Андрей Муравьев - Так хочет бог! Страница 36

Он почесал гладко выбритый подбородок, дошел до кресла и устало развалился в нем. Будь его воля, прокуратор бы предпочел стоявшее тут же ложе с подушками. Но приходилось придерживаться местных обычаев. Судья должен сидеть.

– Я много думал, но ничего толкового, способного объяснить их настойчивость, никак не приходит в голову.

Порций вгляделся в лицо собеседника, стремясь застать отпечаток новых эмоций. Но тот выглядел таким же усталым и бесстрастным.

Прокуратор вздохнул, взял с блюда и покатал в ладони зеленую оливку.

– Еще они требуют, чтобы ты отдал то, что Иешуа из Назарета выкрал в святилище вашего бога. По словам первосвященника Анании, теперь это в твоих руках.

– У меня один Бог, прокуратор. И ему нет нужды красть что-то в своем храме. Ему достаточно просто забрать нужное… Но Анания ошибается. Учитель не брал ничего.

Прокуратор склонил голову:

– Ты называешь его учителем? Не ты ли преследовал его и тех, кто считают себя его последователями? – Порций глянул в записи. – Тут указано, что ты был из числа фарисеев, искоренявших заразу новой секты и во вре…

Глаза иудея вспыхнули, он прервал прокуратора, отчего стоявший за спиной легионер тут же огрел допрашиваемого стилом. Но Фест сделал знак продолжать, и арестованный затараторил:

– Это правда. Я долго искал истину, а где лучше всего можно обрести зерно истока, как не в стенах храма, откуда в сердца людские течет река знаний? Я был фарисеем, книжником… И я был среди тех, кто подымал на смех новое учение, изгонял последовавших за светом… Я был безжалостен и истов. До тех пор… – он запнулся и бросил взгяд через плечо. – Впрочем, если ты так хочешь услышать из моих уст то, что наверняка записано в твоем свитке, то почему бы тебе ни пригласить к нам и того, кто скрывается и выслушивает мои речи за этим балдахином. Я устал за время пути. Говорить громко мне тяжело. А слова, сорвавшиеся с языка, надо еще и услышать. Непонятные же слова необходимо еще и правильно истолковать. А как это лучше сделать, если не можешь спросить ни о чем рассказчика?

Прокуратор нахмурился.

Ткань балдахина дрогнула.

Невысокий, дородный мужчина выступил из укрытия и, прошествовав через залу, уселся на ложе, стоявшее у кресла прокуратора.

– Мир тебе, царь Агриппа, – допрашиваемый склонил голову.

– И тебе… не болеть, Савл.

Допрашиваемый выдержал тяжелый взгляд и нашел в себе силы улыбнуться в ответ:

– Я рад тому, что дело мое будет разбираться тем, для кого справедливость не пустое слово. Тем, кто знает все тонкости и спорные моменты наших верований и учений.

Агриппа проигнорировал лесть. Царь иудеев знаком подозвал раба с подносом, выбрал себе сочную грушу и отвалился на спинку ложа.

Порций показал арестованному, что тот может продолжать. Савл поклонился и вернулся к повествованию:

– Я шел в Дамаск, чтобы выискать и покарать тех, кто проповедовал в городе слова Назаретянина, когда… Это тяжело описать… Я увидел свет. Свет, заливший всю дорогу, рощу, через которую она шла, меня и моих путников. Они дрогнули, побежали, а я… остался. И услышал голос. Голос, вопросивший меня: "Что ты делаешь, Савл? Почему гонишь меня и тех, кто верен мне?!", – иудей волновался. – Я спросил голос: "Кто ты? Кто ты – Господи?". И он ответил: "Я тот, кого хулят уста твои – Иешуа"… Голос проникал мне в сердце и… Я заплакал и бил себя в грудь, а он сказал мне: "Не для того явился я сюда, чтобы покарать тебя, но для того, чтобы сделать тебя глашатаем моим и верным мне. Пойдешь ты в земли дальние, к язычникам, не слышавшим голоса божьего. Ты понесешь свет тем, кто давно уже блуждает во тьме и кому без тебя нет выхода. Откроешь глаза им и выведешь из мира тьмы к свету небесному!"

Фест ухмыльнулся эмоциям, переполнявшим арестованного. Агриппа пожал плечами:

– Но ты пошел не в земли язычников, а в Дамаск и Ершалаим. Ты проповедовал и подымал больных именем своего бога? Говорят, ты даже воскрешал мертвых?

– Не я, но именем Его!

– Так было или нет?

Савл замолк. Потом кивнул.

– Первосвященник Анания говорит, что для этого ты использовал то, что тот, кого ты считаешь учителем, выкрал из храма иудейского.

– Я делал это именем Господа моего и только им!

Царь заиграл желваками. По лицу его было заметно, что упрямство собеседника раздражает его.

– Не лги!

К уху Агриппы нагнулся Фест:

– Мои информаторы проверили обвинения фарисеев. Он, действительно, делал все пустыми руками, без всяких ухищрений. И люди, спасенные этим безумцем, известны в городе. Они были больны, а теперь излечены.

Порций выпрямился в кресле, взял с подноса еще одну оливку и, покатав в ладони, отправил ее в рот.

Агриппа перевел тяжелый взгляд на арестованного.

– Как же твой бог, такой могущественный и великий, допустил, чтобы тебя связали и бросили в темницу? Хотя… Его же самого распяли?

Савл чуть согнулся, будто от удара, но ответил:

– Да, Господь принял мученичество… Но это был его выбор. Его смерть за всех тех, кто остался. За нас, за грехи наши! За мои и твои грехи царь!

Агриппа ощерился:

– Смотри! Смотри, как бы ученость твоя не довела тебя до палача или до палат, где держат помешанных!

Порций Фест подобрался:

– А может, действительно, позвать лекарей, чтобы проверить его вменяемость?

– Не сумасшедший я! Достопочтенный Фест, не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла. И знает царь, присутствующий здесь, что прав я.

В зал вошла стройная женщина в богатых одеждах. Витые золотые цепи охватывали точеный стан, край платья из драгоценной расшитой каменьями материи волочился по полу. Массивный обруч охватывал прическу, сделанную на манер римской.

Вереника, супруга царя иудейского, присела на его ложе, положив узкую ладонь на бедро супруга.

– Что так взволновало тебя, муж мой? Почему я слышу твой голос даже в синих палатах?

Фест еле заметно улыбнулся.

Агриппа почесал толстую щеку:

– Этот киликиец уговаривает меня стать последователем его пророка… или бога? Иешуа из Назарета.

– И?

– Пока не преуспел.

Глаза Вереники засмеялись, хотя вся фигура осталась строгой и официальной. Она молчала, зато подал голос Савл:

– Не вас, вернее, не только вас, но всех, кто еще не познал истины, горю я желанием вернуть на путь к свету Рая!

– Вот, вот…

Фест сделал знак и солдаты уволокли арестованного. Следом помещение покинули и слуги.

В зале осталось лишь трое. Патриций, царь иудейский и его супруга.

Несмотря на то, что они были такие разные, между ними было нечто, что объединяло собеседников.

Начал разговор Фест:

– Это верно, что у него не нашли ничего?

Агриппа кивнул:

– Два года расследования твоего предшественника не дали результатов. Гака, или Граалк, как его зовут местные, никто не видел. Синедрион утверждает, что установка была, и требует крови всех причастных, но, похоже, с этим Савлом они ошиблись. Он точно не был допущен к инициализатору – кровь чиста, да и насчет причащения остальных учеников Назаретянина есть большие сомнения.

– Значит, результата нет?

Агриппа набычился:

– Почему нет? Результат как раз есть… Все его чудеса – это… чудеса.

– Хм…

Вереника, шенгу тайного храма, усмехнулась:

– Или возможно, что все дело в наследовании нужных генов?

Прокуратор нахмурился:

– Как это?

– Он галла в более, чем сотом поколении. Нельзя исключать вероятность, что ему просто не нужна уже инициализация.

– Таких случаев не отмечено в истории.

– Пока не отмечено.

– Я тоже галла в более, чем сотом поколении, но без обряда причащения в храме Зевса я всего лишь жалкий смертный.

– Но ведь, если мы что-то еще не встречали, этого исключить нельзя?

– Так дело только в этом? – Порций рассмеялся.

– Да…

Фест оборвал смех, глянул на свитки следствия, перевел взор на собеседников:

– Мне так и писать, что все дело в наследовании способностей?

Вереника кивнула, показывая, что это ее основная версия. Но супругу не поддержал царь. Он долго сопел, раздумывая и собираясь с силами. Наконец, выдал:

– Есть еще вариант. Мне, вероятно, не следует даже о нем упоминать, но… Как вы смотрите на то, что все проявления сверхспособностей, чудес сего Савла в его вере?

– Вере?

– Да… Дело в том, что эти… чудеса не единичны и, если их пробовать объяснить генами, что нам делать с остальными, теми, в чьей крови нет следа перворожд… – он запнулся. – В чьей крови нет лишнего?

– Вы уверены, что и у них ничего?

Агриппа кивнул головой:

– Я лично проверял!

Фест уже не улыбался:

– Вера?

– Называйте как желаете, но… Назаретянин изменил многое, здорово расшатал качели равновесия.