Вадим Давыдов - Всем смертям назло Страница 32

— Что вам угодно? — сухо и преувеличенно спокойно спросил Ротшильд, стараясь сохранить остатки самообладания, и чуть улыбнулся. — Кстати, извините за оскорбительные прозвища, которыми я вас наградил. Я должен был попробовать.

— Никаких проблем, дорогой барон, — улыбнулся в ответ Гурьев. — Я же сказал, на меня это не действует. Мне угодно получить ответы на мои вопросы, а также некоторые предметы, которые, по моим сведениям, находятся у вас. Я понимаю, что вы осознали происходящее в достаточной мере для того, чтобы приступить к сотрудничеству, не так ли?

— Я вас где-то видел.

— Возможно.

— Вы из… разведки?

— Ну, вы даёте, Виктор, — изумлённо вскинув брови, покачал головой Гурьев. — Мне не хочется разрушать то хрупкое подобие взаимопонимания, что установилось между нами. Зачем вам сведения, которые вы никогда и никак не сможете использовать? Да, я из разведки. Моей собственной, личной разведки. То есть я и есть разведка, контрразведка, а также государство, которое руководит этими службами. Это, право же, всё, что вам следует знать. У вас острый, аналитический ум, и вы прекрасно понимаете, что больше вам ничего узнать не удастся. Вы пытаетесь поиграть, потянуть время?

В следующее мгновение тело Ротшильда напряглось, а глаза закатились так, что сквозь трепещущие с нечеловеческой скоростью веки сделались видны лишь желтоватые белки глазных яблок в мелких красных и синих прожилках. Зрелище было отталкивающим и пугающим, но Гурьев, ожидавший чего-то подобного, даже немного подался вперёд, чтобы получше видеть происходящее. Близнецы отозвались в ладони сильной вибрацией. Давай, поговори со мной, подумал Гурьев.

— Отпусти меня, — глухое, лишённое интонаций рычание, низкое и отзывающееся пульсирующей вибрацией Близнецов, раздалось из глотки Ротшильда.

— Нет, — поджал губы Гурьев, вставая и обнажая клинки.

— Отпусти меня, — рычание сделалось ещё более низким.

Гурьев не стал утруждать себя ответом. Он ждал.

— Отпусти меня, — повторил голос немного тише. — Моё имя – Ардзаа. Отпусти меня.

— Выходи, — спокойно сказал Гурьев. — И попробуй уйти.

— Отпусти меня, — рычание, казалось, наполнило всю комнату. — Я убью твою шлюху. Убью щенка. Убью всех.

— Уй, — Гурьев сложил губы трубочкой и сморщился, копируя интонации какой-нибудь торговки рыбой с одесского Привоза. — Йа фсся дражжу. — И усмехнулся, не испытывая ничего, кроме удивления: – Ты что, пугаешь меня, зверёк?

— Отпусти меня, — рёв раздавался на пределе, так что Гурьев уже начал беспокоиться – сидящее внутри Ротшильда нечто, пытаясь воздействовать на психику модуляциями воздуха, проталкиваемого через гортань и связки, могло не на шутку повредить достаточно нежные ткани. — Отпусти.

— Эй, зверёк, — почти ласково произнёс Гурьев. — Советую вести себя потише, ты ему всё там порвёшь. У тебя была возможность удостовериться, что фокусы, рассчитанные на монахов святопупского монастыря или бобруйских цадиков, на меня не действуют. Хочешь поиграть? Возвращайся назад, с его мозгами и волей у тебя может получиться выйти отсюда внутри этого тела. А так – извини, никаких шансов.

— Это не я. Отпусти.

— Ах, не ты?! — радостно удивился Гурьев. — Какая прелесть. А кто?

— Алоай. Отпусти.

Ну и чепуха, подумал Гурьев. Да это же просто не может быть правдой. Однако…

— Я сказал, что тебе следует делать. Выходи или возвращайся. Это всё, — Гурьев прищурился, ощущая – или всё-таки видя? — едва заметный «туман», окутывающий тело Ротшильда.

Секунду спустя тело Виктора обмякло, голова безвольно свалилась набок. «Туман» исчез, и рукояти перестали пульсировать, вернувшись в состояние лёгкой, но ощутимой вибрации. Гурьев, сложив мечи, откинул тонкое одеяло и проверил пульс, оказавшийся вполне пристойным – пульс человека, находящегося в глубоком обмороке. Покачав головой, Гурьев поднял глаза в угол комнаты, где находилось окошко с объективами, и помахал ладонью – всё в порядке. И вышел.

В «тамбуре», отделявшем комнату узника от коридора и прочих помещений, Близнецы «успокоились». Удовлетворённо кивнув, Гурьев повернул маховик замка, распахнул дверь и шагнул в коридор.

В «караульной» его уже ждали – два «курсанта», отец Даниил и Ладягин. «Курсанты» смотрели на маленькие, расположенные за мощными, наполненными водой стеклянными линзами, экранчики приборов, похожих на осциллографы. Изображение комнаты с Ротшильдом, конечно, оставляло желать много лучшего, но на безрыбье и ёрш – стерлядь, подумал Гурьев. Вот только лица присутствующих ему не понравились.

— Что это вы, господа мои, — намеренно пропихивая насмешливые интонации в голосе, проговорил Гурьев, — такие серьёзные? Бабы-яги испугались? Не ожидал от вас, господа офицеры. Да какая-нибудь товарищ Землячка,[28] не закованная в железа да не опоенная бромом до надлежащей кондиции, пожалуй, поопаснее будет, чем эта карикатура. Вот не ожидал, господа, не ожидал. А вы что, батюшка?

— Господи, спаси и помилуй, — священник перекрестился, и его примеру, словно очнувшись, последовали остальные.

Гурьев воздел очи горе:

— Я услышу что-нибудь конструктивное сегодня, господа?!

— Услышите, Яков Кириллович, — пообещал священник, пристально разглядывая Гурьева. — Непременно услышите, можете не сомневаться.

— Что вы на меня так смотрите, отче? — уже почти в самом деле раздражаясь, произнёс Гурьев. — А-а-а, понимаю. Согласно вашим сведениям, почерпнутым из крайне достоверных источников, демоны боятся только двух типов сущностей: архангелов либо демонов высшего порядка. Ну, и кем же вы меня числите? Очень, очень интересно.

— Числю вас необыкновенно язвительным молодым человеком, Яков Кириллович, — без улыбки ответил священник. — Веселья, однако, разделить не могу.

— Ну, не надо, — пожал плечами Гурьев и плюхнулся в кресло. — Владимир Иванович?

— Что он… говорил?

— Просился погулять. Обещал «ффссехх уппить». Надувал щёки барона, пускал ветер, правда, спасибо, только изо рта. В общем, жалкая, ничтожная личность, — увидев, что надлежащий эффект достигнут, и лица у присутствующих несколько смягчились, Гурьев удовлетворённо кивнул: – Этот зверёк оказался даже вежливее предыдущего, он…

— Молчите! — резко наклонился к нему священник. — Не произносите даже мысленно! Он назвался?!

— Да, — Гурьев улыбнулся. — Не только назвался сам, но и любезно сообщил имя предыдущего визитёра.

— Я так и знал, — пробормотал Ладягин. — Так и знал. Я думаю, имя – это некий код информационной структуры, некая ключевая комбинация, произнеся которую, его… можно вызвать… переместить… Например… в себя… Господи, помилуй!

— Так он что же, рассчитывал, будто я, потрясённый тем, что мне открыто – ах, ох, ух! — имя демона, начну его склонять и спрягать на все лады?! И тем самым… — Гурьев прищурился. — Нет, что-то в этом, конечно же, есть. Неужели он на это рассчитывал?

— А вы… не собирались? — спросил священник, не сводя с него взгляда.

— Это когда вы на меня заорали? — приподнял Гурьев правую бровь. — Ну, я не так глуп, как вам могло бы показаться, отче. Или вы опасались, что он «зачепился» и сейчас «потянет меня за язык»?

— Представьте себе, опасался, — кивнул священник. И продолжил задумчиво: – Всё-таки странно. Ведь он не может не понимать, что иного выхода, кроме другого тела, у него нет. Почему он не попробовал?

— Потому что там были не вы и не я, батюшка, — сказал Ладягин. — А Якова Кирилловича, да ещё при мече, они боятся.

— А вы что молчите, господа? — обратился Гурьев к офицерам. — Хочу услышать и ваши соображения.

— Нет никаких соображений, Яков Кириллович, — щёлкнул каблуками Карташев. — Пока нет. Слишком мало сведений. Согласен с господином Ладягиным и батюшкой в том, что имя называлось с умыслом принудить вас к произнесению оного. Всё остальное не заслуживает доверия.

— И я не расположен ему доверять – даже в том, что касается их пресловутых имён, — Гурьев провёл тыльной стороной ладони по подбородку. — Вообще, всё это напоминает дешёвую оперетку, вы не находите?

— Нет, — отрезал священник. — Не нахожу. Что вы собираетесь предпринять?

— Собираюсь вколоть ему стимулятор и попробовать разговорить. Может, зверёк, как следует испугавшись, заставит нашего «красного барона» распеться.

— Вы что, не понимаете, насколько это опасно?!

— Отче, ему совершенно некуда там деться, — мягко проговорил Гурьев. — Вы уже убедились, что работает и меч, как детектор, и применяемые мною методы. Как только я сообщил ему о его шансах, он тут же вылез и начал, как говаривал в таких случаях мой дедушка, «казать мине козу». Уси-пуси. Обхохочешься, на самом деле. И я совершенно не понимаю, почему следует бояться какого-то солитёра. Вы как хотите, а я считаю, что это просто какой-то неизвестный науке тонкий паразит, и ничего больше.