Фёдор Березин - Пожар Метрополии Страница 39

Вначале над предполагаемой крепостью — буксиром “Ирадьер” — прошел “голубь мира”. Он летел на высоте десяти метров от дна канала и, следовательно, в считанных метрах от покореженной палубы. Если бы на ней кто-нибудь находился, то не смог бы не заметить парящего над судном электронного наблюдателя. Сам “голубь мира” передавал информацию фрагментарно, то есть короткими спрессованными сигналами. Сигналы поступали на компьютер Минакова, преобразуясь в картинки-фотографии. Так что это не являлось видеоизображением. Имело место продолжение радиомаскировочной игры, разве что в более щадящем режиме.

“Ирадьер” представлял собой жалкое зрелище. Может быть, во время нового наводнения он снова опрокидывался набок? Все возможно, ибо весь его корпус и даже сохранившаяся, но с выбитыми стеклами бортовая надстройка покрылись обильным слоем грязи вперемешку с илом. Из боковых пробоин правого борта слабыми струями лилась вода. Неизвестно откуда она бралась, если наводнение схлынуло два часа назад. В общем и целом буксир “Ирадьер” вряд ли представлял собой крепость. Из его иллюминаторов не торчали пулеметные стволы или ракетные установки. Кроме того, режим осмотра в инфракрасном диапазоне не выявил признаков живого. По крайней мере, млекопитающих с автоматами.

Получившая команду Минакова двойка солдат продвинулась вперед. Их задача была пробраться через покореженные створки шлюза, достичь корпуса “Ирадьера” и затаиться в ожидании дальнейших распоряжений. Им даже не полагалось взбираться на палубу буксира-толкача, ибо между развернутым поперек канала суденышком и “Фенимором Купером” оставалось всего семьдесят метров. Но авианосец возвышался над дном на высоту четырнадцатиэтажного дома. Помещенный вблизи магнитных финишеров снайпер, или даже просто пулеметчик с пригодной для ночи оптикой, сумел бы запросто перекрыть все открытое пространство, включая повернутую к нему сторону шлюза “Мигафлорес”. Естественно, солдаты, совершающие развертывание, могли запросто оказаться в теоретической зоне поражения. В том плане, что зона была выведена компьютером теоретически, а вот поражение могло оказаться вполне реальным.

Однако нельзя забывать, что данное событие не вершилось само по себе. Одновременно с ним происходила масса всяческих других, и, кроме того, протекание некоторых из них — пусть даже не событий, а общих тенденций — можно было предусмотреть загодя.

К массе событий относились нюансы временами вялого, а моментами весьма интенсивного боя наверху. Если ближние подступы к каналу “Фенимор Купер” еще мог держать под контролем за счет невероятной для сухопутных войск скорострельности пушек “цунами”, то на дальних рубежах он был практически бессилен. Следовательно, расположенные за три километра и часто меняющие позиции минометы вели достаточно эффективный огонь по палубе гиганта. В принципе, существовало всего два фактора, ограничивающие их эффективность. Недостаток боеприпасов и то, что авианосец предназначался для захвата, а потому минометным расчетам строго-настрого указали использовать только осколочные мины, но ни в коем разе не новейшие — кумулятивные. Хотя стальная палуба толщиной сто миллиметров, вполне может быть, смогла бы выдержать даже это.

Наверху шел бой. Ночь являлась особо опасным периодом. Именно сейчас осажденным следовало ждать повторения атак. Они и проводились. Ведь те, кто прислал сюда пехоту, не шутили. Они прекрасно понимали, что осадой авианосец не взять. Слишком много там припасов, ведь он предназначен для океанских заплывов. Кроме того, рано или поздно потерявший бдительность североамериканский гигант очухается и пришлет помощь. Или просто обеспечит эвакуацию самого ценного, того, из-за чего и складывали головы продолжающие атаковать корабль и совершенно не облаченные в “панцири” солдаты. Так что, в принципе, штурм никогда не прекращался. К тому же пелена дыма над Панамой обеспечивала дополнительный фактор, подстегивающий риск.

Значит, предполагаемый снайпер, дежурящий наверху, в корме, находился под воздействием отвлекающих факторов протекающего поверху боя. Этим нужно было пользоваться.

И, разумеется, подобные предположения следовало проверять.

Но ведь не зря впереди людей трассу прощупывали “голуби мира”?

67

Неоглобальный подход

Да, он не был миллионером, но ведь теоретически такое вполне могло случиться. Вот, например, сейчас он располагал сведениями, за которые можно было бы потребовать достаточно приличную сумму. Хотя... Ну да, с Лесной Бразилии ее действительно получилось бы потребовать, но ведь он не “работал” на противника в государственном обличье, так? Ведь он просто поставлял сведения в какие-то архивы корпорации “Оксидентал”, верно? Отвалит ли “социальное образование нового типа” большие деньги за информацию, не нужную ей непосредственно? Хотя если поразмышлять над проблемой без рюмочного тумана, то откуда, собственно, известно, что “Оксидентал” не является просто промежуточной ступенькой для передачи информации куда-то еще? Ниоткуда не известно, просто мысль-убеждение, ставшая привычной за годы пересчета и опрокидывания в пропасть глотки толкотни рюмочной очереди.

Так, может, в связи с внезапным озарением развернуться “кругом марш” и оставить скопированные сведения неиспользованными? Кто оценит такое запоздалое геройство? Родное адмиралтейство? Пеньковый галстук и рассоединяющиеся под действием силы притяжения позвонки, вот чем его отблагодарят в случае выявления. Разве что подвиг зафиксируют ребятки с “Оксидентал”? Ну так, в силу своей негосударственной сути, они смогут интерпретировать поступок только по одному ракурсу — денежному. “Этот офицерик из морского министерства оборзел, — скажут они своему боссу. — Не стоит ли его в очередной раз проучить? Поставить на место? Напомнить некоторые штрихи биографии?” И кто-то в большом кожаном кресле, воспроизводящем старину, благостно кивнет, гася в пепельницы тяжелую баллистическую ракету кубинской сигары. И тогда его встретят где-нибудь в маленьком кабачке, намеренно выбрав паузу между второй и третьей рюмашками, и продемонстрируют несколько высококачественных фото плюс озвучивание с амплитудно-фазовым опознаванием голоса. Ну и придется, для откупа и заглаживания дела, отдавать налично-горячую информацию за считанные гроши, если вообще не приплачивать из собственного военно-морского жалованья. Так что лучше уж...

Сегодня в его распоряжении имелась воистину “бомба”. Черт возьми, бразильцы бы действительно отвалили за нее... В принципе, он мог стать миллионером зараз. Ведь, в самом деле, гордость их ВМФ “Дон Кихот”, несмотря на преклонный возраст, все равно стоит гораздо больше.

Правда, этот потенциальный миллион новой американской валюты мог так и остаться виртуальным продуктом. Видите ли, с риском добытая информация безнадежно старела менее чем через сутки. “Дон Кихот” способен нарезать в час до тридцати узлов, так что поймать его даже в ограниченном пространстве Карибского моря очень непросто. Информация, переданная сейчас, позволит ему обезопаситься с гарантией. Ведь за сутки он протаранит по океану семьсот двадцать сухопутных миль. Может, и мелочь в сравнении с какой-нибудь крылатой ракетой. Однако сейчас речь идет о запланированной торпедной атаке. И эту атаку обязаны осуществить не какие-нибудь сверхскоростные атомные субмарины расположенной на севере мегадержавы, а обычные дизель-электрические ПЛ. Их скорость под водой, в максимуме, в полтора раза ниже, чем у линкора. Так что, зная заранее о местоположении завесы, “Дон Кихот” может...

В общем, с некоторой точки зрения, очень жаль, что невозможно поторговаться непосредственно с бразильцами.

68

Капилляр

Да, бои тридцатых годов не отличались особой романтикой общения. Видите ли, солдаты не могли разговаривать напрямую, и даже через радиоэфир им не позволялось обмениваться репликами. Только команды компьютера, и чаще в режиме векторов-стрелок, чем в словесном доведении. А вообще-то ведь и раньше было не лучше. Вся романтика окопных бесед пришла из литературы. Некие особо грамотные господа, коим не посчастливилось — а может, и посчастливилось, с учетом будущей славы — попасть в грязищу окопов Первой мировой войны, поднабрались ума в бессонных ночах неутомимой борьбы со вшами, затем ретроспективным взглядом из кабинетной мягкости приукрасили всю эту грязь витиевато-философскими диалогами, и вот шагнул со страниц в мозги, затем в фильмовую лексику и снова в мозги пафосный образ обдуманно героических атак. Те, кто писал, спутали в клубок жуть молчаливых рассуждений о смысле жизни во время огневого налета, бестолковость бдений на часах, когда в глаза хоть спички вставляй и мысленно развлекаешься, составляя подробное письмо родственникам, и, наконец, стремительность самого боя, в котором стреляешь в божий свет как в копеечку, а спросонья представляется, что убил целую роту и отразил железный напор дивизии. Когда это все шагнуло с экрана, с красивыми актерами и без сопровождения запахов, то все стало вроде бы совсем уже правдой. Так что, в общем, если кому и показалось, что бой приобрел чрезмерно механическое звучание, догадка та была явным налетом той самой, оторванной от жизни романтики. Война всегда являлась голым рационализмом в действии. Сторона, которая не придерживалась данной доктрины, оставляла после себя только мемуары о неиспользованных возможностях.