Звезда заводской многотиражки 4 - Саша Фишер Страница 21

усилий. Мне плеснули под столом дежурного молдавского портвейна из бутылки с мужиком в шляпе, рассказали свежие сплетни, которые я, разумеется, тут же забыл. Я рассказал пару баек с работы. Меня осторожно спросили, что у меня с Лизаветой. Я многозначительно пожал плечами. В общем, было хорошо. Как будто пришел в старинное убежище, где всегда спокойно и ничего не меняется, и оно осталось прежним. Уже почти перед самым закрытием Веник вытащил меня покурить на улицу.

– Между прочим, мой отец про тебя спрашивал, – как бы невзначай проронил Веник.

– Да? Неожиданно, – усмехнулся я.

– Ой, да ладно! – Веник махнул рукой. – Он с таким восторгом о тебе отзывался. Мол, юноша такой положительный. Целеустремленный, образованный. Мол, вот с кем тебе надо бы дружить, а не с этими твоими обормотами.

– Ну вот, внезапно стал сыном маминой подруги, – хохотнул я. – Веришь – нет, даже в мыслях не было.

– Кем стал? – не понял Веник. Ах да, этот мем здесь еще не в ходу.

– Ну, знаешь, у любой мамы есть подруга, сын которой еще и вышивать умеет, и готовить, и работает на трех работах, и диссертацию пишет, – объяснил я. – И что бы ты ни делал, сын маминой подруги всегда будет делать это лучше. Мифический персонаж такой.

– Ааа! – Веник захохотал. – Это точно!

Веник недолго помолчал, дымя как паровоз. Потом посмотрел на меня.

– Отец просил, чтобы я вашу встречу устроил, – сказал он. – Но я сначала подумал, что надо у тебя спросить. Какое у него к тебе дело, он не сказал.

«Он мог бы и у Феликса спросить, – подумал я. – Хотя может это такой скрытый воспитательный момент. Анатолий же переживает за своего бестолкового сына…»

– Чего молчишь? – потормошил меня Веник. – Что отцу-то сказать? Ты согласен?

– А? – встрепенулся я. – Да, конечно, какой разговор.

– Тогда приходи в субботу к шести вечера, – Веник выбросил окурок в урну. – Только предупреждаю, это будет что-то вроде семейного ужина, так что не удивляйся.

Даша выслушала мой рассказ про Антонину Иосифовну молча. Потом вздохнула.

– Как жалко, – сказала она. – Я подозревала, что случилось что-то такое, чего не исправить. Хотя мне несколько человек чуть ли не с пеной у рта доказывали, что Антонина просто нашла местечко потеплее. Наверняка это Федя на нее настучал.

– Федя? – не понял я. – Какой еще Федя?

– Ну, ты его может уже и не помнишь, – сказала Даша. – Работал в редакции, серый такой.

– Ах этот, – я хмыкнул. – Отлично я его помню, такого забудешь, как же.

– Ха, и что же ты про него помнишь? – Даша рассмеялась. – У него такое лицо, что его запомнить невозможно! Неделю не видел если, то на улице не узнаешь.

– А почему ты думаешь, что это он? – спросил я.

– У них были какие-то нелады, – медленно ответила Даша. Он работал, когда я уже пришла, и, кажется, Антонина уже тогда хотела его уволить, но не могла почему-то. А потом она его уволила, и на нее тут же написали кляузу в партком. Совпадение?

– Не думаю… – закончил я. – А куда он потом делся? После того, как ушел?

– Болтали всякое, – пожала плечами Даша. – Что он, вроде как в трансмашевскую многотиражку «За Родину!» ушел. Но я точно знаю, что его там нет, у меня там одноклассница подрабатывает. Не знаю, правда. Они вроде как дружили раньше, а потом между ними какая-то кошка пробежала. С тех пор вот так… Блин, как же жалко! У меня была все-таки надежда, что может быть Антонину все-таки вернут…

– Сильно сомневаюсь, что ее сейчас возьмут работать хоть в какую-то газету, – проговорил я. – А что, в редакции адреса этого Феди нашего Олеговича не сохранилось?

– Честно говоря, не знаю, – сказала Даша. – Мне он никогда не нравился, так что когда его наконец-то уволили, я обрадовалась. Да и зачем нам адрес? Что мы, пойдем к нему в гости, чтобы спросить, не он ли настучал на Антонину?

– Хм, а звучит как отличный план, – хохотнул я. – Ты только представь, как его лицо вытянется, когда мы его об этом спросим.

– Вот ты дурак, а! – Даша рассмеялась и обняла меня. – Давай уже спать, половина первого время.

Время до обеда тянулось и тянулось. Я написал заявку на пользование печатной машинкой. Намеренно медленно, чуть ли не одним пальцем напечатал свои материалы. Вернул машинку на место, расписался о своевременном возвращении. Написал докладную записку о недостаточности канцелярских товаров, когда не обнаружил простого карандаша. Положил бумажку в папку. Скосил глаза на ЭсЭса. Тот сидел над большой конторской книгой и что-то там вычерчивал при помощи карандаша и линейки. Наверное, очередной журнал учета чего-нибудь.

Когда настало время обеда, я с таким облегчением вылетел из редакции, как будто из душного подвала на свежий воздух. Даже в столовую идти не хотелось. Хотелось побродить по заводу, пообщаться с разным народом, в курилке посидеть, послушать бесхитростные разговоры рабочих… Не редакция, а тюрьма какая-то стала.

Но пошел я, понятное дело, все равно в столовую. И на лестнице столкнулся с Мишкой. Обрадовался ему, как родному. Разулыбался во весь рот, как дурак. Вспомнил, что он же фотографии Анны, наверное, уже сделал.

– Здорово, Михась! – сказал я.

Но он оттер меня плечом, как будто пытался не заметить. Лицо каменное, взгляд мимо. Спустился и зашагал по коридору. Я догнал его и схватил за плечо.

– Мишка? – спросил я. – Ты чего, что случилось?

Он резко развернулся и со всего маху заехал кулаком мне по скуле.

Глава десятая. Закон бутерброда

От такой неожиданности я даже уклониться не успел. В башке зазвенело, на языке появился привкус крови. Продолжать или объясняться Мишка не стал. Зло сплюнул, развернулся на каблуках и пошел дальше к столовой.

Фигассе, новости!

Я рванул следом.

– Мишка, стой! – я снова ухватил его за плечо. – Ты хоть объясни, в чем дело?

– Ах, тебе мало, да?! – он развернулся сразу с кулаком. Но в этот раз я был готов к такому повороту событий, так что уклонился. – Лучше не подходи ко мне, понял?!

– Вот уж нет, дорогуша, – сказал я. – Не такой уж я понятливый, так что потрудись объясниться.

– Да пошел ты! – Мишка бросился на меня. Драться мне, понятное дело, совершенно не хотелось. Даже бить в ответ. Явно же какое-то недоразумение. Ну нигде я перед Мишкой не накосячил, я это знал совершенно точно. Когда мы виделись в последний раз, в его глазах полыхало творческое пламя и желание уединиться в темной комнате с очередной отснятой пленкой.

Но сейчас он