Александр Плотников - Коридор Страница 40

— Свежие новости? — съехидничал Пауль, глядя, как Гюнтер пытается свободной рукой собрать их с пола.

— Иди к черту, Пауль. Ты как раньше был гамнюком, так им и остался. Нет, чтоб помочь, так еще издеваешься.

Гюнтер и вправду нуждался в помощи. Из-за его неуклюжести газеты с колен полетели на пол и под диван сидения, куда с его «грацией» было явно не пролезть.

— Ладно, ладно, не дергайся, — сжалился Пауль, принявшись помогать Гюнтеру в его нелегком деле. — Зачем ты только эту дрянь читаешь? И так ничего почти не видишь, так еще больше зрение себе портишь.

— А кто тебе сказал, что я там что-то читаю? Может быть, я просто картинки смотрю.

— Ты это серьезно?

Собственное упрямство завело Гюнтера в тупик, поставив в дурацкое положение.

— Я стараюсь уяснить суть, не прочитывая всего текста.

— То есть ты читаешь только начало и конец?

— Нет, ну почему же…

— «Опять началось», — подумал Карл. За сегодняшний день его порядком утомили эти постоянные склоки из-за ничего. Эти двое уже явно переобщались друг с другом, хотя до вчерашнего дня не виделись целых три года.

— Я пойду, подышу свежим воздухом, — обратился он к двум спорщикам, но те были так увлечены «беседой», что никак не отреагировали на его реплику.

Выйдя из машины, Карл направился в сторону лесополосы, откуда открылась идеальная панорама окружающей местности. Начиная от их машины, выстроилась здоровенная пробка, плотно закупорившая всю дорогу до самой понтонной переправы. Даже с такого расстояния было видно, что в ней не хватало одной секции, которую отнесло ниже по течению, и теперь группа саперов с помощью ремонтного тягача и катера пыталась вернуть ее на место. Такие же группы, но гораздо меньшей численности, работали еще в нескольких местах, засыпая воронки и убирая поваленные телеграфные столбы с дороги.

По-видимому, еще совсем недавно тут поработала стратегическая авиация союзников. Впрочем, другая здесь и не летала.

— «Надо же, ткнули пальцем в небо, и попали. Хотя в этом случае, наверное, наоборот — пальцем в землю. Сбрасывали-то бомбы километров с 7—9-ти, а оттуда и переправы-то толком не видно».

Взгляд Карла остановился на ближайшей группе солдат, вытаскивающих из огромной воронки телеграфный столб и от того, что он там увидел, защемило в груди. Несомненно, эти люди с каменными лица и в шинелях, несмотря на августовскую жару, и были теми, кто, как ему казалось, могли понять и помочь в этом чужом и до конца непонятом мире. Сомнений быть не могло, это — советские военнопленные.

Не веря происходящему, Карл сперва замер, не в силах пошевелиться, а затем, резко сорвавшись с места, помчался прямо на них, будто стеклянная стена, стоявшая между ними, рухнула. Когда же он остановился у края воронки, пленные как по команде прекратили работать и стали с настороженностью озираться в его сторону. Только сейчас, увидев в глазах непонимание и тревогу, он осознал всю горечь сложившейся ситуации, где, в первую очередь, не ему нужна была та самая помощь, а вот этим вот измученным людям, которых он считал решением всех своих проблем.

Потянувшись в карман кителя, Карл вытащил дрожащими пальцами мятую пачку «НВ» и попытался прикурить. В этот момент, встретившись взглядом со стоящим неподалеку молодым пареньком, он, словно вспомнив о правилах хорошего тона, жестом предложил ему сигареты. Но вместо того, чтобы принять предложение, тот, словно ошпаренный, резко шарахнулся в сторону. Казалось, сейчас он готов ожидать был чего угодно: окрика, пинка или же выстрела, но вовсе не этого. Не меньше были удивлены и его товарищи, которые, находясь все там же, на дне воронки, лишь изредка, исподлобья изучали своего слегка странноватого добродетеля.

— Берите, — произнес Карл, протягивая сигареты. Но никто не решался подойти, пока молодой паренек первым не подал пример остальным.

— Оставьте пачку себе, — произнес он, когда сигареты брал последний из пленных.

Повторять второй раз не пришлось. Пачка быстро исчезла в нагрудном кармане гимнастерки красноармейца, и на его лице появилось подобие улыбки.

Карл попытался вспомнить хоть слово по-русски, но почему-то кроме дурацкого «ура» ничего в голову не приходило. Даже то, что ему уже так редко снилось и что он так усиленно пытался сохранить в памяти о прежней жизни, сейчас как будто кем-то нарочно было вытерто. А эти непонимающие взгляды, за которыми скрывались презрение и ненависть, еще дальше отдаляли его от них.

Справа послышался приближающийся топот и характерное металлическое лязганье. Обернувшись на звук, Карл увидел две фигуры солдат в форме ваффен «SS»[23], которые с карабинами наперевес приближались к нему. Пленные при виде конвоиров быстро принялись за недавно оставленную работу, стараясь не обращать внимания на растерянного Карла, который стоял все там же у края воронки и смотрел на надвигающуюся угрозу каким-то совершенно отрешенным взглядом.

— Что здесь происходит? — прокричал один из солдат, на ходу пристегивая штык к карабину.

Второй, даже не останавливаясь, ударил прикладом молодого пленного точно промеж лопаток, после чего послышался хруст костей, и тот кубарем покатился на дно воронки. Коснувшись земли и изогнувшись в параболу, он стал корчиться от нестерпимой боли, а подоспевшие товарищи, как ни старались, были бессильны чем-либо помочь.

— Что вы здесь делаете? — выкрикнул второй конвоир.

Штык на его карабине застыл прямо напротив солнечного сплетения Карла, обдавая вероятную точку соприкосновения знакомым леденящим пламенем.

— Уберите руку от кобуры и отойдите в сторону, — властно приказал все тот же обер-ефрейтор.

Карл послушно убрал непонятно как очутившуюся руку с кобуры и отошел в сторону.

— Шубер, — обратился он к своему напарнику, — а ну дуй за лейтенантом, а я пока эту пташку покараулю.

Ожидая свое начальство, оберефрейтор принялся нервно изучать внешность Карла, рассматривая то черты лица, то знаки различия на униформе.

— Может быть, вы опустите свое оружие, ефрейтор, я ведь не пленный.

Ефрейтор моментально отреагировал, переведя дуло карабина с груди на голову.

— Не разговаривать, сейчас придет наш лейтенант и с вами разберется.

— Главное, чтобы к его приходу было еще с кем разбираться, — Карлу показалось, что ефрейтор совершенно не слышит его слов, с упорством «ворошиловского стрелка» продолжая метить промеж глаз.

Тем временем, со стороны дороги стала приближаться еще одна группа солдат во главе с тем самым лейтенантом, о котором упоминал ефрейтор. Карл еще раз посмотрел на пленных. Сейчас они выглядели совершенно по-другому. В глазах была только затравленость и отрешенность.

— «Хотел как лучше, а получилось как всегда. Еще неизвестно, чем обернется мое проявление гуманности», — Карл снова посмотрел на того, кому от его «доброты» досталось больше всех.

— Ваши документы?

Перед Карлом стоял молодой белобрысый офицер лет двадцати.

— Вот, — протянул он кипу проездных документов.

— Куда вы направляетесь?

— В Сен-Ло. Это в Нормандии.

— Я знаю, где находится Сен-Ло, — не отрываясь от документов, обрезал лейтенант.

— Откуда следуете?

— Там же все написано, из госпиталя. Как его там 97/…? «Бриз». Да, санаторий «Бриз».

— Кто еще может подтвердить вашу личность? Сопровождающий или еще кто-либо?

— А разве документов недостаточно?

— Нет, недостаточно, вы нарушили устав, причем очень серьезно, так что вам придется проехать со мной в комендатуру. Пусть «SD»[24] дальше ломает голову над тем, кто вы такой.

— Но постойте, лейтенант, я ведь не сделал ничего дурного. Я просто угостил их сигаретами.

— Вам не хуже моего должно быть известно, что всякие контакты с военнопленными запрещены. А в особенности с этими, — пренебрежительным взглядом указал он в сторону воронки.

— Так что вам придется проехать со мной до выяснения личности. Ротеннфюрер[25], отведите его к машине. Да, и оружие сдайте, пожалуйста.

— Мне так кажется, что все это лишнее, — раздался откуда-то сзади громогласный голос Гюнтера.

Уже через мгновение перед лейтенантом выросла двухметровая глыбина, и от неожиданности тот даже опешил. По-видимому, он совсем не ожидал, что дело примет такой оборот и его оппонентом вместо заблудшего, блеющего ягненка будет настоящий, матерый волчище, который при случае и сам не прочь им закусить. Ведь, судя по шеврону на рукаве, тот был не кем-нибудь, а ветераном дивизии «SS» «Мертвая Голова»[26], причем бывалым. Особенно это подчеркивали шрамы и наградные планки, количество которых было больше, чем всех наград в его взводе, считавшемся боевым после полугодового пребывания в Сараево.