Акула пера в СССР - Евгений Капба Страница 37

Да уж, чудеса. Про это схему я как раз кое-что знал.

Наведался и в больничку — пытался узнать о судьбе пострадавшего дяди Пети, но дальше вахты меня не пустили, медсестра строго глянула сквозь очки и отрезала:

— У него Тиханович — лечащий врач! Поправится ваш дядя Петя! Но пока в себя не приходил.

Ну, раз Тиханович…

Пришлось заходить с другой стороны: копать под коммунальщиков.

«Участок гражданского обслуживания» — так называлось подразделение, отвечающее за все вопросы, связанные с уходом советских людей в мир иной. По крайней мере в Дубровице. Уборка кладбищ, могильные земляные работы, даже изготовление памятников и оград, и — в случае необходимости — приведение в порядок тела усопшего и всё в том же духе. Товарищ Глинский Кирилл Иванович числился начальником участка. Некто Большаков — бригадир РКО (рабочих по комплексному обслуживанию) — был ответственным за все работы по благоустройству на Старорусском кладбище.

Вооружившись удостоверением и диктофоном, я отправился в контору участка гражданского обслуживания — она располагалась как раз напротив кладбища.

— Нету Кирилла Ивановича, он территорию обходит! — тут же отправила меня куда подальше суровая моложавая женщина. — Приходите завтра.

Найдем и на территории. Бешеной собаке пару километров — не крюк.

Начал поиски с кладбища еврейского. Здесь шумели тополя, пара пожилых женщин наводила порядок вокруг специфических каменных надгробий, пели птички и только-только начинали цвести белые вьюнки. Всё это было очень живописно, но Глинского тут не было, а потому — поиски продолжились.

Нашелся начальник участка в самом дальнем углу Старорусского кладбища, в тени гигантских тополей, которыми заросла вся территория этого последнего пристанища бренных тел. Глинский костерил и материл двух понурых работяг, которые смотрели себе на носки ботинок.

— Как можно было пролюбить фамилию? Ну как? Летчик, герой, получил ранение, сражаясь за нашу Дубровицу, умер в госпитале! Куда дели табличку? Где я теперь фамилию возьму?

— Дык медная была, может бичи… — попробовал оправдаться один, перебрасывая из руки в руку черенок метлы.

Я обратил внимание на пальцы работяги: на фалангах виднелись характерные синие отметины.

— Бичи! — хмыкнул Глинский. — Документы профсоюзиха пролюбила, табличку — вы, горемычные… Где я теперь фамилию найду?

— Борисов, — сказал я. — Борисов его фамилия.

Герман Викторович писал про этого летчика. В небе над железнодорожным мостом через Днепр после освобождения Дубровицы он таранил немецкий бомбардировщик, не пустив его к переправе через реку, выпрыгнул с парашютом и неудачно приземлился на лесной массив. Лечился в госпитале, но умер от гангрены. Похоронили на городском кладбище, и, с подачи Волкова и Белозора, году эдак в две тысячи девятнадцатом его могила была благоустроена, сооружен мемориал.

— Спасибо… — удивился Кирилл Иванович. — А ваше лицо мне знакомо… Вы из газеты, да? Белов?

— Белозор.

— А-а-а-а, тогда всё ясно. Может, имя-отчество героя тоже подскажете?

— Инициалы были И.И. Год смерти — 1944, зима, январь или февраль. Больше ничем полезен быть не могу.

— Очень, очень хорошо… Идите уже отсюда, горемычные! — взмахом руки он отправил работяг, и они, косясь на меня исподлобья, двинули куда-то в сторону выхода. Глинский повернулся ко мне: — Ты ведь не за этим пришел?

— Да вообще-то за этим. Тут на кладбище полно военных захоронений, а еще говорят — немецкий бургомистр похоронен… Хотел с вами пообщаться, узнать, кто помогает досматривать могилы павших героев, какие организации, предприятия, инициативные граждане… Может — благодарность кому-то хотите через газету выразить?

Хорошо быть газетчиком в эпоху газет! Моя значимость в глазах Глинского выросла прямо на глазах, и он принялся разливаться соловьем, и провел целую экскурсию по кладбищу. Я мельком осмотрел и могилы Ваньковых-Ваньковичей, и свежие кучки песка — как раз там, где внезапно появились грунтовые воды…

Диктофон работал: может, я и вправду напишу что-то о благоустройстве кладбища. Но ключевой вопрос был другой:

— Послушайте, а вот люди из мест лишения свободы… — начальник ощутимо напрягся, когда я поднял эту тему, — это ведь благородно, вы помогаете им адаптироваться, занять свое место в обществе, реализовать право на труд… Многие боятся брать таких на работу, а вы — нет?

Под таким углом он о сидельцах в бригаде РКО видимо не думал, и тут же приободрился.

— Это Большаков, Вася. Василий Федорович. Он к ним подход знает, он бригадиром работает, они у него по струнке ходят! Вон, красавец, внушение делает… Завтра у нас двое похорон запланированы.

Я посмотрел в указанном направлении. Тучный молодой парень, не старше меня, по-своему красивый, со сросшимися густыми бровями — почти как у Брежнева — и крупным носом. Выглядел солидно, как настоящий начальник.

— И где же кадры берете, что с таким сложным контингентом справиться могут?

— Так всё партия, она, родная! Его из райкома рекомендовали, говорят — ответственный, с лидерскими качествами, рекомендовали на руководящую должность! И я так скажу — трудоголик! Если днем закончить не успевают — ночью остаются. Там подкрасить, тут подгрести, подкопать… Отличные работники, под правильным руководителем — это клад! — он жизнерадостно улыбался. — Со Старорусским кладбищем у меня проблем нет.

Эх, Кирилл Иванович, Кирилл Иванович… Наивный вы человек.

— А здесь кого хоронить будут? — мы уже шли в обратную сторону, к выходу, когда проходили мимо свежих могил у ограды, которые только-только закончили копать РКО-шники.

— Сивуха, Максим Олегович, бывший директор завода "Термопласт". Сегодня часам к семи соберется народу — тьма! Ну и бабуля какая-то, из Залинейного микрорайона, не помню фамилию…

Я только кивнул и подумал, что ночью мне сегодня дома спать не придется.

Рабочие штаны, кеды, брезентовая штормовка, перчатки, шапка — ночи нынче холодные… Всё необходимое я выкладывал на кровать, готовясь к ночной вылазке. Может быть, я всю ночь просижу на кладбище, как придурок, и подхватить простуду или