Вечное - Николай Секерин Страница 21

быть твоими друзьями. Понимаешь, всё их расположение и преданность имеет цену. Они дружили с тобой ради твоих денег, ради твоего положения в обществе. А положение у тебя самое высокое. Поверь, если бы среди этих друзей нашёлся, хоть один настоящий, я бы ни за что не дал бы тебе его убить. Такие люди на вес золота, они будут с тобой всегда, до конца. Они никогда не предадут и не оставят тебя. Они за тебя умрут. И таких здесь никогда не было и вряд ли будут.

Я становился всё холоднее.

Отец занимался и моим любовным воспитанием. С пятнадцати лет я поочерёдно влюблялся то в одну красавицу, то в другую. Я ухаживал за ними, они признавались мне в любви и ложились со мной безропотно и покорно. Но потом отец платил им, и они точно так же отдавались другим. И когда это происходило, он заставлял меня на это смотреть.

– Опять же, Израиль, пойми, тебе нельзя их любить – они шлюхи. Всё, что они делали ради тебя, они сделают и ради любого другого. Однажды ты купишь себе десять красавиц, или больше. Столько, сколько пожелаешь. Они станут твоими жёнами и никогда не будут с другими мужчинами, потому что измена карается смертью. Ты будешь владеть ими, а они будут любить тебя так, как ты захочешь. Но помни, сын, что всё это оплачено и ты не имеешь права любить их так же, как и не имеешь права быть дураком.

– Моя мать была одной из таких женщин для тебя, отец?

– Конечно, Израиль. Так же как и моя мать была такой для моего отца, твоего деда, основателя нашего клана. Когда-нибудь и твои наложницы нарожают тебе детей, а ты выберешь из них своего наследника.

– Так их много? И у тебя много сыновей, отец?

– Конечно, но наследник только один, ты.

– А где же остальные, отец? Мои братья, или может быть, сёстры.

– Понимаешь, Израиль, тебе ни к чему этого знать. Никто из них не знает о том, что я их отец. Их матери будут молчать до конца своих дней под страхом смерти. Если они проболтаются, их убьют, а вместе с ними и их детей. Мы выбираем лишь одного наследника. А все прочие должны оставаться в неведении, чтобы не было соблазна претендовать на твоё место.

Я задумался.

– Ну а если… – я запнулся.

– Если с тобой что-то случится? А, ну как раз на этот случай их и не убивают. Тогда кому-то из них будет открыта тайна и его поставят на твоё место. Разумеется, лишь в случае, если с тобой что-то случится, а до тех пор никто из них ничего не знает. Их матери обеспечены до конца жизни, живут вдали от нашего дома, но под постоянным контролем моих людей. Если их дети понадобятся – им сообщат.

Этим мы и отличаемся от официальных мировых правителей. Они постоянно терпят междоусобные войны и борьбу за власть в своей династии из-за споров между сыновьями. У нас же, это исключено. Поэтому именно мы, а не они, правим этим миром. Наша задача всегда оставаться в тени, не привлекать внимания и не совершать ошибок.

Я слушал своего отца и всё лучше понимал как устроен этот мир. Теперь мне стало ясно, что дед был не прав: деньги не главное. Деньги важное, их всегда должно быть в сверхизобилии, но они лишь одна из опор на которых стоит власть. Наш клан и наши дружественные семьи в других частях света, вот что главное.

Потеряй я все наши деньги и ничего страшного бы не произошло, если в порядке наш союз с другими. Я восстановлю всё утерянное в считанные годы и добавлю ещё. А потеряй я своё положение и сильных союзников – тогда всё, пиши пропало.

В тридцать пять лет я занял место главы клана, отец ушёл на покой и доживал старость в окружении юных наложниц, иногда общаясь с моим сыном, будущим наследником.

Мы всегда заканчивали свою жизнь так. В определённый момент глава клана уходит и отдыхает до самой смерти, а наследник занимает его место и начинает постепенно передавать знания уже следующему наследнику.

Я проводил встречи с главами сильных религий. Я решал: во что будут верить люди в Европе, и какому богу будут молиться в Золотой орде. Конечно, некоторые люди были неуправляемы, и к ним нужен был особый подход. Мы предоставляли выбор товара там, где нельзя было насадить его насильно.

Мы жили, правили и наслаждались своим могуществом.

– Мы – это наш клан и другие, о которых ты тоже узнаешь в своё время, а пока тебе об этом знать не обязательно, Альфонс.

Я улыбнулся и посмотрел на своего маленького внука.

Вся жизнь пронеслась, словно взмах крыла перелётной птицы. Я не мог поверить, что всё, о чём я рассказываю было и уже прошло.

– А когда мой отец начнёт меня учить, как тебя твой, дед Израиль? – спросил меня внук.

– Я думаю скоро, Альфонс, не стоит торопить события. Ну беги, поиграй, деду надо отдохнуть.

Когда внук ушёл, я хлопнул в ладоши и вызвал рыжую и чёрнокожую. Я уже перестал запоминать их имена.

Не знаю, зачем мне это, моя мужская сила давно иссякла, мне ведь уже семьдесят. Не многие в наши дни могут похвастаться таким долголетием. Даже мой отец умер в шестьдесят восемь.

Рыжая и чернокожая покорно стояли передо мной на коленях, раболепно опустив головы.

Сколько им было? По пятнадцать? По шестнадцать?

Я не мог ими овладеть, да и не хотел. Наверное, меня привлекала только сама мысль о том, какой я всемогущий. Я могу приказать им всё что захочу, и они это сделают. Две юные красавицы, принадлежащие мне до конца моей жизни. Что будет с ними потом? Молодые побрезгуют их пользовать после старика. Пожалуй, бросят на растерзание псам ради забавы, или продадут по дешёвке кому-то в рабство. Не знаю, да и наплевать! Они всего лишь вещи.

– Оближите мне ступни, – приказал я и выставил перед ними свои дряблые, вонючие ноги.

Девы покорно принялись выполнять приказание.

Я закрыл глаза, чувствуя влажное прикосновение их языков.

Я вздохнул полной грудью и… сердце, сердце. Не могу дышать, что это? Неужели конец?

Я провалился в бесконечность.

Период третий. Новое время

Пятый

Ну вот, наконец, я могу подвести итог второму периоду существования Сознания, «Средние века». Грязь и злоба сочится из вас, словно протухшее молоко из дырявой бутыли.

Негодяй Израиль был одним из тех, кто управляет вашим миром. Вы дали им власть, вы дали им волю и силу. А теперь пожинаете плоды. Это они устраивают вашу жизнь, они определяют за вас: что хорошо, а что плохо. А вы лишь