Дмитрий Дивеевский - Ось земли Страница 30

– Порфирий Петрович, выходит, любое независимое мнение – уже троцкизм. Тогда не только оппозиция, но и Пастернак, и Ахматова, и Мандельштам не имели права на существование?

– Ты мозги мне не дури, Сашхен. Никогда не поверю, что ты Пастернака писателем считаешь. В его «Доктор Живаго» только селедку заворачивать. Уж такой страдалец был этот лауреат нобелевской премии, что вся родная интеллигенция соплями по его нелегкой судьбе облилась. А я, как молотобоец писательского цеха, скажу: позволь мне непредвзятый критический анализ его писанины провести – расплющу ее в блин на своей критической наковальне. Так ведь и сегодня не позволят! Сидят, караулят, как бы кто бранное слово не сказал! Но это не главное. Главное, для кого творец пишет – для кучки кухонных шептунов, которые в его стишках смутные ассоциации вылавливают, иди для народа, которому ежедневный духовный свет нужен? Думаешь, народ в пастернаковщине хоть какой-то свет узрит? Знаешь ведь, что не узрит. И не потому, что он стихотворную заумь плодил. Нет, не поэтому! Народ инстинктивно антинародную писанину отторгает. А она у него антинародная! Простой человек в пастернаковских екивоках ясный подтекст увидит: не для тебя, быдло, написано!!!

И проза его с самого начала чисто антирусская. Этот дезертир со всех фронтов, докторишка Живаго, только о себе печется. Ему соборное страдание неизвестно. Поэтому романчик для русского человека слюнявеньким вышел и народ его читать не будет. Вот и вся свобода творчества!

– Но ведь правда то, что нельзя ограничивать свободу творчества одним направлением, тем более придуманным в ЦК!

– Каждой системе свойственна своя культура, мой ненаглядный! Николай Второй позволил процветание несвойственных его системе направлений духовной жизни и сгинул вместе с детишками и супругой в уральской шахте. Или ты полагаешь, что здесь нет никакой взаимосвязи, что его убийцы не знали «Песню о Буревестнике»?

Порфирий был прекрасен. Взгляд его блистал, поза народного трибуна напрягла его внутренние снасти, голос рокотал перекатами.

– Не бывает свободного и независимого искусства. Не бывает! Если в духовной жизни имеется пестрый балаган направлений, значит так нужно власти. Это ее устраивает, потому что балаган сбивает народ с толку. А вредным для себя направлениям она ходу все равно не даст. Только сделает это хитрее, чем Сталин. Сталин-то не хитрил. Он прямо сказал, что социалистической системе идейный балаган не нужен – громогласно трубил Поцелуев – И я с ним согласен, потому что он обязательно предполагает гнилой угол, который при известной слабости властей может превратить всю духовную жизнь народа в зловонное болото. Зачем народу на марше болото? Народу обманутому – без болота не прожить. Он его миазмами дышит и от этого успокаивающие галлюцинации получает.

И так ему в этих галлюцинациях хорошо, таким свободным он себя ощущает, так за себя радуется! Вот, например, такая галлюцинация, как свобода содомии. Сколько героической борьбы за свободу содомитов в Европе свершилось, сколько копий поломано, денег заработано и так далее. И ведь гордятся они, что у них каждый содомит может открыто заявить о себе как о содомите, а семейная пара содомитов может взять на воспитание ребенка, чтобы сделать и из него еще одного педераста. И вот результат – подавляющая часть творцов Европы являются педерастами. А Библия, между тем, содомию запрещает. И правоверные мусульмане ее жестоко преследуют. Почему? Ведь разные религии, а их отношение к педерастии одинаковое.

– Общепринятое понимание заключается в том, что таким образом общество защищается от вырождения.

– Плевать я хотел на это общепринятое понимание, которое педерастами и придумано. Уж больно мягкий вариант получается. Вырождение вырождением, а главное состоит в оскорблении Высшего Промысла, который всеми народами признается. Это оскорбление не может оставаться безнаказанным, вспомни Содом и Гоморру, которые как раз такими вещами грешили и в результате сгинули в испепеляющем пламени.

Вот так, уважаемый Александр Александрович, дорожка и прокладывается: от показушного страдальчества творца к его якобы гениальным плодам, дальше к требованиям некой свободы творчества, попирающей высшие ценности, а кончается самым настоящим нужником, в котором сейчас и барахтается культура нашего родного Отечества.

– Не могу с Вами согласиться, Порфирий Петрович. Вы меня уж простите, ради Бога, но оппозиционное искусство должно существовать.

– В каком таком мире, скажите на милость? Или может Вы в своей Германии обнаружили мощный поток оппозиционной литературы, которая против существующей системы работает?

– Конечно, есть критически мыслящие авторы…

– Дурака не валяйте, господин Зенон. Ваши Гюнтер Грасс или Генрих Бель и яйца выеденного не стоят со своей критикой, потому что они приспособились к системе и не брезгуют побарствовать. Люди не бедные и в модных салонах постоянные. Все их отличие от других таких же приспособленцев в том, что они каждый день бреются. Нет на Западе оппозиционного искусства. Есть свора творцов, обслуживающих буржуев. А рядом с ними существуют презренные маргиналы, которым грош цена. Настоящее искусство всегда одно. Его кисть – совесть, а мольберт – вера в Господа. А если художник в каком-то непонятном экстазе шваброй по холсту колотит и при этом грязные пятна оставляет, то это, пардон-с, всего лишь манифестация творческой несостоятельности. Тут с экстазом надо разбираться. Я-то уверен, что он от бесов.

– Порфирий Петрович, я смотрю, Вы на любимого конька сели, а я ведь по конкретному вопросу сюда явился.

– Документики? Вот Вам письмишко одного англичанина другому. Оба истории хорошо известны. Читайте. А я пока на англичан поглазею.

Лондон секретно

Канцелярия премьер-министра. Личное письмо

Сэру Болдуину

Дорогой Стэнли!

В январе 1928 советское правительство выслало Льва Троцкого в Алма-Ату. Вместе с ним выехали члены его семьи и ближайшие помощники. По оппозиции нанесен серьезный удар, который изменяет соотношение сил в стране. Форин офис оценивает ситуацию следующим образом.

– В правящей партии коммунистов прекращается дискуссия по вопросам демократии. После выдворения Троцкого следует ожидать ударов по его оставшимся сторонникам. В результате партия большевиков обретет еще большую монолитность.

– Троцкизм в широком понимании этого слова после высылки Троцкого в России не исчез. Сталин поборол лишь высшую политическую группу троцкистов. Но существует еще слой управленцев, набранных и воспитанных Троцким, который занимает весьма влиятельные позиции в Советской России. На уровне чиновников высшего звена в так называемых народных комиссариатах, особенно в армии и в тайной полиции, они занимают до 90 % должностей. Они тесно связаны с единомышленниками в литературе и искусстве, в печати, театре, науке. Это огромный потенциал, готовый к действиям. Сталин умело упреждает широкие выступления этой оппозиции, нанося своевременные удары по ее идейным центрам. До высылки Троцкого он буквально балансировал между несколькими группами непримиримых противников, но теперь его положение укрепилось.

Следует признать, что на данный момент положение Великобритании ухудшилось. Высылка Троцкого означает усиление СССР. Впереди борьба со Сталиным на международном уровне. Задача формирования для него стратегического врага на территории Европы переходит в практическую плоскость. Высший совет видит такую возможность в Германии. Вместе с тем историческая цель размягчения советского режима и внедрения в него бактерий брожения должна присутствовать в нашей политике всегда.

1930. Окояновский поселок. Коллективизация

– Ну, что, товарищ Булай, собирай своих пахарей. Будем строить колхоз как положено – сказал уполномоченный по коллективизации Прохор Сердюков, прибывший в колхоз «Ясная Поляна» в соответствие с решением партии. Только что партия постановила приступить к сплошной коллективизации села наряду с искоренением кулака как класса. Решение о создании колхозов было принято еще на 15 съезде, но за прошедшие два года мало что изменилось. Крестьянин на уговоры поддавался плохо и добровольно не объединялся. Колхозов появилось немного, примерно в каждом седьмом-восьмом селе. Это не соответствовало планам партии, а главное, заводило страну в тупик. Стройки социализма забирали людей из деревни, она уменьшалась числом и могла прокормить город только передовым способом – с помощью коллективного труда и механизмов. Но тупой крестьянин не хотел этого уразуметь и партия решительно взялась за его перековку. С конца двадцать девятого года сплошная коллективизация шагнула на село. Правда, касательно колхоза «Ясная Поляна» все выглядело проще, чем в неохваченных селах. Здесь крестьяне свой кооператив организовали своевременно и даже дали ему светлое и радостное название. Но райкому было известно, что коллективизация в поселке прошла не до конца. Обобществили хитрованы только конную тягу да часть инвентаря. А все основное добро – рогатая скотина и мелкое дворовое население оставалось в руках частника. Сегодня же директивы партии были просты, понятны и не терпели возражений: всех в колхоз, всю скотину в общественный фонд вплоть до кур, нежелание считать сопротивлением, кулака ликвидировать как класс. На счастье, в поселке кулаки завестись не успели, а в соседних Больших Арях из ста дворов четыре были ликвидированы как кулацкие с выселением хозяев и сдачей их добра обществу. Сразу после выселения кулаков, крестьяне позажиточней, опасавшиеся попасть в разряд подкулачников, начали резать скот, оставляя себе козу или телку на вырост, чтобы не лишать детей молока. Булай слышал, что по соседним селам во всю идет забой скота. Таким способом крестьянин отвечал на решение партии и дело могло кончиться всеобщим голодом. Слабые урожаи в двадцать седьмом и двадцать восьмом году привели к тому, что государство не могло закупить нужного количества хлеба и прибегло к принудительным изъятиям. В ответ, также как и во времена продразверстки, крестьяне стали сокращать посевные, мол, все равно отберут. Теперь, вдобавок режут скотину и весной снова засеют меньше прежнего. А так как партия уже не может без вывоза зерна за границу, она отнимет все, что соберут. Зерно вывозят в Германию в обмен на станки и машины.