Марик Лернер - Построить будущее Страница 40

Осматривая, чуть ли не водя носом по телу крестника, пытаюсь разобраться. Эти раны поверхностные, ничего страшного — терпит. А с рукой беда. Похоже, кость раздроблена и почти отсечена. Без ампутации никак. Я не умею, да и не при таком освещении без наркоза резать. Господибожемой, я тебя редко о чем-то прошу, реально и вовсе не доставал просьбами, но сделай что-нибудь!

Не за себя ведь умоляю. За солдат, во славу твою сражавшихся, и за Геннадия. Не дай ему умереть. Знаю, грешен и в тебя странно верит, но ведь обещано, кто положит живот за други своя, царство небесное. Так рано ему. Хороший ведь человек, крестился, а что крови на нем всякой немерено, так жизнь такая. Разве мне все это вообще надо? Не просился сюда, ни в век восемнадцатый, ни на поля ратные, но постараюсь с достоинством встретить завершение. Если уж выпала доля, приму предписанное. Умереть — готов. А его не трогай. Пусть живет. Ребенок у него, жена…

— Русский! — громко окликнул гортанный голос снаружи. — Эй, русский генерал, давай поговорим.

Не надо обладать парой глаз на спине, чтобы почувствовать взгляды обернувшихся на меня. Я поднялся, подошел к окну.

— Ну говори, — крикнул, становясь чуть сбоку от бойницы. Нема дурных подставляться так просто. — Тут я.

Как бы все ни повернулось, выгоднее тянуть время. Шансов на появление до темноты наших при самом лучшем раскладе мизер. А ночью они нас по-любому достанут. И все-таки ручки поднимать нельзя. Хотя бы из самоуважения. Меня-то, допустим, могут обменять на выкуп. А остальным, особенно раненым, ничего хорошего не светит.

— Почему ты закрылся? Выходи. Ты же храбрый, сразимся.

— Храбрый не значит глупый. Ты вон отважный, но под выстрелы не лезешь.

— Хорошо сказано! Но один на один-то можем встретиться в бою?

— А ты тоже генерал? А то невместно с нижестоящим драться.

— У меня даже нет ордена Святого Александра Невского, — со смехом сказал голос, абсолютно правильно называя награду.

А у меня теперь есть. Получил орден за Анапу и генерал-майора по совокупности за достижения в деле усмирения вражеских народов и присоединение новых земель к России. Для двадцати восьми лет неплохо поднялся. Бывают, конечно, генералы и помоложе, но те все больше за близость к трону и родовитость отхватывают чины. А мне все же за реальные заслуги отвесили. Есть чем гордиться.

Невнятно, но очень резко кто-то заговорил не по-русски.

— Он говорит, заканчивай, — быстрым шепотом перевел застывший рядом Афанасий Груздин. — Хватить болтать попусту, о деле говори.

— О каком?

Некрасовец выразительно пожал плечами. Откуда ему знать.

— Генерал Ломай Нос! — позвал первый, и я практически уверен, что сказал так специально. Не в насмешку, скорее с уважением прозвучало.

— Так слушаю. Не пойму, правда, кто там у вас начальник. Ты или недавно распорядившийся заткнуться.

— Выбирай слова, генерал, — зло сказал кавказец. — Это у вас «я начальник — ты дурак». У нас уважают не назначенного, а заслуженного. Мне никто не отдает приказов в отличие от тебя. Почему молчишь? — спрашивает после длинной паузы.

— Слушаю.

— Жить хочешь?

— А кто не хочет?

— Тогда отдай золото из могилы, генерал, и будешь жить.

Опаньки… Как все просто, и насколько мало в очередной раз я думал головой. Слухи не могли не пойти. Теперь расплачиваемся. Как хорошо, мысленно перекрестился, что не стал хранить в другом месте и приволок все ценности в блокгауз. Вдвойне замечательно, что поставил охрану. Или, найдя ценности, они бы убрались и так? Может, не зря молился, и это знак? Выскочим?

— То есть возьмете и уйдете?

— Именно так! Или с трупа заберем, или сам отдай, и не тронем. Думаешь, никто с пушками обращаться не умеет, кроме твоих уродов? Сможем!

— Обманут? — еле слышно спрашиваю у Афанасия.

— Могут, — неуверенно подтвердил он.

Начнем ящики выносить — кинутся? А нужно ли терять людей, если и так отдадим? Кровушку-то непременно пустим.

— Ну что, — говорю громко, — обидно, но лучше, чем богатыми в могилу, а?

— А зачем отдавать все? — спрашивает кто-то из солдат. — Нешто про все знают?

— Вы, должно быть, думаете, — говорю с насмешкой тому, кто снаружи, — у меня пуды и пуды драгоценностей. А всего половину одного не хочешь? Как делить станете, на всю орду по чуть-чуть на нос выйдет.

— Не ври, генерал. Много ящиков было.

Следили, ничуть не удивляюсь. Очень может быть, из того селения с противоположной стороны реки. Кстати, уцелеем, непременно навестить надо и спалить к чертовой матери. Хотя нет. Лучше точно выяснить, кто участвовал в налете, и их дома вместе с хозяйством под корень. Судя по одежде, много всякого народу собралось. Из-за Терека чечены, шапсуги и аварцы точно имелись.

— Так, ежели хочешь, могу и остальное отдать. Котлы бронзовые большие, зеркало тоже бронзовое, наконечники для стрел, меч железный, насквозь ржой проеденный, да горшки глиняные. Ох и много уважения дома за такие сокровища получите! Я прямо жалею, что не увижу. Но согласен. Забирайте. Позабавимся непременно. Выносим по одному ящику, подходят четверо, уносят. Затем следующий. А хотите, прямо на месте вскрывайте. Еще смешнее выйдет, когда делить бляшки с конской сбруи станете. Как бы не передрались.

— Так не пойдет, — после горячего спора на непонятном языке отвечает. — Крутишь ты что-то. Зачем тебе мусор?

— Ты в дом зайди, где офицеры жили. Под столом мешочек лежит, ежели никто из ваших не украл. Посмотри на монеты. Две сотни бронзовых и медных, три серебряных. Вот и остальное сокровище такое же.

— Не верю. — В голосе явственно прозвучало колебание. — Кто-то проверить должен внутри. Вдруг не все отдадите.

— Пустить ваших внутрь? Ну ты совсем спятил!

— Меня. Одного.

— И как тебя зовут, храбрец?

— Умар.

— А род какой?

— Зачем знать такие мелочи, вдруг захочется отомстить и в мой аул нагрянуть.

— Думаешь, не узнаю, в каких золото старинное всплывет?

— Поживем — увидим.

— Подожди! — крикнул я в окошко. — Посоветуемся. Ну они не дурнее нас, — говорю своим. — Делать нечего, будем откупаться. Двое взяли ящик поменьше, остальные приготовились к отражению атаки. Ружья зарядить и передавать стрелкам. У отверстий не тесниться. Вопросы есть? Тогда начали!

— Господин генерал-майор, — окликнули со второго этажа, — суетятся они как-то странно.

Здание специально строили под наблюдательный пункт и выше вала. Теперь это пошло на пользу.

— Эй, русский! — крикнул знакомый голос. — Ты чего замолчал?

— Здесь я! — отвечаю, и к наблюдателям: — Смотри внимательно, что происходит на дороге. Павловский, это ты?

— Так точно. Я!

— Так пустишь одиночку? — требует настырный джигит.

На слабо берет, будто в детском саду.

— Иди, только оружие оставь.

— Иду! — И он действительно зашагал от ворот, предварительно выложив на землю оружие.

— Разворачиваются всей толпой на восток, — донеслось сверху. — Могу свалить кого-нибудь.

— Пока не надо. Лучше смотри, чего задергались.

— Никак подмога идет, — счастливо-неверяще сказал кто-то.

— Больно рано, — усомнился другой.

— А ведь стреляют!

— Точно. Пушка.

— Они уходят! — крикнули сверху. — Целыми группами снимаются и к реке.

Кавказец остановился, оглянулся на зовущие голоса. Он явно колебался.

— Умар! — позвал я. — Кажется, обмен не состоится.

— Похоже, ты прав.

— Уходи, Умар. Ты смелый человек и, видимо, хороший воин, но не попадайся больше на моем пути.

— Война не спрашивает желания, воин просто должен быть к ней готов, а встретимся или нет, от одного Аллаха зависит. Прощай, генерал, — ответил он и побежал к воротам.

Через несколько минут десяток всадников понеслись по направлению к реке.

Выбегать со счастливыми воплями я запретил. Вдруг хитрость, и стоит высунуть нос — целая толпа выскочит. Троянцы тоже думали, что греки ушли восвояси.

Прошло еще четверть часа, и в ворота начали въезжать драгуны. С облегчением вышел навстречу, признав командира эскадрона.

— Вовремя мы, — озирая заваленный телами двор, сказал штабс-капитан.

— Врач у вас имеется?

— Так точно. Следует сзади, как положено по инструкции.

Это поклон в мою сторону. Слегка лизнул, но без явного подобострастия. Далеко пойдет Анисимов.

— Срочно сюда! У нас много раненых! — И поволок ученого человека в блокгауз.

Достаточно быстро выяснилось: Гена жить будет, но плохо. С рукой, как я и думал, швах. И плевать. Найду ему занятие, главное, Бог меня услышал и оставил одного из моих немногих близких на этом свете. Не стал отбирать, как отобрал Сашу. Может, и нет в нем коварства. Не для воспитания характера, а просто не интересны мы ему. Зачем тогда забросил сюда? Давно о том не вспоминал, а теперь опять лезут мысли. Ответа все равно не появится — проверено неоднократно.