Пантанал - Дино Динаев Страница 41

— У вас отличный русский! — ляпнул он на пробу.

Ким оторвался от бумаг и вперил в него внимательный взгляд. Вершинин физически ощутил, как невидимый счетчик отсчитывает положенные ему года на каторге. Ударить полковника прокуратуры. Хуже может быть только прыжок без парашюта в жерло действующего вулкана.

— Вы хотите меня оскорбить? — удивительно спокойным тоном, от которого у менее подготовленного застыла бы кровь в жилах, поинтересовался Ким.

— Никак нет! Вы не русский, чисто говорите по-нашему. Считайте это констатацией факта.

— Прекратите, Евгений Павлович, если не хотите еще и статью за разжигание межнациональной розни. Я такой же гражданин России, как и вы.

Вершинин с готовностью извинился. Своей цели оторвать полковника от ненужной писанины он добился.

Ким продолжил:

— Со своей стороны могу обещать, что вас как офицера не повесят, а расстреляют.

— С чего это? — опешил Вершинин.

При таком приговоре все шутки-прибаутки вылетели из головы.

— Измена Родине - по долгу службы вы должны отлично знать эту статью.

Вершинин знал эту статью и знал отлично, приходилось и предателей по ней оформлять. Но одно дело, когда это касается других. Там целая процедура. Сама казнь вообще спектакль. Одевают такую чистую рубаху, помыться вроде дают, расческу одноразовую расчесаться. Потом там такой столб, ровный, красивый, с веревками. Приговоренный становится к столбам, его привязывают, чтоб не метался, а то расстрельной команде тяжело выцеливать.

А, еще поп присутствует. Подходит, отпускает грехи, делает вид, что целует, но не целует, потому как приговоренный к этому времени к этому времени обоссаный стоит, а дополнительно, может, и обосранный.

Есть еще одна неприятная деталь. Дело происходит у уже вырытой могилы и готового гроба. Приговоренный видит, где через минуту будет лежать его тело. Жуткое должно быть чувство. Да и мысли странные-думать о своем теле как о чужом.

Верой и правдой служило тебе все эти годы. В футбол играло, прекрасно (иногда не совсем) функционировало в сексуальном плане, с удовольствием ело и пило. Теперь ты его как бы подставил и ушел, а в нем наделали пребольных дырок.

И все из-за какого-то «китайца»!

* * *

Ким многозначительно выложил на стол дорогую кожаную папку, из нее достал бумажную папку с тесемками. Вокабулярий. На обложке надпись: «Личное дело. Вершинин Е.П. Начато…  Закончено…».

Приплыл ты, Палыч, понял Вершинин. Цельное дело на одного единственного человека. Не преступника, а совсем даже наоборот. Много нарыл гражданин Ким, а учитывая еще и личную неприязнь, шансов выкарабкаться у него никаких. Откровенно говоря, и выкарабкиваться нет особого желания. Знать судьба такая, быть изнасилованным судьбой. Вот Мартыновы плодятся и размножаются, хоть бы хны. Вроде и человек бесполезный и глупый, а живет долго и счастливо. Легко живет, сладко спит, без мук помирает. Почему такая несправедливость? А, Великий Лука?

Ты Бог, ты исходил эту землю босыми ногами, нес справедливость на своем посохе. Бил буржуев палкой. Напускал мор на целые орды. Зачем ты ведь появился именно после Большого Капута. Чего-то такое надо было исправить в человеческой истории. Направить ее в нужное русло. Нужное кому? Принесли ли твои деяния всеобщее благо? Может ты был не Бог, а совсем наоборот? Шайтан. И все твои потуги направлены на то, чтобы столкнуть человечество в пропасть? В том числе и последний твой «подарок» — Пантанал. Найдут его люди, вскроют тамгой, а вместо всеобщего блага штаммы неизвестного смертельного вируса.

— Евгений Палыч, вы обвиняетесь в разглашении государственной тайны, — провозгласил Ким.

— Какие ваши доказательства? — спросил Вершинин.

— Вы сообщили данные, составляющую государственную тайну, представителю колониальных спецслужб аджутанту Феликсу Деко. Вот рапорт Барышникова.

Он протянул исписанный убористым почерком лист. Оперативно работает, уважительно подумал Вершинин. Конвейерным способом.

Барышников ничего не придумал и написал правду. Как они вычислили отель, где останавливались подозреваемые Башмаков и Стадник. Про то, как нашли книгу про Тамгу, запрещенную Роснадзором. Как Вершинин показал ее Деко и что говорил при этом.

Вершинин быстро прикинул способы защиты и решил построить ее на поэтапном отрицании.

— Не было известно, что книга запрещена! — заявил он.

— Бросьте, вы же не мальчик! Все что относится к Пантаналу автоматически заносится в разряд секретных.

— Феликс Деко официально назначен моим напарником!

— Это мы уже слышали, — отмахнулся Ким. — Он вам не напарник и не может им быть так по социальной иерархии колонист не может приравниваться к гражданину метрополии. Это, как если бы вам выделили сторожевую собаку вы бы не стали есть с ней из одной тарелки.

Хорошо Деко не слышит прикинул Вершинин. Стулья тут не прикручены саданул бы так, орден некуда было бы вешать.

Ким протянул еще листок, он хорошо подготовился.

— Это рапорт прокурора Мартынова. Вы знаете, что своими противозаконными действиями подставили ни в чем не повинный ОМОН. Арестовавшие прокурора омоновцы разжалованы, находятся в СИЗО в ожидании суда. Я могу напомнить, какие они получат сроки.

Вершинин сжал кулаки под столом. Ким с укоризной смотрел ан него.

— Я изучал ваше личное дело очень внимательно, майор. У меня накопились вопросы и по другим вашим делам. Вы ведь знаете, архив прокуратуры хранится вечно. Дела можно поднять все до единого, включая те, которые вы вели еще зеленым стажером. Допускаю, там много интересного можно накопать, судя по вашим последним выкрутасам. Если вы и там же непрофессионально работали, то сами понимаете.

— Понимаю, — кивнул головой Вершинин. — Чей это заказ?

Ким высокомерно усмехнулся.

— Если был бы заказ, вы бы сидели в одной камере с омоновцами. Помилуйте, Евгений Палыч. Более того, меня предупредили, чтобы я общался с вами с величайшей деликатностью. Ведь ваш единственный сын Александр Вершинин недавно погиб, выполняя долг перед Родиной. Выражаю вам искреннее соболезнование. Представляю, как вам было трудно мобилизоваться на ведение нового расследования.

— Попрошу более не упоминать имя моего сына! — Вершин произнес это, почти не разжимая зубов.

— Конечно, конечно! — Ким поднял обе руки будто собираясь сдаться в плен. — Помилуйте, я даже не требую от вас безотлагательного ответа.

— Какого… ответа?

— Вы полностью свободны в своих решениях.

— Я могу идти? — не поверил Вершинин.

— Абсолютно верно. С одним условием.

— Значит, есть все же условие?

— А как вы хотели? Вы же под расстрельной статьей ходите. Но там, — Ким уважительно показал пальцем вверх, в направлении второго этажа, где, судя по доносящейся иногда ругани находился «обезьянник» для более серьезных преступников. — Там решили дать вам шанс за былые заслуги, майор.