Распутин-1917 - Сергей Александрович Васильев Страница 31

(****) Детали политической деятельности Куусинена в этот период установить трудно. Дело в том, что все бумаги местной социал-демократии за 1913–1917 год «утрачены». Вот такая беда случилась с политическим течением, славящимся своим пристрастием к канцелярщине.

(*****) Участие Куусинена в интригах внутри партийного руководства, приведших в конце концов к развалу СССР, велико и неоспоримо. Вот — самая лёгкая из всех публикаций на эту тему — https://forum-msk.org/material/kompromat/1865979.html?

Историческая справка

Финны всегда были и остаются оголтелыми националистами. Геноцид русских в 1918 году, названный “Выборгским Нанкином”, имел продолжение сто лет спустя, когда в 2018 году Финляндия выпустила памятную медаль о событиях 100-летней давности, прославляющую этнические чистки и “окончательное решение русского вопроса”.

Глава 13. На задворках Российской империи

Поезда дореволюционной России похожи на радугу. Вагоны первого класса синие, второго — жёлтые, третьего — зелёные. Билеты благородно-небесного, намекающего на голубизну крови его пассажиров, в два раза дороже яично-соломенных и в шесть раз — вегетарианско-салатовых. За время войны цены постоянно ползли вверх, и к 1917 году поездку за максимальную стоимость уже мало кто мог себе позволить. Фешенебельные вагоны ходили полупустыми, билет продавался без места. Пассажир просто подходил с ним к нужному вагону, а проводник сам рассаживал дорогих гостей, определяя на свой вкус и с учётом важности пассажира, где кому ехать. Чем выше статус, тем полнее и охотнее исполнялись пожелания.

Третьим классом ездила не только беднота. Встречались пассажиры, не желающие переплачивать, любящие общение, не стесненное светскими условностями. В третьеклассных вагонах атмосфера складывалась традиционно веселая и душевная. Не удивительно, что герои «Идиота» князь Мышкин и купец Рогожин познакомились именно там, а болтливый чиновник им еще и все сплетни рассказал. Но все же, низший класс накладывал определенный отпечаток убогости, считался в высшем обществе “не комильфо”, поэтому товарищ Раскольникова Разумихин из “Преступления и наказания” был искренне возмущен, что скупердяй и не состоявшийся жених Дуни Лужин отправил свою невесту и потенциальную тещу путешествовать именно третьим классом.

В то время, как в зелёные вагоны народ заселялся со всем своим багажом, пассажиры жёлтых и синих сдавали вещи на хранение, получая квитанции на каждое сданное место. Анна настояла, чтобы её шляпные коробки все без исключения грузили в мягкое купе. Проводник попытался возразить, что в синий вагон можно взять небольшую ручную кладь, но купюра совсем невеликого номинала привела его к пониманию, что женские головные уборы не имеют права путешествовать отдельно от хозяйки, даже если их полсотни. Решительное лицо Ревельской и скромное подношение, подкреплённое присутствием целого адмирала, сделали служителя МПС уступчивым и лояльно-сговорчивым. Адриан Иванович, с утра ломавший голову, чем занять очередной унылый день, к обеду превратился в путешественника, участника головокружительного детектива.

— Простите, что сразу не сказала, — доверительно прошептала ему Анна во время прогулки, взяв под руку, — но вам срочно нужно уехать вместе со мной, никому не сообщая и не заходя домой.

Анна поднесла пальчик к губам, предупреждая возражения адмирала.

— За вами, Адриан Иванович, следят, причем весьма профессионально. Не думаю, что с целью вручить приглашение на торжественный приём в вашу честь. Разбираться, кто это и зачем, нет времени. Поэтому предлагаю сделать ход, неожиданный для ваших соглядатаев. Через час уходит мой поезд на Петроград. Купе уже заказано. По дороге вы узнаете много интересного и сами определите, что делать дальше.

Непенин, несколько смущённый напором своей ученицы, тем не менее подчинился и с удовольствием наблюдал за настойчивой оккупацией купе первого класса, гадая, что такое ценное Анне нельзя сдать в багаж. По весу шляпные коробки превышали заявленное содержимое.

— Российские поезда всё же удобнее иностранных, — проскрипел незнакомый голос у дверей, и в купе сунулась стариковская седая голова в надвинутом на брови малахае.

— Прошу прощения, — начала было Непенин…

— Ну сколько можно! — перебила его Анна, — я места себе не нахожу! Хотела даже на привокзальную площадь сходить — взглянуть…

— Не извольте волноваться, всё под контролем. Работает спецназ, — ответил гость хорошо знакомым баритоном, расправляя плечи, выпрямляясь и приобретая узнаваемые очертания. — Рад видеть живым и здоровым, Адриан Иванович, и прошу немного помочь мне освободить вас от навязчивого хвоста. Вы, оказывается, настолько популярный человек в Гельсингфорсе, что за вами увязались два соглядатая! Не следует увеличивать неопределенность и тащить их за собой в Питер. Пора обрубать!

— Григорий Ефимыч, — радостно и удивлённо воскликнул Непенин, — мне казалось, что я уже потерял способность удивляться вашим талантам. Конечно же, я к вашим услугам. Что мне делать?

— Работаем медленно, никуда не торопясь. Вы выходите из вагона, закуриваете и, не спеша, как на прогулке, идёте к вокзалу, но не заходите внутрь, а огибаете слева, проходите по заднему двору между торцом основного здания и сараем — там узко, но пройти можно. Выходите на перрон с другой стороны и спокойно возвращаетесь в вагон. Аня, ты у нас — на посту, охраняешь сама знаешь что. Ни шагу из купе, всех впускать, никого не выпускать. Проконтролируешь возвращение его высокопревосходительства… И не скучай, скоро будем …

— А ты?

— А я пообщаюсь с эскортом адмирала, — нехорошо усмехнулся Распутин. — Страсть как интересно узнать, кто у нас такой любопытный?

— Но…

— Никаких “но”. Работаем!…

Непенин вышел на перрон, щурясь на морозное солнце, достал из кармана пальто портсигар, не спеша обстучал об него папиросу, прикурил от услужливо протянутой проводником спички и пошёл, поёживаясь, к дверям вокзала. “Только не оглядываться! — в такт шагов шептал он, пропуская торопящихся пассажиров и уворачиваясь от поклажи, перетаскиваемой носильщиком, — тот, кому надо, всё увидит и всё сделает, как положено.”

Анна проследила, как адмирал подошёл к ажурной вокзальной арке, задумавшись, постоял несколько секунд и, ускоряя шаг, двинулся к срезу здания. Двое солидных, хорошо одетых господина, безмятежно балагуривших у соседнего жёлтого вагона, вдруг встрепенулись, выбросили недокуренные папироски и направились следом. Когда Непенин исчез за поворотом, они, не таясь, сорвались в галоп. И тут краем глаза Анна увидела третьего, до сего времени безмятежно торговавшего пирожками с лотка. Поставив свой товар прямо на грязный снег и не обращая внимания на окрик покупателя, лоточник поднял воротник, опустил козырёк картуза на глаза и направился вслед за парой шпиков.

“Их не двое, а трое! И Гриша ничего не знает про третьего! — прошептала Ревельская, беспомощно оглядываясь по сторонам. — Что же делать?”

Спины преследователей удалялись, но были хорошо различимы. Анна своим острым женским взглядом обратила внимание, что именно третий представляет наибольшую опасность. Он шёл, пружиня, легко неся своё массивное, но пропорционально сложенное и