Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-4 [СИ] Страница 39

По шторм-трапу пираты быстро спустились в лодки. Один за другим рявкнули, пробудившись моторы…

Волнение было, но не сильное, пара баллов, не более того. Джем приказал занять места согласно поисковому ордеру — выстроиться в линию, дистанция — на предел прямой видимости. Это увеличивало шансы не промахнуться мимо с первого раза. Сам Джем — залег на носу лодки, держа наготове Калашников с ночным прицелом. От яркой подсветки болели глаза, лодка шумно шлепала по волнам, соленые брызги летели в лицо и оседали на коже. Опытные рулевые держали ход тридцать пять узлов — почти максимальный для этого типа лодок — чтобы быстрее сблизиться с парусником. Три лодки — мчались по темной водяной пустыне подобно львам, загоняющим одряхлевшего, но все еще опасного слона…

— Вижу! — в наушнике донесся голос Адена, командира на третьей лодке, — прямо передо мной, около мили!

Быстро идет. Он недооценил скорость этого парусника.

— Держи его! Рулевой, вправо сорок! Вторая лодка, вправо двадцать пять!

Лодка начала заворачивать. Очередной удар пришелся в баллон, Джема окатило водой как из ведра. Он выругался — соленая вода разъедает даже привычную кожу. Ничего, на лодке явно есть душ, там и помоется…

— Полмили, держусь за ним! Идет больше двадцати!

Джем уже и сам заметил высокую парусную оснастку и одинокий, горящий в бездонном мраке ночного неба огонек…

— Вижу!

— Я тоже, босс, — сказал рулевой на второй лодке.

— Аден, сбрось ход. Обозначь себя! Я тебя догоню! Салад, еще вправо десять, самый полный!

С третьей лодки — замигали фонариком с инфракрасным светофильтром, в оптическом прицеле это было отлично видно.

— Салад, влево три! Хорошо идешь!

Лодка шла на максимальном ходу. Действия этой пиратской команды, по выучке напоминавшей команду спецназа — были хорошо отработаны. Сначала — с третьей лодки перебросят на первую длинный трос. Затем — первая лодка вырвется вперед и пересечет направление движения парусника. Парусник зацепится форштевнем за веревку и потащит их за собой. Они выключат моторы и в полной тишине их прибьет к бортам течением. Затем — они забросят наверх абордажные крючья и лестницы и полезут наверх. Хорошо, что борта деревянные, крючья должны хорошо зацепиться. Джем помнил, как пару лет назад у одного из его людей сорвалась абордажная лестница, он упал в воду — и потоком его моментально затянуло под винт. Тут винта нет — но тоже если сорвешься — ничего хорошего. И потом — будешь предметом для насмешек до тех пор, пока еще кто-нибудь так не ошибется…

Они прошли вторую лодку и приблизились к третьей. Абдуллах уже приготовился бросать трос с грузилом. И тут — видимо, кто-то не спал и услышал двигатель лодки — мощнейший белый луч света точно высветил их…

Сплоховал сам Джем. Первой его мыслью было — погасить ко всем чертям прожектор. Он подумал, что это ловушка, он почти ни черта не видел, его глаза, отлично видевшие в ночи — сильно ослепило вспышкой. И потому — он перехватил автомат и выстрелил по свету, чтобы разбить прожектор. Прожектор дернулся, но не погас, он выстрелил еще раз и еще и он, наконец прекратил светить, разбился с каким-то хлопком. Но вместо этого — с яхты громыхнул выстрел и через секунду — еще один. Первый же заряд дроби попал по удачливому командиру пиратов и он, выпустив автомат не удержался и полетел в воду…

Заниматься на паруснике было особо нечем. Дам тоже не было… вообще то они у них у многих уже были, но не было возможности взять их с собой. Предоставленные сами себе пацаны целыми днями то изучали парусную оснастку корабля, представлявшую собой точную копию оснастки скоростного чайного клипера, то удили рыбу, то купались в соленом и теплом Индийском, спуская на воду вполне современный Зодиак. Потом — они обнаружили ружья, которые дед Адама Герни держал на судне, солидный запас патронов и машину для запуска тарелочек. Ружья были настоящие, британские, от легендарного Перде, это тебе не новодельный Perazzi. И целый день пацаны стреляли по тарелочкам, которые запускали прямо над океаном. И на следующий день — тоже решили пострелять. Это и было то, что не учли в своих расчетах пираты, то что на палубе будут лежать ружья и патроны к ним. Все это — и привело к трагическим последствиям.

Вахта с нуля до четырех часов — на парусном флоте называется «собакой», это самая тяжелая яхта и ее поручают стоять самым стойким. На Императоре Индии — ее взялся стоять старший по званию среди морских кадетов — Адам Герни. За штурвалом был профессиональный матрос, а вот смотрящими по каждому борту встали кадеты. С одного борта Герни, с другого борта смотрящим стоял Дик Кард, не слишком сообразительный, но надежный малый из Кардиффа. Если Адам стоял вахту или делал что-то еще — себе в напарники он обычно брал Дика. Спорить и выделываться не будет — а будет делать, пока не сделает или не упадет от усталости. На этого парня можно было положиться…

Ну и, конечно, заступая на вахту — они взяли ружья и патроны к ним. А какой бы мальчишка поступил по-другому?

У каждого — есть свой секрет как не заснуть. Адам — не раз стоял самые разные вахты на самых разных постах и открыл, что самый надежный способ не заснуть — после кофе, конечно — это о чем-то думать. Серьезно, напряженно думать, прикидывать так и этак. Быстрее и время пролетает, не успел оглядеться — тебя уже меняют…

Адам думал об Анне. На два года старше его, из родовитой британской семьи, ее отец был баронетом, но баронетом обедневшим. Наверняка, они не прочь были бы породниться с семьей нуворишей Герни, да и сами Герни — не прочь породниться с дворянством и получить титул. Дед как всегда презрительно фыркнет, а вот отец будет очень даже «за», он очень болезненно воспринимал свою неродовитость, видимо — из-за насмешек однокашников в детстве. Адам тоже был не прочь, но вот Анна…

Иногда она просто сводила его с ума. В семнадцать лет она знала то, о чем он и представления не имел. Серьезно она к нему не относилась, Адам достаточно хладнокровно оценивал ситуацию — но все же держала при себе. Одновременно — и для того, чтобы у нее был хоть какой-то постоянный кавалер и для того, чтобы было над кем посмеяться и посплетничать с подружками. Адам же относился к этому серьезно: когда он увидел на вечеринке, куда она его затащила, что один хмырь с длинными волосами ее лапает — он молча подошел и врезал, да так, что его потом вызывали в полицию и пришлось платить за больницу, чтобы этот подонок не подавал заявления. С того вечера — Анна стала относиться к нему намного серьезнее и многое скрывать — в то время как раньше она даже нарочно намекала на то, что он у нее не один.

Адам не знал что делать, даже не понимал, чего она от него хочет. Зачем, например ей было так важно, чтобы он вместе с ней покурил травку? Ну вот зачем? Он же сказал ей, что не хочет этого делать и не хочет, чтобы это делала она. От травки — не бывает ничего хорошего, в один прекрасный день оказывается, что ты сидишь перед судьей и королевский адвокат — рассказывает судье, что ты успел натворить. Ему казалось, что она разными выходками протестует против чего-то — но против чего? И какой в этом смысл? Неужели смерть от передозировки колес или автокатастрофа в пьяном виде — это то, к чему надо стремиться, то, к чему надо идти в жизни? Он твердо решил стать военным, он знал, что его пошлют в Афганистан или Ирак и там он может погибнуть, умереть не самой легкой смертью — но так он умрет за Королеву, за Британию. Почему, когда он говорит с ней об этом, она поднимает его на смех, что тут вообще может быть смешного?

Он не рисовался. Он действительно так думал.

Про себя он решил, что по возвращении он должен серьезно с ней поговорить. Он не хочет жить ее жизнью и не хочет, чтобы этой жизнью жила она. Если она действительно воспринимает его серьезно — она должна прекратить свои выходки. Если же нет… он должен будет ее забыть. Как бы тяжело это не было…

Когда он додумался до этого, он понял, что почти спит и чтобы не заснуть — медленно пошел вдоль борта.

Мужчины в их семье не были счастливы в браке. Дедушка еще в пятидесятых многое потерял при разводе… никто, в том числе и его супруга не подозревали, что из миллионера он станет миллиардером. Папа рос с бабушкой, в другой семье, они даже жили в США, пока папа не переехал обратно… может поэтому они с дедушкой так не похожи? У самого папы — брак был пародией на это явление… Адаму неприятно было даже думать об этом. Когда он был совсем маленьким — он помнил, что папа и мама постоянно ругаются, в его памяти были постоянные крики и висящее в воздухе подобно пыли раздражение и обида. Потом — дедушка стал брать его в свое загородное поместье на все большие и большие сроки, а потом он пошел в школу. Мама и папа к этому времени изобрели некую форму совместного существования — не мешая друг другу. Мама постоянно молодилась, папа купил ей отель в Испании, и она управляла им вместе с одним очень неприятным типом, к которому Адам чувствовал просто физическое отвращение — из-за него он никогда не ездил к матери. Папа постоянно высылал маме большое содержание — а она за это не подавала на развод. У самого папы постоянно кто-то был, но тоже ничего серьезного. Ни тому, ни другому — не было дело ни до Адама, ни до его сестры Кайлы, которая была на два года младше и училась в школе для девочек. Адам был почти сиротой, если не считать деда — при живых родителях…