Жак Садуль - Луна и солнце Людовика XIV Страница 32

Возможно ли, чтобы сие продолжалось до момента спасения нашего, коего ожидаем мы так давно и которое наступит, когда новый Иерусалим раскинет вымощенные золотом площади свои и откроет сделанные из единого драгоценного камня врата, а древо жизни в раю распустит листья во здравие народов земных?

Я знаю, да, я знаю, что изданный мной трактат поможет многим создать чистейшее золото, но благодаря этому же трактату золото и серебро станут для них столь же презренными, как навоз. Верьте словам моим, юные школяры и подмастерья науки сей, верьте и вы, старики и философы, верьте, что таковое непременно наступит время (и я пишу сие не по прихоти пустого воображения, но предвижу разумом своим и укрепляюсь данным мне откровением), когда мы, познавшие и сохранившие науку сию, соберемся со всех четырех концов земли и вознесем хвалу Господу Богу нашему. Сердце мое творит и повторяет в себе слова, дотоле неслыханные, дух мой, обращенный ввысь трепещет от великой радости во славу Господа всего Израиля.

И я возвещаю слова сии и обращаю их в мир, как предвестие и трубный глас, дабы не умереть мне прежде, чем окажу я миру эту услугу. Книга моя станет предтечей Илии, который подготовит Господу царскую дорогу. И пусть все просвещенные люди мира волею Бога познают это искусство. Тогда золото, серебро и жемчуг станут вещами столь обычными и повсюду появятся в таком изобилии, что не будут обращать на них никакого внимания и почитать будут лишь постольку, поскольку и в них содержится наука. И тогда наконец явится нагая добродетель, благая сама по себе, и придет время славы ее».

Видимо, это и побудило аббата Лангле дю Фре-нуа признать Филалета добрым христианином. Вот что он пишет по этому поводу: «Я намерен сообщить все, что мне известно, об этом адепте. Не подлежит сомнению, что был он человеком высоконравственным и, похоже, добрым христианином, хотя я не знаю, к какой конфессии он принадлежал. Судя по его книге, он был из числа фантазеров и энтузиастов».

Было выдвинуто несколько гипотез о личности этого адепта. Согласно самой распространенной из них, это был британский ученый Томас Воген, о чем написал, в меру своей довольно малой осведомленности, аббат Лангле дю Френуа. Предлагались и другие имена, но, скорее всего, это были псевдонимы: Филалету постоянно грозили преследования, поэтому он менял фамилии, называя себя то Чайлд, то доктор Цайль, то г-н Карноуб. Если же вернуться к Томасу Вогену, то он происходил из древней и знатной семьи в Уэльсе – глава этого рода носил титул лорда и входил в число пэров королевства. Сам Томас Воген был известным ученым и очень близким другом физика Роберта Бойля, с которым мы уже встречались. Оба принадлежали к небольшой группе ученых, составивших ядро будущего лондонского «Королевского общества». Поскольку Томас Воген много путешествовал и публично заявлял о своей вере в реальность алхимического искусства, высказывалось предположение, что лакуны в его биографии могут соответствовать внезапным появлениям адепта, известного под именем Филалет; кроме того, как я уже говорил, Томас Воген дружил с Робертом Бойлем, а нам известно, что Роберт Бойль и Филалет постоянно переписывались. И, наконец, последний довод, который выглядит решающим: до нашего времени дошла рукопись алхимического трактата Томаса Вогена, подписанная псевдонимом Филалет. Итак, дело представляется совершенно ясным, и в «Универсальном словаре Ларусса» статья, посвященная Томасу Вогену, содержит следующее безоговорочное утверждение: это алхимик, известный под именем Эйреней филалет, автор нескольких трактатов, в том числе знаменитого труда «Открытый вход в закрытый дворец Короля».

К несчастью, составители прославленной энциклопедии в данном случае доверились слухам, в чем убедился, проведя более детальное расследование. Совершенно справедливо, что Томас Воген интересовался алхимией и создал по меньшей мере один трактат об этом искусстве, но подписал его псевдонимом Евгений Филалет, а не Эйреней Филалет. Сверх того, по своему содержанию алхимический текст Томаса Вогена разительно отличается от учения, изложенного в трактате Филалета[57]. Остается заключить только одно: личность адепта – точно так же, как его возраст – идентификации не поддается.

До нас дошло очень мало сведений о молодых годах алхимика. Британский писатель Урбигер[58] сообщает, будто Карл I рассказывал одному из своих приближенных о проекции, совершенной Филалетом на его глазах в королевской лаборатории. Никаких деталей Урбигер не приводит, но добавляет, что порошок Филалета обладал поразительной силой. Обратимся к Луи Фигье, который пишет по этому поводу следующее: «Все историки сходятся в том, что тинктура Филалета превосходила силой своей те, что встречались прежде или имелись у других адептов XVII века. Один гран его порошка обращал в золото унцию ртути, а унция этого преображенного металла в свою очередь обладала способностью облагородить десятикратное количество ртути. Поскольку эта цифра почти соответствует результату, полученному ван Гельмонтом во время той знаменитой проекции, которая обратила его в алхимическую веру, было высказано предположение, что неизвестный адепт, вручивший голландскому ученому небольшое количества порошка, был не кто иной, как Филалет собственной персоной. Версия эта подкрепляется весомым свидетельством Старки, друга и ученика Филалета».

Готовность Луи Фигье принять эту гипотезу вызывает некоторое удивление, так как он разделял мнение о том, что Филалет родился в 1612 году. Однако произведенная ван Гельмонтом трансмутация имела место в 1618 году – весьма сомнительно, чтобы Филалет сумел реализовать магистерию в возрасте шести лет!

Напротив, если эта дата рождения является ошибочной, как склонен думать и я, и если Филалет стал известен уже в царствование Карла I, то весьма возможно и даже более чем вероятно, что именно он в 1618 году нанес визит ван Гельмонту, а затем, гораздо позже, явился – вернее, послал одного из своих слуг – к Гельвецию с целью обратить того в алхимическую веру.

Мы еще вернемся к этому вопросу и постараемся доказать наше утверждение, но сначала нужно. проследить за путешествиями адепта за пределами Европы. Из надежного источника мы узнаем, что Филалет какое-то время провел в Северной Америке. Это путешествие, которое он совершил в юности, является одним из самых достоверных с исторической точки зрения событий его жизни, поскольку сразу после прибытия на заокеанский континент он сблизился с аптекарем Старки, вписавшим свое имя в историю фармакологии благодаря изобретению скипидарного мыла, которое применяется и в наши дни. Филалет поселился у него, в доме и часто пользовался лабораторией, где создал в присутствии аптекаря и его сына Джорджа довольно много золота и серебра. Несколько раз он дарил им часть полученым таким образом герметического металла. Когда сын Старки перебрался на жительство в Англию, он издал книгу[59], в которой рассказал о знакомстве с Филалетом и о необыкновенных трансмутациях, совершенных на его глазах. Он не говорит, почему адепт покинул их семейную обитель; вероятно, Филалет опасался долго задерживаться на одном месте, поскольку слава создателя золота следовала за ним по пятам.

Помимо этого свидетельства в нашем распоряжении рассказ доктора Майкла Фаустиса, который издал «Открытый вход в закрытый дворец Короля». Он завязал знакомство с несколькими англичанами, которые либо встречались с Филалетом в Америке, либо состояли с ним в переписке, Среди последних оказался и Роберт Бойль. Он был отнюдь не исключением: многие ученые в течение почти сорока лет относились к Филалету чрезвычайно серьезно. Исаак Ньютон[60] не расставался с книгой «Открытый вход в закрытый Дворец Короля» и принадлежавший ему экземпляр (проданный за очень внушительную сумму на аукционе 1936 года) на каждой странице был испещрен его пометками. Он сам и Бойль были настолько убеждены в реальности алхимии, что внесли в парламент проект закона, запрещавшего распространение сведений о трансмутации, так как это могло привести к падению стоимости золота!

После поездки в английскую Америку следы Филалета на несколько лет теряются; если верить Георгу Морхофу, он будто бы отправился в Восточную Индию, где совершил несколько публичных проекций; но мне не удалось найти этому подтверждения. Зато дату его возвращения в Европу можно установить с почти полной достоверностью: в 1666 году в Амстердаме он поручил Иоганну Ланге перевести на латинский язык первоначальную английскую. версию своего трактата «Открытый вход в закрытый дворец Короля». Это сочинение было издано под названием «Itroitus apertum ad occlusum Regis palatium». В том же 1666 году неизвестный адепт посетил Гельвеция в Гааге – городе, который находится совсем недалеко от Амстердама. Как мы помним, по ходу беседы с врачом принца Оранского адепт сказал, что в шкатулке из слоновой кости у него имеется такое количество философского камня, которого достаточно, чтобы произвести трансмутацию в золото сорока тысяч фунтов свинца. Кстати говоря, такое же заявление сделал неизвестный гость ван Гельмонта, и это еще одно доказательство необыкновенной трансмутационной силы, присущей порошку Филалета. Поскольку, изучая жизнь различных алхимиков, мы уже убедились, как трудно создать философский камень и сколь немногим адептам это удалось, мне кажется совершенно невероятным, чтобы в тогдашней Европе могло оказаться три или четыре герметических философа, обладавших столь совершенным порош-ком. Мне представляется куда более правдоподобным, что был только один, единственный в своем роде адепт, достигший вершин познания, и это был Филалет – именно он в молодости нанес визит ван Гельмонту, затем, много позже, вернувшись из Америки, посетил Гельвеция, и, наконец, воспользовался случаем, чтобы обратить в алхимическую веру Беригарда Пизанского.