Курсант. На Берлин 4 - Павел Барчук Страница 4

Соответственно, в отношении Лемана моя задача усложнялась. Мне нужно было не только восстановить связь с ним, но и понять, чем руководствуется этот немец и можем ли мы ему верить.

Второй целью оставался Харро Шульце-Бойзен, числившийся в списках Шипко под псевдонимом «Старшина». Офицер Люфтваффе, служивший в разведывательном отделе Министерства авиации, близкий к самому Герингу, который был свидетелем на его свадьбе. С его женой, Либертас, я познакомился месяц назад в доме у Ольги Чеховой.

Так вот… сегодняшний вечер должен был стать моим шансом не только состыковаться с Леманом, если повезет, но и через Либертас выйти на ее мужа. Мой план заключался в том, чтобы она представила меня Харро как «хорошего друга Ольги Чеховой». Сама Ольга, к слову, на этом празднике жизни отсутствовала — ей пришлось уехать на съемки за город, что лично мне было только на руку. Черт его знает, как пройдет этот вечер. Рисковать Ольгой сильно не хотелось бы. Ее ценность слишком велика.

Целый месяц я не мог подступиться к этим людям, имею ввиду Лемана и Харро. После истории с архивом отца, а вернее с его исчезновением из поля зрения Мюллера, гестапо следило за мной слишком пристально, каждый шаг был под контролем.

Лишь после месяца «лояльной» работы на штандартенфюрера, когда я, казалось, доказал свою преданность, слежка немного ослабла. Сегодняшний вечер был моим шансом. Мюллер намекнул, что ожидает от меня «интересных наблюдений» после мероприятия. И он их непременно получит. Уж я непременно сегодня буду «наблюдать» максимально пристально.

Я потянул воротник рубашки. Влажный берлинский воздух лез под одежду, несмотря на то, что сейчас конец мая и вообще-то должно быть тепло.

Внезапно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулся — в толпе у входа мелькнуло слишком равнодушное лицо: молодой человек в скромном костюме, подозрительно быстро отвел глаза. Гестапо? Британцы? Или просто параноидальная привычка везде и всюду видеть врагов?

Я сделал шаг назад, глубже прячась под козырёк, вынул из кармана пачку папирос, вытащил одну и закурил. Да, в Германии сейчас полным ходом шла антитабачная компания, но, к счастью, купить папиросы можно было вполне спокойно.

Затем снова скользнул взглядом по толпе зрителей, подтягивающихся к кинотеатру. Парень исчез. Ну ладно… Черт с ним. Кем бы ни был этот тип, хрен ему, а не информация. Скорее всего, один из гестаповцев.

После истории с архивом Мюллер, хоть и не имел доказательств моей причастности к «ограблению», относился ко мне с ледяным подозрением. По факту доказать он ничего не мог. Подкидыш сработал исключительно чисто. Все, кто мог назвать настоящего организатора нападения на банк, приказали долго жить в первые же часы после ограбления.

Было ли мне жаль этих парней, чьей наивностью воспользовался Ванька? Вообще нет. Сострадание в данном случае неуместно. Все они — враги, а моя цель оправдывает средства. Архив должен был исчезнуть и он исчез.

Да, в первые дни меня еще слегка подтрясывало от мысли, что Мюллер все же найдет, за что зацепиться. К счастью, Подкидыш и правда оказался лучшим организатором фальшивых ограблений. Гестапо осталось с носом. Впрочем, как и британцы.

С Ванькой с того дня мы не встречались. Слишком рискованно это было. Но я еще до ограбления оставил Подкидышу четкую инструкцию, куда нужно спрятать архив. Был ли я уверен в Ваньке? Как ни странно, да.

Я точно знал, он не полезет в шкатулку, не станет проверять ее содержимое. Причина вовсе не в фантастической порядочности Подкидыша. Конечно, нет. Дело в том, что он прекрасно знает, какая опасная штука этот архив. Без деталей и подробностей, конечно, но тем не менее.

Ванька просто не захочет рисковать собственной головой. Потому что эта голова не будет стоить ни гроша, если в ней появятся столь опасные знания. Соответственно нашей предварительной договоренности, Иван ждал от меня определенного знака. Только после этого мы с ним встретимся и я заберу бумаги. Сейчас же, архив, как и драгоценности, канули в неизвестность. Для всех.

Вторым человеком, продолжающим сомневаться в факте исчезновения архива, была Марта Книппер. Ох она и ругалась после того, как мы из банка вернулись домой. Пожалуй, это был первый и последний случай, когда немка чуть не сорвалась. Когда позволила настоящим эмоциям выплеснуться наружу. Правда, достаточно быстро она взяла себя в руки, списав нервоз на пережитый страх. Поняла, что па́лится со страшной силой.

На данный момент наши с ней отношения превратились в хрупкое перемирие, полное невысказанных обвинений: она была уверена, что я что-то скрываю о той шкатулке и о том ограблении.

Ну что ж… Опыт, как говорится, не пропьёшь. Чертова Марта была права, ее шпионское нутро очевидно подсказывало ей верно. Вот только доказать это у нее не имелось никакой возможности. Поэтому каждый из нас снова продолжил играть свою роль. Марта — роль доброй хозяйки, заботливой вдовы, которая в моем лице обрела чуть ли не сына. Я — роль человека, дорвавшегося до хорошей жизни, благодарить за которую нужно Германию и фашистов.

Естественно, о моем сотрудничестве с гестапо Марта не знала. Это же тайная служба, чтоб ее. Официально я активно вливался в круги киношной элиты и интеллигенции. Естественно, в первую очередь с помощью Чеховой.

Немка даже попыталась пару дней назад напомнить мне, что я, вроде как, сын Сергея Витцке, невинно убиенного. Мол, с моей стороны даже как-то неприлично настолько кайфовать от новой жизни. Но я со смехом ответил ей, что прошлое должно оставаться в прошлом. Будущее — вот где нужно искать смысл.

Думаю, Марта, как и Мюллер, поверила в мою игру. По крайней мере я заметил, что коситься в мою сторону она начала с сожалением и разочарованием. Видимо, думала, что окончательно теряет парнишку, которым можно управлять всего лишь надавив на воспоминания об отце. А управлять Марта, конечно же, хотела.

Подозреваю, она не отпускала мысль все-таки разыскать архив. Буквально позавчера, когда мы с Бернесом неожиданно вернулись с очередного «прослушивания» раньше обычного, я буквально нос к носу столкнулася с тремя бравыми парнями, одного из которых узнал сразу же.

Это был тот самый идейный придурок, за чьим выступлением перед друзьями мы с Клячиным наблюдал возле ночного сквера. Один из штурмовиков, недовольных нынешним положением дел.

Учитывая, что до этого Марта свои