Игорь Емец - Спецагент спецотдела ОГПУ-НКВД. Миссия во времени Страница 4

Революционный энтузиазм собравшихся оказался настолько велик, что его с лихвой хватило и на расположенное по соседству здание сыскного отделения, которое к политике никакого отношения не имело, и занималось расследованием чисто уголовных преступлений. И здесь толпа в первую очередь постаралась добраться до архивов. Правда, со стороны не трудно было заметить, что ее состав сильно изменился. Куда-то исчезли интеллигентного вида деятели с пенсне и моноклями, одетые в дорогие пальто и шубы, а их место заняли угрюмого вида молодцы с фиксами, облаченные в армяки и тулупы…

Из прочих событий тех дней московским обывателям запомнился митинг воров, собравшихся в здании цирка Соломонского на Цветном бульваре. Смысл выступлений раскаявшихся воров, грабителей и убийц сводился к восхвалению завоеваний революции, открывшей эру новой жизни для всех граждан свободной России, в том числе, конечно, и для них самих. Постоянно звучали призывы к новой власти оказать помощь бывшим преступникам, которые стали таковыми по злой воле самодержавного режима. Выступавшие выражали готовность встать на путь исправления, и в качестве свободных и равноправных граждан сообща с остальными трудиться над обновлением нашей общей родины. Демократическую общественность на этом собрании представляла мадам Кускова. Со слезами на глазах она говорила о готовности матери-России принять в свои объятия заблудших, но раскаявшихся сынов. В этом же духе были приняты и заключительные резолюции, которые, впрочем, как вскоре выяснилось, никто даже и собирался выполнять.

Еще более грандиозное зрелище представлял собой общегородской митинг проституток, состоявшийся спустя всего несколько дней на Воскресенской площади перед зданием Городской Думы. Дамы легкого поведения, пришедшие сюда из многочисленных притонов и тайных домов свиданий, расположенных в районе Грузин, Большой и Малой Бронных улиц, а также Патриарших прудов, в свою очередь клялись в верности демократическим идеалам, и выражали готовность начать новую, честную жизнь. Как и следовало ожидать, и в данном случае дальше благих намерений дело не пошло.

Вскоре радужные надежды первых дней революции рассеялись как утренний туман. На смену им пришли уныние, пессимизм, апатия и недовольство всем и всеми. Поначалу прекраснодушные российские демократы щедро раздавали направо и налево обещания на любой вкус и цвет. Все бы ничего, но выполнить хотя бы их малую часть они оказались не в состоянии, не говоря уже о том, что не смогли навести в стране хотя бы элементарный порядок. В конечном итоге во Временном правительстве разочаровались все слои общества. Любому здравомыслящему человеку было понятно, что при таком раскладе оно не сможет долго удержаться у власти. Россия напоминала собой корабль, который пока еще держится на плаву, но уже стал неуправляемым…

Однажды в начале октября, желая немного отвлечься от занятий, Иван отправился в электротеатр «Художественный», чтобы посмотреть новый фильм с участием Веры Холодной. Перед началом сеанса в фойе шел сбор пожертвований в пользу раненых и увечных защитников отечества. Военный оркестр играл марши. Иван невольно заслушался, и в этот момент его взгляд остановился на молодом щеголеватом подпоручике, лицо которого ему показалось знакомым. Некоторое время он приглядывался к нему, пока окончательно не убедился, что перед ним стоит его товарищ по гимназии Борис Скворцов, живший неподалеку отсюда, на Арбате.

Борис также не сразу узнал Ивана, но затем искренне обрадовался:

— Как ты изменился! Как возмужал! Студенческая форма тебе очень идет.

— Да, ладно! Вот ты на самом деле возмужал. Я тебя даже не сразу узнал. Ну, как дела?

— Воюем потихоньку! Год на передовой в Галиции, теперь вот получил месячный отпуск.

Словно спохватившись, Борис добавил:

— Ну, не будем о грустном. Знаешь, а сдалось нам это кино. Успеем посмотреть его как-нибудь в другой раз. Давай лучше сходим в «Прагу», отметим нашу встречу.

— Ты что, с ума сошел! Там сейчас знаешь, какие цены?

— Да плевать я на них хотел! Живем один раз! Зря я, что ли, целый год в окопах гнил. Получил отпускные, так что могу себе позволить.

Перейдя на противоположную сторону Арбатской площади, приятели уже вскоре поднимались по широкой мраморной лестнице на второй этаж ресторана. Оглядев практически пустой зал, они облюбовали столик в углу. Наличие с двух сторон стен создавало ощущение хотя бы относительного уюта, и некоторой отгороженности от остального мира.

Борис внимательно изучил меню, а затем произнес:

— Знаешь, я как-то не очень люблю всякие там равиоли и попьеты. Давай лучше просто поедим вкусно и от души. Я знаешь, на фронте только об этом и мечтал.

— Ну, что же! Давай!

Борис подозвал проходившего мимо с важным видом официанта с прямым пробором на голове:

— Вот что, любезный! Принеси-ка нам для начала бутылочку шустовского коньяка, рыбу, фаршированную белыми грибами, жареных рябчиков, кулебяк и расстегайчиков.

Официант, быстро оценив, что имеет дело с солидными посетителями, от которых можно и на «чай» неплохо получить, поспешил их заверить:

— Не извольте беспокоиться! Сей секунд все будет исполнено в наилучшем виде!

За обедом приятели продолжили свою беседу:

— Ну, что, скоро победим?

— Да какая там победа! Теперь солдаты на митинге простым голосованием решают, будут они сегодня воевать или нет. Офицеров никто не слушает, того и гляди, от своих же можно пулю в спину получить. Не дремлют и большевистские агитаторы. Они избрали беспроигрышный вариант развала армии, которая, как ты знаешь, в основном состоит из крестьян. Они распускают слухи, что в тылу уже начали делить помещичьи земли. Ну, кому, скажи на милость, охота умирать за верность союзническому долгу, который для большинства солдат не более чем пустой звук, в то время когда твои односельчане захватывают себе лучшие земли. Скоро просто некому будет воевать, всех офицеров перебьют, а солдаты разбегутся по домам…

К сожалению, чтобы убедиться в справедливости слов Бориса, не надо было отправляться на фронт, а достаточно было просто дойти хотя бы до одного из московских вокзалов. Все они были забиты эшелонами, самовольно захваченными солдатами, которые толпами бежали с фронта домой. Сначала власти еще пытались хоть как-то бороться с этой напастью, но потом махнули на все рукой, понимая, что им это все равно не под силу. Впрочем, чтобы удостовериться в том, что армия не желает больше воевать, Ивану можно было даже и не отправляться на вокзал. Прямо на первом этаже их дома был оборудован госпиталь. Пока стояла теплая погода, раненые солдаты часто выходили на улицу погреться на солнышке и покурить. Все их разговоры сводились к тому, что на фронт они больше ни за что не вернутся, и едва поправившись, сразу же поедут по домам. Так что теперь уже даже самые отчаянные оптимисты не питали никаких иллюзий относительно скорой победы в войне…

Иван всегда был далек от политики, и, увлеченный учебой, почти ей не интересовался. Впервые лично ему пришлось столкнуться с большевиками в начале июля, когда они первый раз громко заявили о себе в Москве. По Тверской улице под лозунгами немедленного прекращения войны прошла мощная демонстрация рабочих и солдат московского гарнизона. В этом не было бы нечего особенного, если бы к тому времени уже не было известно, что в Петрограде подобная демонстрация переросла в попытку большевистского путча, закончившуюся вооруженными столкновениями и многочисленными жертвами. У властей были все основания полагать, что нечто подобное может произойти и в Москве. Естественно, Иван не мог остаться в стороне от столь грандиозных событий. С утра пораньше он вместе со своими друзьями, с которыми он вместе учился в Университете, занял удобную для наблюдения позицию возле памятника генералу Скобелеву. Однако к их некоторому разочарованию, ничего особенного на этот раз не произошло. Видимо, не чувствуя полной уверенности в своих силах, большевики не рискнули идти на крайние меры. Более того, Иван сам видел, как зеваки останавливали отдельных отставших демонстрантов, отбирали у них транспаранты с революционными лозунгами, а иногда даже и избивали.

После июльских событий большевики на некоторое время затаились. Вновь они вышли из тени после провала выступления генерала Корнилова. Однажды вечером за ужином Александра Никитична рассказывала, что сегодня она видела торжественную процессию из нескольких сотен человек, которая шествовала по улицам с красными знаменами под пение «Интернационала» и «Варшавянки», но почему-то в сопровождении вооруженной охраны. Поначалу она по своей наивности решила, что это идет очередная революционная демонстрация, но сведущие люди из толпы ей объяснили, что теперь так принято водить арестантов.