Константин Калбанов - Вепрь Страница 25

Когда стражник легким прикосновением руки придал ему нужное направление к какому-то терему, явно выделяющемуся на общем фоне, хотя бы по той простой причине, что был в отличии от остальных не деревянным, а каменным, оштукатуренным и выбеленным известью.

— А куда ты меня ведешь-то служивый?

— Дак к воеводе батюшке.

Опа! А это еще с какой радости? Чего это воеводе делать нечего с утра пораньше заниматься всякими поножовщинами, опять же дознание еще не произведено, листы не записаны, с материалами он не ознакомился, разве только доклад с утречка, мол в Багдаде де не все спокойно. Ну и что, это же не повод самолично разбираться с этим делом. Ох, что-то будет. Сразу же засосало под ложечкой, у него всегда было так, словно детектор, правда чем могло грозить предстоящее событие, он не знал, но вот как только неизвестность, так сразу и начинается.

Воевода оказался уже полнеющим и погрузневшим мужчиной, с окладистой бородой, правда не такой что по полу метет, но и не сказать, что коротенькой. Борода ухожена, как видно мужчина за собой смотрит и все еще молодится, потому как те кому не остается ничего кроме как свое тщеславие тешить, как раз отращивают ее до колен и надевают на себя сто одежек, как капустный кочан, а у этого всего в меру, одежд хватает, но движений не стесняют, опять же подобраны из легких тканей, а не отягчены золотым и серебряным шитьем, оно присутствует, но только самую малость для солидности. Как видно воевода ценит удобство, явный признак того, что в прошлом вой и не из последних, насколько помнил Добролюб.

— Батюшка воевода…

— Привел, — бесцеремонно оборвал паренька Смолин отец, которого кстати Виктор видел впервые, в тот день когда он был на подворье боярина, тот его не удостоил своего внимания, — Ступай. Да кликни там ко мне дьяка вашего.

— Слушаюсь, воевода.

Парнишка вытянулся в струнку, бросив руки вдоль бедер, как видно дисциплина воинская здесь начала претерпевать изменения, в частности начинается муштра. Виктор вспомнил, что на территории острога несколько стражников, под командой десятника усердно печатали шаг, поднимая пыль. Да и по кремлю, двигались десятки не гурьбой, а только строем.

— Стало быть, вот ты каков, скоморох Добролюб, — добродушно усмехнувшись Световид бросил на Виктора приязненный взгляд, от чего нутро все это время стянутое холодными тисками, отпустило и по всему телу разлилось тепло. Не может человек так глядючи, замыслить что плохое, а если может, то это уж совсем… Но слышанное об этом мужчине говорило об обратном.

— Дак, батюшка воевода, был скоморох да весь вышел. Осесть хочу, опять же от щедрот ваших какую деньгу имею, вот и возжелал домом обзавестись.

— Слышал я, — тут же нахмурился воевода, — встреча наша сегодня все едино должна была быть, ну раз уж так-то. Архиерей наш, усматривает в твоем нынешнем занятии происки сатанинские, а потому требует наложить запрет на сие деяние.

— Как же так-то, батюшка?

— А вот так. Оно конечно можно и без личной беседы, да только негоже так-то с тем, кто кровинушку твою от лютой смерти… Не по людски это, хочь я и боярин. Гхм. Кабы ты пользу какую приносил, то тогда дело другое, а так-то пользы никакой.

— Дак ить, я в казну плачу подати наравне с мастеровыми.

— Платишь. Да только польза она должна быть не только для казны, но для народа в первую голову, потому как и мы бояре сначала служим людям, а уж потом они нам, а ты как паразит, прости Отец небесный, только сосешь кровушку.

— А когда скоморошил, польза стало быть была? — Обиженно проговорил Волков, потупив взор.

— А ты как думал, — даже прихлопнул ладонью о столешницу воевода, — Ты радость людям нес, веселье, своим умением заставлял на время позабыть тягости, а эдак только разор да раздор в иные семьи приносишь, где мужи с мудростью не в ладах. О том мне архиерей поведал, потому как прихожанки до него доносят такие нехорошие вести. Один муж чуть не насмерть забил женку, когда она спрятала от него копейки, чтобы детишек кормить, он те деньги забрал и к тебе снес. Не добро то.

При этих словах, Виктору стало настолько стыдно, что уши загорелись огнем, а взор от пола оторвать он так и не смог. Он в жизни никогда не брал ничего чужого, если забыть о трофеях, но это дело такое, всегда и во все времена в этом урона никакого не было и бесчестным не считалось. А тут словно в карман чужой залез. Подумав немного, он проникся большим уважением к этому умному и по всему видать, доброму человеку. Помнит, чем обязан скомороху и благодарным хочет остаться, с другой стороны понимает, что деяние которое не несет с собой пользы, лучше бы прекратить на корню. Поди еще и указ издаст какой.

— Ты прости меня батюшка воевода, да только ить я не хотел, чтобы то стало делом моей жизни. То нужно было чтобы деньгу поднять и начать другое.

— Этож какое такое дело? — даже заинтересовался воевода, — У тя сегодня более двух сотен рублей, ты можешь уж в купеческую гильдию вступить. Оно конечно мелкий купчишка получится, но одну большую повозку товаром забить сможешь, а там и пойдет поедет.

— Нет, батюшка воевода, купцом мне нипочем не стать, а потому и говорить о том неча. Купцу иная мудрость нужна, коей у меня и в помине нет. Потеряю я все что имею.

— Ну если не врешь, то ить дума у тебя уже была, чем заняться. Тогда сказывай, — построжавшим тоном заговорил воевода. Одно дело быть благодарным за спасение сына, иное когда из тебя дурака делают, застилая взор на ходу придуманной ложью. Виктор четко уловил настроение хозяина палат, а потому начал выкладывать все как на духу.

— Мне много странствовать пришлось, а потому и повидал я много и заниматься приходилось не только скоморошеством и людей мудрых встречал и книжки мудреные мне попадались, — вот ни капли лжи, кого только скоморох на своем пути не встречал, а Виктор и подавно. И грамоту Добролюб разумел, правда книги читал только Волков, но ведь сейчас это одно и то же, — В мастеровые хочу я податься. Стать токарем.

— Дело доброе. Да только твоих денег хватит чтобы открыть токарню и инструмент закупить, а ты сказываешь о том, что хотел еще деньгу заработать? — Это уже заинтересованно. Вот и хорошо, теперь бы не разочаровать его. Да нет, не должен.

— Ну куплю я домик, поставлю сруб, а в нем станок и стану работать. Появится желающий, возьму кого в обучение и станет в Брячиславии на одного или два токаря больше.

— А ты чего хочешь? — Световид откинулся на спинку большого деревянного кресла, как пить дать неудобного, но зато подчеркивающего его статус и устремил на Виктора уже поднявшего взор внимательный и заинтересованный взгляд.

— Хочу я поставить не один, а несколько станков, взять не одного ученика, а несколько. Измыслил я сделать станок, чтобы не только дерево или мягкие металлы обрабатывать, а и сталь оружейную. А для того денег нужно будет много, ой как много. Как подумаю, чего и сколько нужно будет, так тоскливо становится, потому как откуда столько серебра взять и не знаю. Можно складывать из года в год, да только не хочется мне взяться за это на склоне лет. Опять же ить сначала нужно сделать тот станок, да самому научиться им обращаться, чтобы иных учить, да и великий князь сегодня благоволит мастеровому люду.

— И как давно у тебя те мысли?

— А как то богатство в руки притекло, так и появились. Тут ить какое дело, нужно еще и станок придумать и помощников заиметь, потому как самому это дело ну никак не потянуть, а откуда мне взять помощника, только из кабалы кого вытащить да к своему делу приставить. А и жить все это время за что-то нужно. Опять же проехаться по иным странам, да посмотреть какие станки еще есть, я ить не все видел, может что полезное узрею.

— Совсем запутал. Наговорил целую гору и не сказал ничего. Так чего ты хочешь? Что для этого надо?

— Была у меня мысль, поставить подворье, да семью какую выкупить. С помощниками построил бы ту мастерскую, да работать начали бы и сам учился бы и людишек обучил бы.

— Эвон как ты все удумал. А станок-то сможешь соорудить?

— Есть мысли, так что сумею, да не один. — Виктор даже кивнул как человек уверенный в своих силах, — Есть у меня мысли как еще станки сделать, чтобы значит разные работы делать, вот только денег на все это у меня мало. От того и пробавлялся тем заработком. Вот только обмана там нет никакого, — поспешил обелиться он.

— Верю, да только все одно позволить и далее тебе заниматься этим не могу.

Виктор только тяжко вздохнул. Терять столь выгодное предприятие ну никак не хотелось, но вместе с тем обиды на воеводу не было никакой. С какой стати, человек царь и бог в своем уезде, первый после великого князя, но добро помнит, не просто прикрыл лавочку, а лично беседует, да еще и разъясняет что да к чему, где-то даже оправдывается. Такое нужно ценить, а не обиды крутить. Виктор и оценил. Вот ей-ей оценил. Заметил он и то, что когда воевода услышал его слова о мастерской, то искренне заинтересовался, как видно тут он полностью разделял взгляды властителя Брячиславиии и был готов поддерживать любого кто захочет наладить какое-никакое производство.