глаз конфеты таллинского «Калева» и московского «Рот-Фронта».

Лаврентий Павлович (сластена, который в своём нищем детстве не наелся досыта сладостей) с удовольствием наворачивал чуть хрустящий воздушным безе свежайший, доставленный прямо из Киева торт.

Всё-таки в буфете ХОЗУ УД ЦК есть свои неоспоримые прелести… прежде всего то, что он работает круглосуточно!

Эмма Николаевна, сторожко прислушиваясь к происходящему за спиной, где тихо сопел на диване муж, подробно рассказывала удивительно внимательному слушателю:

— Девятнадцатого утром уехал, как обычно… А уже потом, как я рёв на шоссе услыхала, оно ведь рядом! Я давай звонить, мол, Дима, что случилось? А он меня успокаивает, да всё такими словами — ласковыми, добрыми, которые я вообще от него никогда не слышала… Поняла всё я тогда сразу — видно, дело выходит совсем дрянь. Выползла на крыльцо, ребята из охраны меня кое-как в белую «Волгу» поместили — у меня ведь спина. Мне на доске надо лежать… да ладно! Кой-как доехали, поднялась… Вижу, он не в себе. Мне показалось — в полной растерянности, может быть, даже готов… (делает жест — застрелиться). Одно он мне сказал: «Эмма, я никогда не буду Пиночетом!»

Берия осторожно спросил:

— А эти, друзья его…

Эмма Николаевна с негодованием отвечала:

— Какие друзья! Да эти… люди… у нас никогда и не бывали! Даже разговор о них никогда не заходил! Вообще муж относится к ним с неуважением, поэтому мне просто дико, как он угодил в их компанию! Нет! Все эти проходимцы никакие не друзья и даже не единомышленники Дмитрия Тимофеевича!

— Но… Все же путч-то был, говорят?

— Какой путч? Путч делают для того, чтобы захватить власть! А у моего мужа и так власти… было… по самое не балуйся! Он — Министр обороны! И звание у нас — самое высшее, для военного человека — предельное…

Берия, чуть хмыкнув:

— Ещё Генералиссимус…

— Да что мой муж — император Бокасса, что ли? Или Трухильо какой-нибудь? Нет, мы собирались уходить на пенсию… а как там, на пенсии, жить? У нас ведь ни квартиры, ни дачи, ни машины — всё казённое… Я ему говорю, Дима, давай хоть кооператив купим — а он мне — нет. Всё ему некогда, вот уйду-де на покой, тогда уж и займёмся делами, сейчас нет времени… Для жены у него никогда нет времени! Для солдат оно у него всегда есть, для офицеров есть, даже для генералов есть… и только для меня…

И Эмма Николаевна горько заплакала…[40]

— Извините, товарищ Павлов… — Человек, военный до мозга костей, чувствует себя крайне неуютно, когда ворот форменной рубашки расстёгнут, галстук болтается на зелёных резиночках где-то возле уха и вообще… «Чем они меня всего облили? Будем считать, что водой…» Армейский юмор.

— Ничего-ничего… — успокоил его Берия, — мы тут пока с вашей супругой побеседовали!

Язов вопросительно приподнял левую бровь, и Эмма Николаевна мигом села в кресле по стойке «смирно».

— Скажите, Дмитрий Тимофеевич… а кто из высших военачальников сейчас наиболее популярен в войсках?

Маршал на несколько секунд глубоко задумался:

— Докладываю. Наиболее популярен в войсках в настоящее время Маршал Ахромеев, Сергей Федорович!

— Отчего?

— Известен среди комсостава — начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР и первый заместитель министра обороны СССР. В период афганской войны руководил проведением всех операций, включая совершенно блистательный, на мой взгляд, вывод войск без потерь. В штабе армии в Кабуле часто собиралось военное руководство на всевозможные совещания. Маршал Ахромеев, тогда заместитель начальника Генерального штаба, каждый день, без отпусков и выходных, был на этих планёрках уже в пять утра.

Так что боевыми офицерами и генералами уважаем и любим.

Кроме того, он высказывал несогласие с военной реформой и ослаблением советской военной мощи, в связи с чем «ушёл» в отставку. Неоднократно выступал на заседаниях Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР, а также в печати со статьями, где говорил об опасности быстрого завоевания СССР странами, за что нещадно критикован — а у нас человека, которого гнобит начальство, уважают ещё больше.

Пользуется уважением и среди руководства ВПК — за исследование и разработку новых систем автоматизированного управления Вооружёнными Силами.

— Понятно… а насколько он решителен?

— Упертый мордвин.

— Ясно… знавал я таких среди руководителей ДубровЛАГа… Вопрос — чем Ахромеев сейчас занят?

— Помощник Горбачёва по военным вопросам…

— Значит, он разделяет его взгляды?

— Никак нет! Он всегда понимал, что многое делается уже неправильно, в ущерб интересам нашей страны, но, будучи сам человеком честным, был уверен, что такими должны быть и другие люди, полагая, что всё это делается по недоразумению, по чьим-то необъективным докладам. Теперь же, на мой взгляд, понял, что это никакие не ошибки, а просто прямое предательство…

— Где он сейчас?

— Должен был быть в Сочи… но вроде Янаев говорил, что Ахромеев заходил к нему и ГКЧП полностью поддержал…

— Спасибо. Вы мне очень помогли… подождите в приёмной!

Появившемуся в дверях, словно тень, молодому офицеру негромко:

— Маршала Ахромеева ко мне… Да, там в приёмной, я видел — двое охламонов в штатском сидят. Пригласите их, пожалуйста. В любой последовательности.

И добавил, без улыбки, только со своей знаменитой смешинкой в глазах:

— И ещё… Снимите там наконец с Ельцина наручники. А то входящий народ, как его увидит — так сразу пугается, а когда браслеты на нём заметит — вообще в ступор впадает… И покормите его там, что ли. Но водки ему отнюдь не наливать!

Одним из двух штатских охламонов[41] был одетый в мешковатый, вышедший из моды сразу после Двадцатого Съезда костюм лауреат Государственной (бывш. Сталинской) премии, Герой Социалистического Труда, бывший министр крупнейшего и важнейшего Министерства Общего Машиностроения (это, если кто не знает — КОСМОС. И МБР «Satana»), первый заместитель председателя Совета Обороны СССР, председатель Комиссии по военной политике Бакланов Олег Дмитриевич…

По мнению величайшего из учёных нашего времени, выдающегося физика Елены Боннэр, бившей в сердцах Сахарова по лысине, — «полный ноль, который ни на что не влиял».

Да! Надо согласиться с этой горькой оценкой…

Когда к Бакланову приходили просители о даче, о квартире, он действительно ничего не решал, искренне полагая, что это дело профсоюзного комитета…

Был он полный ноль в житейских делах.

— И черт ли вас занёс — учёного, инженера! — на эти галеры?

— Э… знаете ли, товарищ…

— Павлов. И можете быть со мной откровенным. У меня допуск — ОП.

— Вот как! А отчего я вас тогда не знаю…

— Ничего, будет ещё время узнать. А знает меня лично товарищ Харитон. Этого достаточно? Говорите.

— Ну ладно. Сами напросились. Сидите тут, пенсне протираете… а тут… Я-то думал, это просто «донкихотство», что мы не получаем равноценного ответа в процессе сокращения стратегических и обычных вооружений… но судите сами!