Бастард Ивана Грозного 1 - Михаил Васильевич Шелест Страница 31

— В башню тебя посадить, что ли? — Продолжал он. — Будешь сказки сказывать, а писцы записывать… А?

Саньку спросили и он ответил.

— Ты, Алексей Фёдорович, волен поступать, как знаешь. Но ежели в крепость закроешь, то и я закроюсь. Ничего от меня не получите. Веришь мне? Вы будете меня железом жечь или на куски резать, но я не почувствую боли. Хочешь проверить? Но тогда эти слова станут последними, что ты от меня услышишь. Во мне нет ни боли, ни жалости, ни к себе, ни к другим. И такой разговор у нас с тобой последний. Даже и не думай начать.

Адашев выслушал Саньку молча, улыбнулся и протянул ему ладонь. Санька руку пожал.

* * *

— У лукоморья дуб зеленый, — начал Санька.

— Златая цепь на дубе том.

И днем, и ночью кот ученый

Всё ходит по цепи кругом.

Идет направо — песнь заводит,

Налево — сказку говорит.

Там чудеса: там леший бродит,

Русалка на ветвях сидит…

— А что такое — «лукоморье»? — Спросил царь.

— Излучина моря.

— А что такое «море»?

Санька вздохнул.

— Озеро огромное и вода в нём солёная. Ты, государь, не перебивай, бо складу не будет.

— А… Окиян. Рассказывал мне Оболенский. Ладно, сказывай дале.

— Там на неведомых дорожках

следы невиданных зверей.

Избушка там на курьих ножках

Стоит без окон, без дверей.

Там лес и дол видений полны.

Там на заре прихлынут волны

На брег песчаный и пустой,

И тридцать витязей прекрасных

Чредой из вод выходят ясных,

И с ними дядька их морской.

Санька знал Пушкина наизусть. И не только «Руслана с Людмилой» и «Онегина», но и массу других стихов. Александр Викторович вообще любил поэзию. Особенно про природу и сказки. У него была отличная память, а детям читать он любил.

До начала действия они добирались долго. Иван расспрашивал про бабу ягу и про другую нечисть, про колдунов и говорящих котов. Санька не расстраивался, что его перебивали. Он сконцентрировался, чтобы не заснуть и пока со сном справлялся.

Первые строки произведения поразили Ивана.

— Владимир-Солнце пировал, — произнёс задумчиво он. — Так от сказ про предка нашего?! Забавно! И складно. Никто мне таких сказок не сказывал. Продолжай.

И Санька продолжил. Уже он дошёл до разговора Руслана со старцем и не слыша дыхания царя, думал, что тот уснул, когда услышал вдруг:

— Но зла промчится быстрый миг. На время рок тебя постиг. Как там дальше?

— С надеждой, верою веселой иди на всё, не унывай. Вперед! Мечом и грудью смелой свой путь на полночь пробивай, — продолжил Санька.

— Это про меня, — сказал Иван. — У меня тоже украли невесту. А мне она понравилась.

— Ты про Анастасию? — Осмелился спросить Санька.

— Да, — грустно сказал Иван.

— Так и женись на ней. Она же сирота. На попечении дядьки. Ну и что, что он злодей затевал госпереворот. А кто здесь другой? Все спят и видят себя на троне. Ну, или сильно рядом…

Санька вдруг понял, что царь его внимательно слушает и испугался.

— Ты, волхв, всё верно говоришь, но твоего совета никто не спрашивал, ведь так?

— Так, государь. Прости.

— Прощаю. Ты, человек дикий. Но далее остерегись. Понял ли?

— Понял, государь.

— Тогда продолжай сказку.

Иван сам остановил «сказочника» словами: «Завтра доскажешь. Спи прямо тут», перевернулся на левый бок и тут же уснул. Санька тихо из царёвой спальни вышел и наткнулся на спящего прямо у двери Адашева.

— Ну что? — Встрепенулся тот.

— Сказал спи прямо тут.

— Ну так и спи. Раз сказал, так и надо делать. А то он грозный, как не по его. Сейчас тебе шубу принесут.

Адашев нырнул в темноту и вскоре лежанка у царской постели для Саньки была готова. А тому многого было не надо. Санька даже не укрывался, хотя в спальне чувствовалась сильная прохлада. Он лёг на шубу и сразу провалился в глубокий сон.

Среди ночи Саньку разбудил крик петуха. Не понимая, что за напасть, он приподнялся на лежанке. Иван тоже поднялся в постели и сел. Стукнула дверь и в спальню зашла дородная женщина с царским одеванием. Сонного Ивана Васильевича одели и под руки вывели из комнаты На Ракшая никто даже не взглянул.

Ну и ладно, — подумал он и снова провалился в сон… И был снова разбужен через некоторое время ором «певчей» птицы.

Там, где жил Ракшай, ни кур, ни петухов не водилось. Это птица капризная, зерна требует, а где оно, то зерно, когда и людям не хватает? А на царском подворье петуха, значит, держали… Будь он неладен!

Сон больше не шёл. По предыдущему опыту общения с петухами, Санька знал, что они кричат раза три за ночь, и с утренними петухами простой люд просыпался и брался за работу. На работу Санька идти не спешил и потому, выбежав «до ветру», тут же во дворе занялся зарядкой.

Сделав кругов двадцать пробежки со всевозможными выпадами, наклонами и движениями руками, Санька перешёл к прыжкам и приседаниям, потом занялся отжиманиями и растяжкой. Увидев в сумраке просыпающегося зимнего дня под навесом дровяника лежащий на чурбане колун, он решил, что колка дров — наилучшее физическое упражнение для растущего организма.

Осмотрев заготовленные для раскола поленья, Санька примерился к топорищу. Рубщик, вероятно, имел руку побольше Санькиной и первые несколько чурок с первого раза колоться не хотели. Только с седьмого раза от здорового пятака стали откалываться не щепки, а нормальные полена. Для колки стоял невысокий широченный чурбан в два обхвата, но затащить на него чурки Ракшай не мог, да и роста его вполне хватало для колки с земли.

Работа заладилась и Санька не заметил, как переработал все заготовленные для колки чурки. Тело его горело, рубаха взмокла и он накинул свой кожушок.

— О! То верно, — раздался сзади голос. — Ты кто таков? Чьих будешь, малец?

Санька давно приметил присевшего на ступеньку заднего крыльца молодого парня, но виду не подавал.

— А ты кто такой? — Спросил Санька.

— Я-то? Ивашка. Растопщик дворцовый.

— А я из пришлых. Царю сказки на ночь рассказывал.

Положив колун, Ракшай присел рядом на чурбан, подложив разложенный треух.

— Много сказок знаешь?

— Много, не много, то моё дело.

Санька сидел и отдыхал. Уже рассвело. С крыльца скатилась босая девка.

— Эй, малец, — крикнула она. — Тебя государь утренять кличет. Поди ж скоро.

Она резко