Владимир Бабкин - Новый февраль семнадцатого Страница 3

Я раненым зверем заревел, когда один из бандитов вытащил большой тесак и направился к визжащей от ужаса Марине, которая судорожно пыталась отодвинуться от приближающегося сверкающего лезвия.

— Я согласен! Стойте!!! — Слышу я свой крик и чувствую, как горячая кровь стекает по кистям моих рук из ран на запястьях. Тяжелые алые капли падают на плитку пола свидетельствуя, что металл наручников прочнее слабой плоти. — Я согласен…

Опустошено прикрываю глаза, чтобы не видеть ликующих бандитов, не видеть ухмыляющуюся физиономию их главаря. Не видеть заплаканного лица Марины…

Только бы Маринку отпустили, только бы ее отпустили… Я шептал эти слова как молитву, готовясь к своему самому последнему в жизни и самому безнадежному бою. Я готовился убивать и готовился умирать. Но чуть позже, пусть только ее отпустят…

Я называю место и код. Сквозь багровый туман и вижу чемодан из нержавеющей стали. Еще код. Открытая крышка и радостный гомон бандитов.

А я повторяю словно заговор «только бы ее отпустили» и мне кажется, что я вижу зеленые глаза Маринки совсем рядом. Такие родные смеющиеся глаза…

И словно сквозь туман сознания доходят до меня ее слова:

— Спасибо, милый. Ты настоящий рыцарь и герой. Хотя, расскажи ты мне о тайнике раньше, то я бы обошлась и без этого представления…

Меня вытаскивают из машины. Вокруг меня лес. Возникает ощущение, что меня привезли сюда с целью закопать мое бездыханное тело где-нибудь в лесной чаще, чтоб не нашел меня более никто и никогда. Сзади лязг затвора пистолета.

В поле зрения появляется Марина. Она целует меня, оглушенного происходящим, в щеку и нежно добавляет:

— С праздником, мой дорогой! Ведь сегодня три месяца со дня нашего такого случайного и трогательного знакомства! Но извини, в обещанный тобой ресторан, ты сегодня пойдешь без меня. Ты мне больше неинтересен.

— Но, почему, почему?! Почему ты это сделала? — Буквально кричу я.

Марина смеется, а затем, щелкнув меня по носу пальцем, заявляет лукаво:

— Пусть для тебя эта история навсегда останется такой вот пикантной загадкой.

Она машет мне рукой.

— Прощай, Миша. Ты был всегда таким наивным и доверчивым! Как и твой прадед!

Сильный толчок в спину. Я лечу и падаю лицом в грязь. Звучит выстрел…

ГЛАВА 1. НАЧАЛО БОЛЬШИХ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

Что человек делает, когда ему невыносимо плохо? Не физически, когда можно обратиться к врачу и получить какое-то лечение, а именно плохо его душе? Рецептов можно услышать много, начиная от банальнейшего «время все лечит» до совершенно идиотского «найди себе кого-нибудь». Методики, применяемые нашими согражданами (впрочем, и не только ими), тоже не блещут многообразием — кто-то ищет отраду в бутылке, кому-то приходит мысль сменить обстановку и куда-то уехать в поисках приключений, в том числе и на непредназначенные для этого природой места, а некоторые находят отдушину в религии. Есть еще чисто женские приколы типа смены стрижки или шопинга, но в любом случае однозначного и гарантированного способа человечество еще не изобрело.

И что самое интересное, как правило, человек знает сотню способов избавиться от душевных страданий и с радостью может посоветовать что-то из своего богатого арсенала другим, но при этом совершенно беспомощен, когда речь заходит о нем самом.

Перепробовать пришлось немало способов — от «забыться в работе» до прыжков с парашютом, от походов в церковь на исповедь до банальнейшей попытки спрятаться от действительности методом покупки множества новых компьютерных игр и свежих книг любимых авторов. Но книги не трогали, игрушки позволяли лишь убить время, исповедью облегчил душу, но боль никуда не делась, а прыжки с парашютом обеспечили мощные вбросы адреналина в кровь, но мало влияли на тоску и тупую боль в области сердца.

Фактически пришлось положиться лишь на утверждение о том, что время лечит, хотя в процессе этого лечения начались проблемы на работе, попал в ДТП и вдобавок зачем-то разругался с Толиком. Абсолютно по-глупому и исключительно по своей вине. Как будто он был виноват в том, что не пришел мне тогда на помощь.

Пришлось брать бутылку хорошего коньяка и ехать извиняться. Понятно, что бутылка переросла в дружескую попойку и в сопутствующие ей «разговоры-за-жисть».

— Так, чего ты смурной до сих пор? — спрашивал меня Толик, неуверенно разливая третью бутылку коньяка. — Три месяца уж прошло как все случилось. Живи дальше. Не сошелся же на ней белый свет. Ну, предала, так с кем не бывает? А с бабами вообще сплошь и рядом. Так что забей…

— Да там не только в ней дело, — качаю головой. — Все вообще…

Неопределенно развожу руками и, чокнувшись с Толиком, вливаю коньяк в рот. Залпом. Без всяких там церемоний и прочего гурманства.

Друг осуждающе качает головой.

— О, дорогой мой, как тебя торкнуло-то. Совсем ты на своем телевидении расслабился. По всякой фигне начинаешь в депресняк впадать. А я говорил, что зачахнешь ты там, не твой это размах и не твой стиль жизни.

— Да нет, не в том дело, — пытаюсь вяло отбиваться от вполне справедливых наездов друга. Причем сам понимаю, что справедливых и действительно с этим что-то надо делать, но инерция, словно какая-то липкая паутина, не дает мне сделать шаг.

— Понимаешь, я как-то потерялся после того случая. Все валится из рук, не радует и не вдохновляет. Как-то пеплом все присыпало, все желания и стремления. Как-то утратил я цель и смысл. Все катилось по инерции и до того. Ведь я согласился возглавить службу новостей, полагая, что буду там все время в тонусе, ведь события каждый день, нужно на них реагировать мгновенно, решения принимать быстро и часто неординарно. Но, события быстро приедаются, рутина затягивает и движешься дальше без огонька словно по инерции. Но роман с Мариной вдруг разжег огонь во мне, понимаешь? Жизнь стала яркой, обнаружились ее новые грани, появился смысл всего. Влюбился в нее, как мальчишка. Три месяца я словно в другом мире жил. Возможно, именно это и было счастьем? Было… Да, пожалуй, тот выстрел в воздух и был прощальным салютом для той моей счастливой жизни.

Мы помолчали.

— Понятно, — сказал Толик и вышел из комнаты.

Вернулся он уже с необычным грузом, который поразил меня абсурдностью своего сочетания — с какой-то солидной папкой и двумя… гранеными стаканами. Поставив стаканы на стол, и отложив пока папку, он внимательно посмотрел на меня, как будто взвешивая что-то еще раз. Затем заявил:

— Тебе, мой дорогой дружочек, работу бы сменить, да и место жительства пока тоже.

Он в упор смотрит на меня и я вдруг понимаю, что он совершенно трезв, хотя еще пять минут назад мне казалось, что он порядочно подзакидался спиртным. Настороженно отвечаю:

— Толик, вот только не говори мне, что у твоей конторы есть ко мне партийное задание. Мы же договаривались.

— А это не задание в классическом смысле этого слова. Это для твоего же блага. — Толик отравил в рот ломтик лимона и продолжил. — Тобой стал очень интересоваться Фонд Пороса. Завтра-послезавтра они должны с тобой связаться.

— С чего бы? — удивился я.

— С того. Очевидно, свяжется с тобой сам мистер Каррингтон и предложит тебе головокружительную работу. В Лондоне. Так ты того, соглашайся.

— В Лондоне? Что я забыл в том Лондоне?

— А там, мой друг, затевается что-то очень и очень странное и мы бы хотели, чтобы ты разобрался что там и как.

— Да ну, я должен все бросать в Москве, увольняться с медиа-холдинга, терять хорошую зарплату и все ради вашего любопытства? У вас что, профессионалов нет?

— А вот представь себе, что у нас нет ни одного профессионала, который является правнуком Великого Князя Михаила Александровича. Ни одного нет, уж поверь.

— Да уж, верю… — смеюсь я. — Но, Москва, работа…

— Да забей ты на эту работу! Сам же говоришь, что не твое это. Да и работу тебе все равно придется менять.

— С чего бы?

Толик промокнул салфеткой губы и серьезно ответил:

— В вашем холдинге меняется владелец. Будет тот, о котором я тебе говорил в прошлый раз. А поставит он на должность генерального, как ты думаешь кого?

— Этого козла, Пашку, — обреченно отвечаю я. — Это точная информация?

— Уж поверь мне, — кивает Толик. — Угадай, сколько минут ты там проработаешь после этого?

Я промолчал. А что тут говорить? С Пашкой мы враги заклятые и бескомпромиссные. И вражда наша идет уж много лет. Так, что если все действительно так, то работы у меня считай, уже нет…

— И еще… — Толик взял паузу, дабы привлечь мое внимание к своим словам. — Вокруг твоей особы замечено некоторое нездоровое шевеление.

— В каком смысле?

— В прямом.