Александр Прозоров - Змеи крови (Слово шамана) Страница 31

– Да, получилось, – русский был бледен и говорил тихо, еле слышно. – Колдунья двоих оживила.

– Так где они?

– Лежат… – выдохнул русский. – Лежат, ничего с ними до завтра не сделается. Вечер скоро. Высплюсь, оклемаюсь немного, завтра и начнем. Как я командовать стану, если мне головы не поднять? Глаза уже слипаются.

Тем временем нукеры из сотни Алги-мурзы расстелили для Менги-нукера ковер, положили тряпичные подушки, начали разводить рядом костер. Пока русский перебирался на приготовленное ложе, из обоза привели обещанного Гирей-беем барана, за рога повалили набок. Глава рода Алги самолично прочитал короткую молитву, после чего барану быстро перерезали горло, и один из нукеров подставил под парную струю деревянную миску. Когда она наполнилась, миску передали шаманке, а уже колдунья отнесла ее своему господину.

– Вот ифрит, выпей.

Тирц, помогая себе руками, сел, принял миску, принялся большими глотками пить чуть солоноватую, теплую, пахнущую влагой жидкость. Желудок быстро откликнулся приятным ощущением сытости, а перед глазами поплыли круги.

Дружным залпом грохнули пушки, выбив еще несколько кольев из тына усадьбы и заставив содрогнуться стену. Тирц недовольно поморщился:

– Ничего сами не могут сделать! Не в стену, по угловой площадке бить надо. Туда, где пищали стоят.

– Почему? – не понял Кароки-мурза. – Пушкари снесут ядрами частокол, и нукерам будет легче забраться на стену. И русским на ней укрыться окажется негде. Стрелами всех посечем.

– Толку-то? Пока на угловых площадках стоят пищали, они все равно не подпустят никого к стене. Снесут фланговым огнем к ядреной фене, и все.

– Куда снесут? – переспросил султанский наместник, но Тирц только отмахнулся:

– Просто не подпустят, и все. Извини мурза, я сейчас, наверное, или усну, или сознание потеряю. Давай завтра…

Когда первые утренние лучи осветили крепость, татары увидели, что за ночь осажденные успели заделать все прорехи. Часть пробоин загородили уложенными поперек бревнами, часть завалили повернутыми набок телегами, подпертыми изнутри дрекольем. Над восстановленной стеной маячили сверкающие наконечники рогатин, доказывающие, что русские готовы отразить штурм в любой момент.

Впрочем Бехчета их наивные старания только рассмешили – он отлично знал, что деревянным укреплениям против пушек все равно никогда не устоять. Грохнул первый за этот день залп – и в частоколе тут же появилось пять новых прорех.

– Это ты главный пушкарь? – окликнул его подошедший от бейских шатров татарин. – Тебя Менги-нукер зовет. Наверх беги, он на холме.

– Заряжайте, – пожав плечами, скомандовал своим помощникам янычар и отправился к русскому полководцу. Бехчета не очень удивляло то, что татарскими тысячами командует иноземец – в османской армии всегда хватало и европейских наемников, и своих христиан. Но янычар глубоко сомневался, что дикий язычник способен хоть что-то понимать в пушкарском деле.

Менги-нукер, все еще бледный от потери крови, сидел на ковре с большим блюдом на коленях. Он спокойно, с достоинством уверенного в своем праве человека обгладывал мясные кости, небрежно отбрасывая объедки за спину, в высокую траву. У ног его сидела рыжеволосая невольница – судя по сальным пальцам, тоже успевшая приложиться к хозяйскому барану.

– Как тебя зовут, воин? – поинтересовался русский на своем языке. По счастью, за время службы в Балык-Кае почти все воины гарнизоны научились сносно общаться на этом наречии. Да и как иначе, если почти все невольники и большинство горожан говорит именно на нем?

– Бехчет Рахми, господин, – янычар поклонился. Коли Аллаху было угодно, чтобы неверный стал командиром войска – значит, его нужно уважать, как и полноценного человека.

– Ты куда стреляешь, Бехчет?

– Я рушу русскую крепость, господин.

– Нет, Бехчет, – покачал головой Менги-нукер. – Ты просто долбишь земляную стену. Разве ты не знаешь, что крепость, это не земля и камни, а узлы обороны, способные ее защитить? Ты видишь угловые площадки, на которых стоят пищали? С них можно с обеих сторон перекрыть огнем все пространство от одного угла до другого. Даже если ты сотрешь стену с лица земли, мои воины не смогут пройти между ними. Их будут убивать десятками и сотнями. Ты меня понимаешь, Бехчет?

Янычар оглянулся на крепость – на длинную ровную стену, по краям которой выступали чуть более высокие бастионы, и из каждого в сторону ворот смотрело по два длинных ствола. И он начал понимать, что язычник действительно прав. Просто на Балканах, на которых он воевал всю жизнь, разрушать в большинстве приходилось либо небольшие замки с высокими стенами, что заваливались, как только рушилась стена с любой стороны, либо небольшие города, не имеющие своих пушек.

– Поэтому, Бехчет, тебе нужно тратить ядра не на глупый частокол, а на угловой бастион, на эту выступающую вперед площадку. Если русские не смогут с нее стрелять, то никакой тын и никакие стены их уже не спасут. Ты меня понял?

– Да, господин, – кивнул янычар, впервые в жизни увидевший образованного христианина. – Сегодня к вечеру угол крепости будет развален.

– Молодец, – одними губами улыбнулся русский. – Ступай.

Пушкарь торопливо сбежал вниз, вопросительно взглянул на помощника.

– Уже зарядили, – ответил тот. – Все десять.

Бехчет кивнул, вытащил из-за кушака молоток, присел возле бомбард. Оглянулся на крепость. Для того, чтобы попасть в самый угол все стволы необходимо чуть-чуть повернуть вправо. Но именно чуть-чуть – при стрельбе на расстояние в тысячу шагов достаточно сдвинуть ствол на один палец – а ядро улетит в сторону на десятки саженей. Пожалуй, для начала достаточно просто подстучать левый клинышек.

Он размахнулся молотком – но тут инструмент вылетел из руки, а сам Бехчет Рахми крутанулся на одном месте и упал на спину. Из груди у него торчал граненый наконечник стрелы.

– Бехчет? – удивился помощник, дернулся всем телом вверх, а потом упал вперед.

Еще один пушкарь, уронив факел, скатился со склона прямо на пушки. Четвертому стрела попала в горло и он, захрипев и схватившись за нее руками, побежал к реке.

Только тут янычары, считавшие, что находятся на безопасном удалении от врагов, осознали опасность и кинулись бежать – но меткая стрела успела догнать еще одного и вонзиться между лопаток.

Юля опустила свой лук, снова присела и прижалась спиной к частоколу. Сердце стучало как сумасшедшее – как-никак, ей пришлось выпрямиться во весь рост и стоять неподвижно, пока руки привычными движениями накладывали стрелы на тетиву, а глаз ухватывал цель. И в каждое мгновение ждать, что с татарского холма прилетит вестница смерти и пробьет ее насквозь от одного бока до другого.

Но Бог миловал. Похоже, толстяк любил поспать и на охоту так рано не выходит.

Юля высматривала жирного коротышку с самого рассвета, надеясь застать врасплох. Но со вчерашнего дня испуг за подстреленного Варлама несколько отступил, и после того, как прозвучал пушечный залп она подумала, что татарские артиллеристы, пожалуй, куда более опасны, чем одинокий стрелок. А еще – что они ковыряются на своей батарее совершенно спокойно, и лучшей мишени просто не придумать.

Теперь каждый татарин десять раз подумает, прежде чем один раз подойдет к поблескивающим на солнце стволам. Пожалуй, ядер сегодня можно будет не бояться.

– Эй, Ефрем! – окликнула она одетого в кольчугу холопа. – Сбегай на кухню, спроси, когда завтракать будем. Думаю, я уже заслужила.

– Юля… Юленька, зар-раза, – покачал головой Тирц, наблюдавший за избиением артиллеристов с высоты холма. – Значит, жива красавица. Вот черт!

Лучница из клуба «Черный шатун» была ближайшим человеком из той гоп-компании, что сперва провалилась вместе с ним в прошлое, а потом погнала его одного зимой через дикие ливонские земли. Он не раз мечтал о том, как захватит ее усадьбу, сделает ее своей рабыней, посадит на цепь – для такого дела настоящую цепь купить не жалко, а потом будет много, много лет развлекаться с ней скучными зимними вечерами. И совсем не теми способами, что могут ей понравиться. Вот тогда-то он припомнит ей все! И то, как мерз в глухом лесу, и как отбивался от собак вонючих сервов, и то, что она всегда называла Россию великой державой. Он устроит ей такую державу, что она станет плакать при одном упоминании слова «русский»!

Однако каждый раз крепостица огрызалась слишком яростно, а обстоятельства складывались так, что навалиться всей силой на одинокую усадьбу не удавалось. Что же, если Юленька по-прежнему здесь, можно попробовать еще раз.

– Как твое здоровье, Менги-нукер? – тяжело дыша, поднялся на вершину холма Кароки-мурза, и бессильно рухнул на ковер. Султанского наместника опять мучила одышка, а под глазами появились сизоватые мешки.