Дмитрий Щёкин - Страна городов Страница 4

— Верно, — ответил я им, — не отправлю. И не подумаю даже — потому, хотя бы, кто будет нам бытие разнообразить мелкими пакостями, ума не приложу. А так — все в порядке, и цирк не уехал, и клоуны на месте.

— И чо?

— А ничо. Вот вам, голубчики, на выбор два варианта. Продукт портить нельзя — это сколько же вы, пакостники, ценной соли впустую перевели? А чайник ценного чая? Вот, что бы добру не пропадать, вы его сейчас и до-употребите по прямому назначению.

— Это как это? — опешили фулюганы.

— А вот так. Во-внутрь употребите, с удовольствием, или без — мне безразлично. Вы ведь добились того, что все вожатые, из тех кто сидел за столом с вашим кулинарным творчеством ознакомились? Добились — попробовали все. В чайнике еще половина осталась — вот ее вы и поделите между собой, и выпьете поровну — что бы обидно не было никому.

— Да ее же пить нельзя! Завопили диверсанты.

— Да что вы говорите? А как же она в чайнике оказалась? Выходит, вы, господа, на манер партизан Отечественной решили персонал лагеря отравить? В эсесоцы их записали?

— А что они…. Протянул Рябчик.

— Что — что они? Душат души прекрасные порывы? Итак, либо вы сейчас же допиваете свой эксклюзив — до дна, господа гусары, до дна-с, либо…

— А что — либо? Обрадованно встрепенулись деятели антипедагогического террора.

— Либо я попрошу в медпункте клизму, и на глазах ваших товарищей, перед лицом, так сказать, как говорили в стародавние времена, устрою вам клизму тем же напитком, — устроит, узники совести, герои подполья?

Узники пригорюнились, но пересчитав в компьютерах, что в верхней части организма находятся, возможные варианты, а так же последствия второго варианта в виде резкого падения авторитета, понуро кивнули вихрастыми головами, шагнули к столу, где в стаканы были разлиты остатки злополучного содержимого чайника. Зажмурившись, пацаны похватали стаканы, и на выдохе, заранее приготовившись, наверно, к противному вкусу, хватили… по стакану вполне себе нормального слегка теплого, правда, несладкого чая, замененного по моей просьбе в том же пищеблоке, потихоньку Федором Автономовым — старшим из ребят, моим помощником в кружке исторического фехтования.

Полюбовавшись на слегка очумевших диверсантов, я, изобразив церковно-диаконский бас, спародировал что то наподобие молитвы:

— И увидел ангел Божий, что раскаялись засранцы, и не стал он их казнить поносом и блевотой, претворил им чай соленый во стаканах в обнаковенный. Аминь.

Наша компания, собравшаяся вокруг, и внимательно наблюдавшая за ходом экзекуции, покатилась со смеху. Немного погодя и проморгавшись, к общему смеху присоединлись и виновники. Посмеявшись немного, я жестом остановил ребят и порекомендовал окружающим обдумывать последствия своих поступков, и примерять их на себя, прежде чем совершить. Напомнил и слова Писания, хоть и не шибко верующий человек, о том, что относиться следует к людям так, как хотел бы, что бы относились к тебе самому, и — какой мерой меряете так и вам отмерено будет. Думаю, парни задумались хотя бы.

Под влиянием моих ребят, рассказавших интернатовским о наших занятиях, включившись в процесс тренировок и совместных игр, соревнований, уже на третий-четвертый день, ребятишки стали настоящим коллективом, связанным единой целью и сверхзадачей в части максимального использования возможностей отдыха на природе. Тут были и походы по окрестностям — берегам озера, и ночевки в лесу, песни под гитару — как же без них? В течении каких-то десятка дней это уже была маленькая популяция чрезвычайно деятельных организмов, начисто отделяющая себя от остального мира и крайне нелицеприятно реагирующая на любые поползновения на свободу своих членов от других представителей человеческого сообщества своего и старшего возраста.

Конечно, рознь была, и притирались ребята трудно — у моих ребят были те, кого, несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства, разлучившие их, любили и ждали ребята из интерната «Звезда» — родители. И часто мелкие ссоры вспыхивали только из — за слов: «Да что ты понимаешь, в этой жизни! Вот — были бы живы (или — рядом) мои папа и мама…. А ты — на всем готовом, неженка, жизни не знаешь…» — и так далее, и тому подобное. К чести «моих,» получивших не только устные от меня пояснения, но и пару подзатыльников от Эльвиры, по случаю — ребята поняли тонкую грань, черточку, струнку которую нельзя задевать и тревожить при общении с ребятами-сиротами. Эта тема семьи и дома. И быстро общение пошло на лад. Пусть уровень «моей» команды по физической подготовке был гораздо выше, ведь они в основном все без изъятия занимались серьезно спортом, танцами, просто развивались гармоничнее, что ли, так вот у интернатовских подкупало серьезное отношение к жизни, ответственность за свои слова и дела, за товарищей. Там, где мои домашние могли забыть, не сделать, воспитанники «Звезды», если дали — даже под давлением — слово, делали все, что бы его исполнить. Как же так? Я же слово дал! И этим сказано все. Так что учились и учили друг друга потихоньку. Постепенно все подружились, и чем дальше — тем больше становились одной семьей — пусть шумной и безалаберной порой — но всё таки семьей. Через несколько дней пошли обмены даже мелкими вещами, которым мои почти всегда цены не знали, а воспитанники ценили высоко — девичьи фенечки, какая-то одежка по мелочам. Удивил Федор Автономов. Он взял шефство над Финкелем и Рябчиком. «За проявленную взаимовыручку и героизм в борьбе с угнетателями,» — шутил он. У пацанов появились до тех пор ими невиданные вещички типа ножиков-мультитулов, вещи весьма ценимой всеми мальчишками планеты Земля от Тома сойера до наших дней, и даже — завидуй, братва, — Федька приобрел им пусть недорогие, — но настоящие мобильные телефоны! Поступок свой он объяснил мне, жутко стесняясь и потупя взор:

— Дмитрий Сергеевич. Вы не подумайте — они не просили у меня ничего. Но я подумал — у них нет никого и ничего. А у меня — есть все, чего душе угодно, и мне нетрудно им радость доставить. Пусть балуются, а после каникул, если что — позвонить в случае чего смогут, я помогу. Очень пацаны шебутные, хорошие…

— Да я и сам вижу — мальчишки правильные, пусть и побезобразничать мастаки. Не оставляй их — если хочешь в будущем иметь настоящих друзей, а не тех, кто на тебя как на источник денежный смотрит. Сам знаешь — друзей купить нельзя. Это тебе и отец скажет.

У Федора — отец один из влиятельных людей города, и парень не имел отказа ни в чем. Такие ребята имеют все шансы стать и «золотой молодежью», если мер не принять вовремя, и нормальными парнями, на которых стоит страна — все зависит от воспитания, как это кому-то не было бы странно.

Тесная смычка «города с деревней» если выражаться в духе р-р-р-революционных лозунгов «от семнадцатого года», ведь мои были — городскими, а интернат стоял в поселке, стала потихоньку выделять нашу группу из остальной массы отдыхающих в лагере. Если эта «основная масса» в основном и отдыхала, трясясь на вечерних дискотеках по вечерам, день проводя в ленивом безделье, мы с утра до вечера находились в постоянном движении. Решив было поучаствовать в спортивных соревнованиях по футболу на приз лагеря, мы обнаружили, что являемся единственными участниками и зрителями сего действа. Нас, правда, разбавлял еще зевающий перегарным выхлопом физрук лагеря, от которого отворачивались стоящие рядом девчонки, брезгливо морщившие носики. Так и не дождавшись соперников, мы двинули «обмывать» техническую победу, обусловленную отсутствием соперников, на пляж — купаться, если проще сказать. Оставив команду под наблюдением Эльвиры, я двинул в лагерь археологов, пригласивших нас поучаствовать в экспедиции на Острове Веры, предварительно обсудить детали и условия такового, а так же сроки переселения на остров.

Пока я утрясал «дипломатические вопросы» мои орлы, и орлицы, ессно, были сызнова отловлены, уже директором лагеря, которому нашу команду благополучно заложил физрук, на месте очередного «преступления», сиречь — несанкционированного купания. Никакие доводы Эльвиры, о том, что руководитель (это я, если кто не понял еще) дал санкцию на массовый обмыв бренных тушек, силы не имели. Директор — полноватый господин из районо, чрезвычайно раздраженный на мир в целом, на нас — в частности, и на судьбу, пославшую его в это благословенное время вместо планируемого отпуска в лагерь директором, велеречиво изрекал истины, Эльвира — вяло отбрехивалась, ребятня — комментировала происходящее с умным видом, передразнивая и того и, впрочем и другую у них за спиной. Показав компании из-за кустов кулак увидевшим меня издали обормотам, я двинулся по тропинке к отчаянно защищающей питомцев Эльвире. Детки, правильно расшифровав передаваемые мной знаки, потихоньку опустились на корточки, похватали причиндалы — майки — брюки — платьица, и потихоньку покинули пляж, оставшись, впрочем поблизости, а именно — в той же густой растительности, окружающей пляж. Взрослые, увлеченные спором и нравоучениями, не видели вокруг никого и ничего. Покрасневший, как вареный рак директор, махал руками, и брызгая слюной, пытался убедить Елку, что без согласования с гор-рай-обл-здрав и наробраз-отделами, дети непременно перетонут все и сразу, а с согласованием…. Эльвира, пыталась выяснить у чиновника, сколько детей «перетонет» с согласованием, и как это может повлиять на общий процент утонутия в мировом масштабе, — издевалась, колючка, над мужиком в полном объеме. Подойдя по тропке к спорящим, верней — уже ругающимся, я спокойным тоном поинтересовался, о чем спор и по какому поводу — сыр-бор. В ответ услышал, что Эльвира устроила несанкционированное купание. Я согласился, что несанкционированное, это конечно плохо, но место для купания — общественное, незакрытое, и почему бы взрослой девушке и не искупаться?