Дмитрий Дивеевский - Ось земли Страница 40

– Батя, богато жить тоже хочется.

– Нет, сынок, в нашей стране хороший человек богато жить не может. Она так устроена, что в ней только негодяи богато живут. И вот еще что тебе скажу: всегда помни – если русский человек в Бога не верит, он на любую подлость способен. Так мы устроены, нас только Господь в узде держит. Я тебя в церковь не агитирую, но в себе Господа храни, иначе сам с пути собьешься. Это запомни крепче всего. Мы на земле для того ходим, чтобы в последний день перед всем миром чистую совесть иметь. А совесть – это вера.

– Значит, при честном труде буду в нужде жить?

– Да, сынок. При честном труде у тебя будет трудная жизнь. Но еще раз скажу: скудная еда и скромная одежда жизненному счастью не помеха. Запомни это накрепко. Бывает чаще наоборот – богатство ведет к несчастьям. Не стремись к нему. Друзей вокруг себя верных собирай, на женщине честной женись. Если увидишь, что жена к предательству склонна – сразу от нее избавляйся, не тяни, только жизнь себе испортишь. Ищи преданную женщину, их в нашем народе много. Детей с любовью выращивай. Вот и будешь счастлив. Не гонись за богатством, Сева.

Севка любил отца и слушался его. Слова старшего Булая глубоко запали ему в душу. Он чувствовал, что они будут ему помогать в той жизни, которая открывалась перед ним дорогой, ведущей в Ветошкино.

Отец Петр

В Потьме партию перегрузили в теплушку, влекомую моторной дрезиной и повозка устремилась, бряцая колесами на стыках узкоколейки, к столице Темлага. Отец Петр смотрел через зарешеченное окошко вагона на пробегающие мимо густые мордовские леса, в которых не встречалось и крохотной деревеньки, на голубое летнее небо и воспоминания неспешно приходили ему в голову. Особое это состояние – быть священником. Оно накладывает многие тяготы, но и облегчение дает совершенно нежданно. Отец Петр, в миру Павел Воскресенский пришел в неволю готовым к ней. Большинство священников арзамасской и окояновской епархии к моменту его ареста уже сгинуло в лагерях или были убиты. Поэтому и свой час он ждал с роковой неизбежностью, готовясь к нему в молитвах день и ночь. Отец Петр понимал, что обрушившаяся на его землю беда пришла не случайно. Для диктатуры нужна питательная среда и средой этой стало греховное состояние народной души. Священника, из самых откровенных исповедей прихожан знавшего это состояние, коробило при словах о необычности и величии русской души. Сейчас народная душа болела. Она не была ни прекрасна, ни величественна. Конечно, не сама она впала в греховность, имелись на то змеи-искусители. На его глазах еще при царе началось отвращение простых людей от собственной истории и собственных обычаев. Сколько писак всякого рода стрекотали о сладкой европейской жизни и о русском свинстве, сколько было их, превозносящих земные удовольствия против разумного воздержания. Сколько было прекрасных писателей, словно не понимавших, к чему ведут плоды их творчества. Даже Антон Чехов, гуманист из гуманистов, погружал читателя в мир, в котором не было Бога, который не давал никаких ответов на вопросы, мучавшие русскую душу, а значит, оставлял ее не окормленной. Хуже того, сам атеист, Чехов своим великим талантом прививал атеизм и читателю. А атеист для России – знак беды. Она вся создана из духовной мистики. Что ни возьми – хоть сказки, хоть песни, хоть легенды – везде душа, везде вера в чудо и высшую справедливость, вселенский взгляд на мир. Вселенский через всеобъемлющую доброту и смирение перед Богом. Оставь человека без веры в высшую справедливость, во всеобъемлющую доброту и оскудеет он душой, потеряет свою русскую особость. Вот они, атеисты из разночинцев и стали той закваской, которая разъедала русскую душу и порождала в ней всходы ненависти. Именно интеллигенция привела к разрыву привычных скреп жизни: страха перед Богом, совестливости, нестяжания. Разорвались эти скрепы – и полыхнула революция, а за ней гражданская война. Они окончательно опустошили народную душу, какое уж там величие! И как по своему находчиво поступили большевики, наполняя опустошенную народную душу новой химерой: рай без Бога построим на земле. Еще один новый удар по душе, потому что химера уводила от Бога, но не имела будущего. Чем дальше русский человек отходил от Бога, тем больше он дичал. Темные силы клокотали в его душе в поисках выхода. Священник вспомнил, что когда грянула Февральская революция, крестьяне окояновского уезда пошли громить помещиков. Из нескольких десятков помещичьих семей в живых осталась только одна. Остальных убивали топорами и кольями, заживо сжигали в помещичьих домах. Вчерашние прихожане, со слезами исповедовавшие мирские грехи, словно потеряв разум и забыв Бога, убивали ближних своих в каком то сумасшедшем угаре. Тогда он понял, что душой русских людей овладели бесы и хорошего ждать не нужно. Потом, когда к власти пришел Сталин, отец Петр увидел построение нового мира, весьма похожего на сатанинский театр, в котором все лгали: и актеры, и массовка и закулисные руководители. Наверное, Сталин и его высшие сотоварищи были искренни в своем революционном порыве, ведь они вынашивали его всю жизнь. Но откуда могла появиться искренность у сотен тысяч хлынувших в партию обывателей, еще вчера не знавших, что такое коммунизм? Конечно, они притворялись. Они играли под диктовку режиссера и кажется, многие из них были даже рады этому состоянию. Правда, театр оказался кровавым, на сцене предавали и убивали друг друга не понарошку. Бесы резвились на славу и чем дальше, тем страшнее становились их игры. Ему стало ясно, что из-за кулис руководит какая-то большая нечистая сила. Чудовищная неправда всей этой жизни-театра окончательно привела священника к заключению, что открывшаяся перед Россией дорога во тьме будет долгой и мучительной. Он потерял надежду на выздоровление русской души и понимал, что эта больная душа обязательно его погубит. Поэтому он стал готовиться к неминуемому уходу из жизни. Горячие молитвы к Господу и собирание сил перед испытанием не пропали даром. Ему было легче, чем другим арестованным переносить следствие, которое длилось совсем недолго – всего неделю. Сразу после ареста и доставки его в Арзамас, где находилось районное НКВД, отец Петр вошел в состояние полного смирения и готовности принять муки. Это наложило на него особый отпечаток, который не мог не подействовать на следователей. Священник ни отчего не открещивался, ничто не оспаривал. Молодой следователь арзамасского отделения НКВД Виктор Уваров, заряженный злостью на врагов народа и желанием отличиться в борьбе с ними, сразу повел на отца Петра оголтелую атаку. Ему было ясно, что этот окояновский звонарь вынашивает ненависть к советской власти и разговор с ним должен быть предельно жесток. Уваров уже успел попробовать себя в физическом воздействии на арестованных и знал, насколько оно эффективно. Поэтому в его планы входили избиения священника. Правда, в 1936 году официального разрешения на пытки арестованных НКВД еще не имело. Разрешение ЦК на «применение физического воздействия в отношении заклятых врагов рабочего класса» вышло в разгар репрессий 1937 года. Но следователи применяли насилие и без разрешения, потому что уже со времен шахтинского процесса 1928 года НКВД стало постепенно пропитываться атмосферой вседозволенности. Следователи порой избивали особо упрямых арестованных, а начальство закрывало на это глаза. Хотя кровавый конвейер насилия по-настоящему еще не заработал.

Однако уже после первого допроса подследственного у Виктора исчез злой настрой на выбивание добровольного признания кулаками. Священник вел себя покладисто и был на все готов.

– Молодой человек, вы напишите за меня любое признание. Я все подпишу, кроме оговора. И мы с вами хорошо разойдемся. На других людей я клеветать не буду. А в отношении меня можете придумывать любую ложь.

– Как мне понимать Ваше поведение?

– Вы думаете, что я предлагаю Вам что-то непривычное? Что Вы! Непривычными Ваши сочинения были бы в том случае, если бы вокруг была правдивая жизнь. Но ведь вокруг сплошная ложь. Почему же мы стесняемся добавить к ней какую-то мелочь?

– Что значит, вокруг сплошная ложь? Вы хоть понимаете, что занимаетесь антисоветской пропагандой и вам добавят обвинений?

– Сплошная ложь, Виктор Николаевич, это когда совсем нет правды. Если власть не признает, что она сажает в лагеря невинных людей, значит, правды нет. Я последний священник из окояновского клира, который еще недавно ходил на свободе. Остальные давно сидят или расстреляны. Правда в том, что все они пострадали невинно. Я знал их лично и могу крест целовать на том, что они не подкапывались под советскую власть. А она лжет, будто они враги народа. Просто советской власти не нужны священники и она их уничтожает. Это правда, Виктор Николаевич?

– Да вы что говорите…!

– Вы знаете, что я говорю правду, а советская власть говорит ложь.