Орсон Кард - Искупление Христофора Колумба Страница 35

– И этого будет достаточно?

– Кто знает? – ответил отец Перес. – Может быть, и да.

Когда Господь возложил на меня эту задачу, подумал Колумб, я надеялся, что он откроет для меня дорогу. А вместо этого я могу рассчитывать только на эту сомнительную возможность.

– Убедите королеву, – сказал отец Перес.

– Если смогу, – ответил Колумб.

– Хорошо, что вы вдовец, – заметил отец Перес. – Я знаю, что жестоко так говорить, но если бы королева знала, что вы женаты, она не проявила бы к вам такого интереса.

– Но она-то ведь замужем, – сказал Колумб. – Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что женатый мужчина куда менее привлекателен для женщины. Даже для замужней женщины. В особенности для замужней женщины, потому что она думает, что знает, что представляют собой мужья!

Отец Антонио добавил:

– У мужчин, с другой стороны, все наоборот. По крайней мере, если судить по исповедям, которые мне довелось выслушать, я бы сказал, что мужчин больше привлекают замужние женщины, чем одинокие.

– В таком случае королева и я обречены понравиться друг другу, – сухо заметил Колумб.

– Я тоже так думаю, – сказал с улыбкой отец Перес. – Но ваша дружба будет чистой и детьми вашего союза будут каравеллы, паруса которых наполнит восточный ветер.

– Вера для женщин, доказательство для мужчин, – промолвил отец Антонио. – Означает ли это, что христианство рассчитано на женщин?

– Скажем лучше, что христианство рассчитано на преданных и верных, и поэтому истинных христиан больше среди женщин, чем среди мужчин, – заметил отец Перес.

– Но без понимания, – возразил отец Антонио, – не может быть веры, поэтому она остается уделом мужчин.

– Существует понимание причины, и тут мужчины всегда впереди, – отметил отец Перес, – но существует и понимание сострадания, в чем женщины намного превосходят мужчин. Что из этого, по вашему мнению, ведет к укреплению веры?

Колумб оставил их погруженными в спор и закончил приготовления к поездке в Кордову, где обосновался двор короля и королевы, пока они вели свою более или менее непрерывную войну с маврами. Весь этот разговор о том, чего женщины хотят, в чем нуждаются, чем восхищаются и во что верят, казался Колумбу смешным и нелепым. Что могут знать о женщинах давшие обет безбрачия священники? Но, с другой стороны, сам он был женат, и все равно совсем не разбирается в женщинах, тогда как отец Перес и отец Антонио выслушали исповеди многих из них. Возможно, они знают, о чем говорят.

Фелипа верила в меня, подумал Колумб. И я принимал это как должное. Но теперь я понимаю, что нуждался в ней и рассчитывал на ее преданность и веру. Она верила мне, даже когда не понимала мои доводы. Возможно, отец Перес прав, и женщины видят истинную, скрытую суть вещей и не обращают внимания на то, что лежит на поверхности. Быть может, Фелипа поняла, какую миссию возложила на меня Святая Троица, и поэтому поддерживала меня, невзирая ни на что. А что если и королева Изабелла поймет это, и, поскольку она женщина и занимает место, обычно предназначаемое для мужчин, она сможет повернуть ход судьбы, и тогда я выполню миссию, возложенную на меня Богом.

Стемнело, и Колумб почувствовал себя одиноким. Впервые, насколько он мог припомнить, он ощутил отсутствие Фелипы и захотел, чтобы она была рядом с ним в эту ночь. Раньше я не понимал, что ты давала мне, сказал он, обращаясь к ней, хотя и сомневался, услышит ли она его. Но почему бы и нет? Если святые слышат обращенные к ним молитвы, почему не могут услышать их жены? А если она больше не слушает меня, – к чему ей это? Но я уверен, она будет слушать молитвы Диего.

С этой мыслью он побрел через освещенный факелами монастырский двор. Наконец, подошел к маленькой келье, где жил Диего. Сын спал. Колумб поднял его на руки и понес сквозь сгущающуюся темноту в свою комнату, на большую кровать. Лег рядом с сыном, который свернулся калачиком, положив голову на руки отца. Я здесь с Диего, сказал он про себя. Ты видишь меня, Фелипа? Слышишь ли ты меня? Теперь я уже лучше понимаю тебя, сказал он, обращаясь к покойной жене. Теперь я понимаю, насколько велик тот дар, который ты дала мне. Благодарю тебя. И если там, на небесах, ты можешь что-то сделать, раскрой для меня сердце королевы Изабеллы. Пусть она увидит во мне то, что сумела разглядеть ты. Пусть она полюбит меня хотя бы в десять раз меньше, чем ты, и тогда у меня будут корабли, и Господь принесет святой крест в восточные королевства.

Диего зашевелился и Колумб прошептал ему:

– Спи, сынок, спи.

Диего теснее прижался к нему и не проснулся.

Хунакпу шел с Дико по улицам Джубы с совершенно невозмутимым выражением лица. Казалось, что для него голые ребятишки и тростниковые хижины были самой привычной картиной. Что касается Дико, то ей никогда не приходилось встречать приезжего, который удержался бы от каких-либо высказываний по этому поводу, и не задавал бы ей вопросов. Некоторые, правда, делали вид, что их ничто не удивляет, но зато приставали с дурацкими вопросами типа, построены ли хижины из местного или привозного тростника? Или болтали прочую чепуху, вместо того чтобы просто спросить: неужели вы действительно живете в таких условиях? Хунакпу, однако по-видимому, не придавал этому никакого значения, хотя она чувствовала, что его взгляд фиксирует все окружающее.

Конечно, внутри помещения Службы все будет действительно знакомо ему. Когда они вошли в ее офис, он тут же уселся за ее терминал и начал вызывать файлы. Он не спросил разрешения, да и чего ради было ему это делать? Чтобы показать ей что-то, он должен был взять на себя инициативу; она привела его сюда, и с какой стати ему спрашивать разрешения воспользоваться тем, что она, совершенно очевидно, подготовила для него? Это не было невежливостью. Напротив, он ведь признался ей, что боится! Возможно, такое абсолютное спокойствие, такая невозмутимость – это способ преодолеть страх? А если бы он когда-нибудь по-настоящему расслабился, то выглядел бы, наоборот, более возбужденным? Смеющимся, сыплющим шутками, не стыдящимся проявления чувств, участвующим во всем происходящем вокруг. Вполне вероятно, он сохраняет внешнее спокойствие, только когда чего-то боится.

– Что вам уже известно? – спросил он. – Я не хочу отнимать у вас время, рассказывая о том, что вы уже знаете.

– Я знаю, что Мексиканская империя достигла расцвета в результате завоеваний Ауисотля… Он во многом способствовал установлению фактических границ Мезоамериканской империи. Завоеванные им земли находились так далеко, что Монтесуме II пришлось вновь завоевывать их, и все же они так и остались непокоренными.

– А вы знаете, чем были обусловлены эти границы?

– Проблемой перевозок, – ответила она. – Эти земли находились слишком далеко, и снабжение армии было сопряжено с большими трудностями. Самой крупной победой ацтекского оружия было покорение народа соконуско, жившего очень далеко от ацтеков, на Тихоокеанском побережье. И это удалось сделать только потому, что ацтеки не приносили в жертву людей из этого народа, а торговали с ним. Это был скорее союз, чем порабощение.

– Да, таковы были ограничения, связанные с расстояниями, – сказал Хунакпу. – А как насчет социальных и экономических ограничений?

Дико вдруг показалось, что ей устроили экзамен. Но он прав. Если он сначала проверит ее знания, то поймет, насколько глубоко и подробно можно знакомить ее с остальными материалами, новыми открытиями, которые, по его мнению, дадут ответ на главный вопрос: почему Вмешавшиеся поставили перед Колумбом задачу плыть на запад.

– С экономической точки зрения, распространенный в Мексике культ человеческих жертвоприношений давал результаты, совершенно обратные желаемым. Пока они продолжали покорять новые земли, они приводили с войны достаточно пленных для жертвоприношений, сохраняя тем самым на близлежащих территориях нужное количество рабочих рук для производства продуктов питания. Но как только они начали возвращаться с войны, приводя двадцать или тридцать пленных вместо двух или трех тысяч, перед ними встала дилемма. Если они будут брать для жертвоприношений людей из окружающих их территорию земель, уже покоренных ими, производство продуктов питания неизбежно снизится. Если же они не тронут этих людей, то им придется уменьшить количество жертвоприношений, а это означало меньше шансов на успех в боях и меньше милостей от государственного бога – как его там?

– Уицилопочтли – подсказал Хунакпу.

– Итак, они предпочли даже увеличить число жертвоприношений. Своего рода доказательство их веры. В результате производство продуктов питания упало, и наступил голод. А народ, которым они правили, хотя и исповедовал в сущности такую же религию, все больше и больше возмущался многочисленными жертвоприношениями, ибо в старые времена, до прихода мексиканцев с их культом Ватсил… Уитцил…