Василий Сахаров - Вариант Юг Страница 23

Снова осмотревшись и не заметив рядом ничего подозрительного, Ловчин устремился на юг, туда, где было его спасение. И в это время впереди он услышал шум. Кто-то громко разговаривал, почти кричал. Грязная ладонь Андрея крепко сжала рукоять пистолета, и он задумался. Что делать? Назад нельзя, второй раз перебраться через ручей будет трудно и на противоположном берегу слишком крутой откос. Из оврага не подняться, опять же крутые склоны. На месте оставаться опасно, здесь он мишень. Значит, вперед? Да, иного выхода нет.

Решение было принято и матрос, осторожно ступая по редкой пожухлой траве, направился на выход из оврага. Он прошел метров сто пятьдесят, может быть, чуть больше. На выходе из низины затаился и раздвинул колкие разлапистые ветки кавказского можжевельника. Перед ним небольшая полянка и черноморец увидел как метрах в десяти от него, под большим буком, двое крепких мужчин в гражданских полупальто с винтовками в руках, азартно хекая, ногами и прикладами колошматят моряка. Братишка, которого контрики забивали насмерть, оказался Ильей Петренко, и позже, анализируя сложившуюся ситуацию, Ловчин сам себе признался, что кого другого, он, скорее всего, бросил бы на произвол судьбы. Но Илья был «своим», верным другом, который для Андрея значил столько же, сколько все остальные братишки вместе взятые. Поэтому над вопросом, помочь Петренко или нет, он не задумывался.

Сделав глубокий вдох, Ловчин перехватил за ствол пистолет, из которого сейчас, чтобы не привлечь внимания других врагов, стрелять нельзя, и проломился через можжевельник. Он бросился на людей в штатском, которые были беспечны, и не ожидали его появления, а затем рукояткой пистолета ударил ближнего противника в височную кость.

Хруст! Первый противник, покачиваясь, упал, и Андрей кинулся на второго. Однако его подвели мокрые отяжелевшие брюки, которые зацепились за еле заметно выглядывающий из серой земли корень. Заминка. И этим без промедления воспользовался контрик, который оказался ловкачом, и прикладом «мосинки», быстро и точно, снизу вверх, приложился в грудь матроса.

Андрей задохнулся, а тут новый удар, уже в голову. И хотя белогвардеец смазал, соприкосновение с прикладом произошло вскользь, Ловчин поплыл и опустился на колени.

- Ну, сука! - выдохнул контрик. - Хана тебе!

Приклад медленно поднялся над матросом. Вся жизнь пронеслась у сигнальщика с «Гаджибея» перед глазами, и он уже попрощался с белым светом. Однако враг забыл про Петренко, а тот, парень двужильный, оклемался, встал за его спиной, и кортиком, который раньше принадлежал капитану второго ранга Пышнову, ударил врага в бок.

Мужчина в полупальто захрипел и выронил винтовку из рук. Трехлинейка плашмя упала на спину Ловчина и, соскользнув с нее, черной палкой легла на корневище, за которое зацепились некогда роскошные клеши моряка. Илья в это время не останавливался. Он наносил один удар за другим. И даже когда белогвардеец, в предсмертной агонии суча ногами, рухнул поверх своего оружия, то и тогда, он пускал оскаленным ртом кровавые пузыри, матерился и продолжал кровянить офицерский кортик на всю длину клинка.

- Спокойно, братишка, - остановил его пришедший в себя Ловчин. - Хватит! Сдох, гад!

Мутным взором Петренко окинул взглядом своего командира и, с тоской в голосе, спросил:

- Что же ты нас бросил, Андрюха? Как же так? Ведь мы шли за тобой и верили тебе.

- Так получилось, Илья, - Ловчин поднялся. - Сам себя за гибель братвы виню. Зато тебя выручил.

- Да, это так, - согласился молодой матрос. - Но парней не вернешь.

- Прекрати! - прикрикнул на матроса Андрей и протянул ему руку. - Вставай! Пора валить отсюда, пока беляки не подтянулись.

Илья, с помощью Ловчина, встал, рукавом бушлата отер с лица кровь и спросил командира:

- Куда идти?

- Туда, - Андрей взмахнул рукой в сторону, где, по его мнению, находилось море, и сам задал Илье вопрос: - А ты, кстати, как спасся?

- Хрен его знает. Как стрельба началась, и гранаты стали рваться, шмалял в ответ и тебя звал. Где ты, непонятно, а братишки погибают. Ну, я и побежал со всех ног. Парни за мной. Всех повалили, а я без единой царапины ушел. Только недалеко. Тут эти двое нарисовались, сбили меня с ног, и давай молотить. Дальше ты появился.

- Ясно.

Черноморцы собрали оружие убитых беляков и, со всей возможной скоростью, перемежая бег и шаг, устремились к спасительному для морскому берегу. Они шли час, другой и третий, пересекали лощины и ручьи, оскальзывались на осыпях, и если останавливались, не дольше чем на пять минут. Ловчин и Петренко чуяли за собой погоню, понимали, что враги постараются их не упустить, и это придавало им сил. Они торопились и часам к четырем дня, по хорошей тропинке, на которую напоролись совершенно случайно, вышли к Гурзуфу.

На окраине этого приморского городка, на дороге вдоль моря, матросы увидели небольшой белый домик, над которым развевался такой родной для них красный флаг. Здесь находился пост балаклавских греков и спасение. Однако чтобы оказаться в безопасности, надо пройти триста-четыреста метров открытого пространства. Для молодых крепких мужчин, хоть и истомленных горными чащобами, это немного.

- Поднажмем, братка! - воскликнул уставший Андрей. - Последний рывок!

- Ага, - сплюнув на валун у тропы кровавый сгусток, просипел Илья.

- Побежали!

Собрав последние силы, моряки рванули с горы вниз. Под ногами осыпались мелкие камушки, а в ушах свистел ветер. Каждый шаг приближал их к заветному посту, на котором их уже заметили, и часовой, разглядевший бушлаты, сообразил, что матросы просто так бегать не станут, поэтому поднимал тревогу.

Все ближе красный флаг. Но из леса за Ловчиным и Петренко наблюдал жилистый сухопарый мужчина с явной офицерской выправкой в пропахшей дымом костров кавалерийской шинели и винтовкой в руках.

- Врете, падлы, не уйдете, - прошептал лесовик, после чего резко вскинул к плечу винтовку и нажал на спусковой крючок.

Сухой щелчок выстрела в лесу почти не слышен. Но результат его был виден. Илья Петренко, который следовал за Ловчиным, раскинув руки, жалобно вскрикнул и упал, а Андрей, услышав шум за спиной, резко остановился и вторая пуля из леса, предназначенная ему, просвистела над головой.

Матрос припал к земле, но больше выстрелов не было. На счастье Ловчина у стрелка перекосило затвор, и он, покинув огневую позицию, ушел вверх по горе, туда, где находились приотставшие во время погони офицеры из разгромленных в Ялте рот. Андрей этого не знал и, плюнув на то, что его могут подстрелить, схватил товарища, взвалил его на спину и поволок к грекам, которые заняли оборону в окопчиках вдоль дороги.

- Ты только не умирай, Илья, - шатаясь под тяжестью тела Петренко, шептал Андрей. - Ты должен жить. Крепись, братушка. Сейчас отправим тебя в лазарет, там пулю вытянут, рану заштопают, и будешь ты как новенький.

Потерявший сознание Петренко не слышал его, но Ловчину это было неважно, так как этими словами он поддерживал себя. И превозмогая усталость мышц и дрожь коленей, Андрей дотянул товарища до поста балаклавцев. Здесь он передал все еще живого Илью, у которого пулей было пробито легкое, грекам, и только тогда, обессиленный и опустошенный, скатился вдоль стены здания поста наземь.

Дон. Январь 1918 года.

Наступление нашего отряда на станицу Каменскую, где собралась большая часть революционно настроенного казачества и большевистских агитаторов, начиналось просто превосходно. Как и было определено заранее, 11-го января весь отряд Чернецова, полторы сотни штыков при двух пулеметах, полсотни присоединившихся к нему офицеров и отряд Грекова, погрузились в эшелон и двинулись вдоль Юго-Восточной железной дороги на север. По пути в наше сборное войско включились двести добровольцев. Это была 4-я рота Офицерского батальона, почти все, бывшие студенты Донского политеха, люди, некогда готовящиеся стать учителями, но вместо этого, ставшие прапорщиками Добровольческой армии.

Настрой у нас боевой, и мы были готовы драться с любым противником, который встанет на нашем пути. Однако на станциях никакого сопротивления оказано не было. Поэтому в течение только одного дня были взяты под контроль Александровск-Грушевский, Горная и Сулин, а передовая группа прошла еще дальше и смогла закрепиться на станции Черевково. Казаки 43-го и 8-го Донских полков, не желая проливать братскую кровь, без боя откатывались назад. И против нас стояла только одна усиленная сотня 2-го Донского запасного полка, как говорили, наиболее преданная большевикам казачья часть. Эта сотня была расквартирована на станции Зверево, готовилась принять бой, и ждала нашего наступления.

На следующий день наши эшелоны стягивались к Черевково и ожидали орудийной поддержки, которой, по непонятной причине, до сих пор не было. Чернецов умчался в Ростов, выбивать орудия, и смог их получить только после личного вмешательства Корнилова, который передал под его команду артиллерийский юнкерский взвод Михайлово-Константиновской батареи. Как итог, артиллерия подошла только 13-го числа. Потеря времени и темпов на лицо. Так мало того, в связи с тем, что появились орудия, вся ночь ушла на переформирование эшелонов. Вперед была выставлена товарная платформа с одной трехдюймовкой. За ней паровоз с тендером, на котором стояли пулеметы. Потом пассажирские вагоны с бойцами. Далее товарняки с лошадьми. А после них опять паровоз с тендером и снова платформа с орудием. Такой вот вооруженный эшелон. На начальном этапе Гражданской войны очень грозное оружие, которое иногда целые дивизии вспять поворачивало.