Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — король Страница 21

Единственное, в чем не сомневаюсь, в небе появится не лодочка с парусами, а нечто вроде летающего авианосца, тяжелого, массивного и вооруженного до зубов такими орудиями, что в состоянии пробивать земную кору.

И десант там будет дай боже. Не десант в том виде, каком представляю даже сам, хотя у меня воображение дай боже, а надо брать еще ширше, чтобы сам засомневался, не слишком ли хватил. И нужно ожидать, что прибудет целое войско. Да-да, приземлятся в самом густонаселенном месте, но даже там не нахватаешь пленников столько, сколько вместят трюмы, придется посылать мобильные отряды в соседние города и деревни.

Вот тут и появится шанс... А что, при определенных условиях дикари могут победить даже суперпуперных, если не страшатся и знают местность, а руководит ими тоже один из... скажем так, знающих. И не считающий их ни богами, ни Карой Небесной.

Углубившись в тяжелые мысли, я вздрогнул от ровного голоса епископа:

— Дивное вино. Нельзя, чтобы оно исчезло с лица земли. Ваше высочество, далеко не все священники готовы принять безропотно свою судьбу. Ваши идеи насчет того, что хоть это и Божья кара, но ее можно отвести и Господь не рассердится, распространяются по королевствам!

Я охнул:

— Правда? Как?

— У Церкви свои секреты, — ответил он уклончиво. — Вы так много и часто везде рассказывали о том, что Господь дал Ною сто двадцать лет на постройку ковчега, и объясняли, зачем он так поступил... что у многих появилась надежда на этот раз сделать то, чего от людей ждет Господь... но не говорит им об этом, потому что люди должны своим умом выживать и развиваться!

Я смотрел на него и чувствовал, как в груди разливается теплая волна счастья. Наконец-то, когда уже сам не ожидал, начали прорастать зерна, которые так щедро разбрасывал во все стороны.

— Отец Дециллианий, — сказал я с чувством, — я счастлив. Знаю, Римская церковь в Сакранте фактически уничтожена, а разросшаяся Апостольская бороться не станет, однако все равно... спасибо!

— Священники есть, — ответил он. — Хотя, конечно, уцелевших осталось совсем мало, но мы все спешно восстанавливаем.

— Апостольскую не душите, — посоветовал я.

Он покачал головой.

— Ваше высочество, мы смиренно и с достоинством принимаем те несчастья, что посланы нам судьбой и Господом. Человек заснет, если его не будут преследовать беды, катаклизмы, если саранча не будет пожирать его урожай, а наводнение перестанет сносить его ветхую хатку...

Я посмотрел с уважением.

— Святой отец, вы смотрите в корень!

— У священнослужителей, — напомнил он, — больше времени, чтобы поразмышлять о сути бытия. Не будь несчастий, человек построит каменный дом, что устоит перед любым паводком, но прибегут соседи с намерением разрушить этот дом, изнасиловать его жену, а его превратить в раба. Потому он всю жизнь должен быть в борьбе!..

— Святые слова, — сказал я. — Горькие, но такая жизнь нам дадена. Это чтобы укрепились, выжили и сумели выполнить то, что держит для нас Господь пока что в тайне.

Он ответил смиренно, но в мягком голосе чувствовалась твердость закаленной стали:

— Как человек должен научиться защищаться от соседа, так должно научиться его племя защищаться от нападения других племен. Весь народ должен уметь выживать среди других народов... вы понимаете, о чем речь?

Я кивнул.

— Так и человечество, если продлить вашу мысль, ваше преосвященство, должно уметь сплачиваться перед лицом особо важной угрозы, так?

Он ответил кротко:

— Которую может наслать сам Создатель, чтобы проверить его стойкость и выживаемость. Потому мы, священники Сакранта, после долгих споров решили, что хотя приближение Багровой Звезды — это карающая десница Господа, но мы должны попытаться бороться! Это не вызов Господу, не сопротивление, потому что Господь испытывает нас.

— Точно, — сказал я с чувством. — Если бы он захотел, что ему смахнуть нас всех разом, как мы смахиваем пыль с книги? Потому да, это испытание. Об этом и нужно проповедовать везде. А народ поднимать на борьбу. Спасибо, святой отец! Вы не представляете, как мне отлегло! А то один, как баран, бился лбом в запертые ворота.

— Когда отъезжаете?

— Завтра-послезавтра, — ответил я.

Он поднялся, поклонился.

— У вас много дел, ваше высочество. Мы сообщим всем нашим священникам в Пекланде, Ираме и Брит-тии, что вы пользуетесь полной поддержкой нашей ветви Церкви.

— Спасибо, — ответил я настороженно.

Дверь за ним закрылась, а я все старался понять, что же он сказал и что это значит. Какая-то секта?.. Хотя для меня различия в конфессиях пока не весьма, сейчас у меня, как у жителя Оловянных Островов, главное — своя шкура...

Глава 13

Зигфрид заглянул в кабинет, кашлянул, привлекая внимание. Я поднял от карты голову.

— Ну?

— Лорды уже в зале.

— Что-то рано, — сказал я с неудовольствием. — Сбор объявлен вроде бы на вечер? Чтобы потом пир, а после пира спать без задних ног...

Он ухмыльнулся во всю ширь простецкого лица здорового деревенского дворянина.

— Не терпится!.. Ваше высочество, они же...

— Ричард, — поправил я, — или сэр Ричард. Мы же не на площади.

— Простите, Ричард, — сказал он и продолжил: — Все наслышаны, что вы ушли в Храм Истины... Многие не верили, что вернетесь, о нем какие только ужасы не рассказывают! А раз сумели, то вам что-то да дали...

— Дали, — ответил я горько, — догнали да еще дали.

Он посмотрел с недоверием.

— Так уж ничего? Не думаю, что поверят. А если в самом деле не дали, то признаваться не стоит.

— Эх ты, — сказал я с упреком, — тоже становишься хитрым? Вот как портит людей власть и даже близкое присутствие власти... Ладно, мне неловко, что меня ждут, будто я цаца какая, хотя, конечно, я еще та цаца, всем цацам цаца, но не будешь же этим всем в глаза тыкать?

Он распахнул передо мной двери.

— Ваше высочество...

Я с досадой отмахнулся, в коридоре стражи вытянулись, морды радостно-веселые, у них же лорд, с которым не соскучишься, совсем недавно коровам хвосты крутили, а сейчас в королевском дворце, где голова кругом от богатств и красот, службу несут...

Альбрехт выскочил из своего кабинета, пригладил на ходу волосы.

— Ваше высочество? Уже?

Я спросил ехидно:

— Хотите поучаствовать?

Он развел руками.

— Как вице-канцлер, я даже обязан... Или нет?

— Вы многое обязаны, — сказал я сурово, — как бы еще заставить вас все это делать...

Он загородил дорогу, на лице ужас.

— Ваше высочество!.. Как?.. Без принцессы?

Я поморщился.

— Что, никак без нее?.. Ну ладно-ладно, уговорили. Пойдемте за нею.

Он сказал с ехидной похвалой:

— Первый раз удалось вас уговорить так легко! С чего бы?

— Господин вице-канцлер, — сказал я с угрозой. — Давайте без порочащих мою безупречную репутацию нравственника намеков. Я просто гуманоид, потому проявляю гуманизм по отношению к принцессе и даже к вам. Хотя, конечно, когда я введу просвещенную автократию с элементами демократизма, вы на своей шкуре узнаете, какого гуманизма заслуживаете...

У покоев Аскланделлы слуги увидели нас издали, подобрались, одна из матрон, подобрав юбки, опрометью ринулась в ее апартаменты.

Альбрехт заметил уважительно:

— Принцесса держит их в руках!.. И нас не заставит ждать.

— Думаете? — спросил я, усомнившись.

Едва подошли к двери, та распахнулась навстречу, Джоанна выплыла первой, заулыбалась, как ясное солнышко.

— Ах, ваше высочество!.. Принцесса Аскланделла сейчас выйдет...

— Сейчас, — спросил я, — это через час?

Она не успела открыть хорошенький ротик, в дверном проеме показалась Аскланделла, высокая и стройная, едва не задевая высокой башней волос верх арки, в платье из золотой материи с красными вставками, эффектная настолько, что уже и не человек, а произведение непонятного искусства.

Я неуклюже поклонился.

— Ваше высочество... простите мое косноязычие, я просто одурел, глядя на вас.

Он ответила светлым ровным голосом:

— Тогда вам нужно поскорее спешить в Варт Генц. У кого заплетается язык, у того мысли...

— Могу себе представить, — сказал я, — что вы надумаете и напредполагаете. Хорошо, у вас мысли не заплетутся, они такие прямые и ровные, как колонны Пантокрабея...

— Это где такие колонны?

— Не знаю, — ответил я честно. — Но звучит весьма красиво и возвышенно. Не находите?

— Не нахожу, — ответила она любезно. — Или это опасно, не соглашаться с вами?

— Очень, — подтвердил я. — Разве не видите, я уверенно иду дорогой просвещенного деспотизма?

— А деспотизм бывает просвещенным?

— Увидим, — ответил я. — Все на своей дубленой шкуре... а что-то и на вашей. Правда, у вас, думаю, не такая мохнатая...