Эстер Фриснер - Псалмы Ирода Страница 42

Но сейчас Хэтти тут не было.

Варак дружески положил ладонь на ее руку.

— Я испугал тебя, дитя? Бог свидетель, я вовсе не преследовал такую цель. Неужели дело в том, о чем говаривала моя ма: «Мир слишком велик, чтоб женщина могла охватить его своим умом. Ей целого дня еле хватает, чтоб справиться с одним очагом».

— О нет, нет, сэр, я нисколько не испугалась, ни на волосок не испугалась! О пожалуйста, если вы можете еще что-то рассказать о городах, я готова на что угодно, лишь бы услышать это! — Бекка говорила с такой искренностью, что это вызвало еще один смешок у ее странного приятеля.

— Ева, маленькая Ева. — Он снисходительно и добродушно улыбнулся и ласково погладил ее по голове.

— Ну пожалуйста, расскажите, — настаивала она. — Это не праздное любопытство, честное слово, нет! Знаете, у меня есть подружка из другого хутора и… ее жизнь сложилась так ужасно… Если города Коопа заинтересованы в нас, то, может, торговцы будут так добры и разрешат ей уехать вместе с ними? Вы ведь альф Добродетели, сэр. Вы, должно быть, знаете уйму важных горожан. Не могли бы вы замолвить словечко в ее пользу? Просто из милосердия?

Брови Варака полезли на лоб:

— В чем дело, дитя? Что такое натворила твоя подружка?

«Да, что она сделала? — шептал Червь. — В чем ее преступление? Подумала ли ты, что он может взглянуть на это с совсем другой точки зрения? Ты только послушай, как он спрашивает. Он вообще не верит в существование подружки. Он уверен, что речь идет о тебе самой».

Истина слов Червя таила в себе боль. И все-таки Бекке удалось сказать:

— Она ни в чем не повинна, сэр.

— Ну а тогда хорошей девушке бояться нечего. — Он пощекотал ее под подбородком. — Все в полном порядке, детка. И не надо ничего выдумывать. Кое-кто из нас не видит греха в том, что женщина хочет узнать побольше о нашем мире. Конечно, если она не спрашивает о вещах, которые ей знать вредно. Ну а теперь скажи мне, какое имя носит этот тючок, набитый доверху любопытством? Может, мне все-таки следует предупредить твоего родителя, какую хитрюжку он вскармливает у себя?

— Я — Бекка из Праведного Пути, приплод Пола, — ответила она, как того требовали обычаи. Теперь она уже окончательно потеряла надежду помочь своей подруге. В Вараке она обманулась. Для нее непредубежденный и даже благосклонный взгляд альфа был еще одной потенциальной дверью спасения, которая захлопнулась и наглухо закрылась прямо перед лицом Дассы.

— Да благословит тебя Господин наш Царь, пусть поддержит он тебя и вырастит детей, вышедших из лона твоего, не знающими голода. — Варак поднял руку в жесте благословения, и слова его звучали странно и несли в себе нечто давно забытое. Серьезное выражение его лица полностью соответствовало смыслу слов и жесту руки, но тут же оно стало по-прежнему веселым и радушным. — А теперь ты можешь сказать своему па, что ты испытана и одобрена и имеешь право отдохнуть.

— Сэр?

— Как? Неужели хуторских девушек так плохо учат? Ах, погоди! Я же должен пометить твой лоб на тот случай, если твоему родителю потребуется доказательство. — Варак высыпал на ладонь щепотку сухой земли, плюнул на нее, пальцем размешал грязь, наклонился, чтобы дотронуться до лба Бекки. Вертикальная полоска холодной грязи пришлась как раз над носом Бекки, затем ее пересекла горизонтальная черта.

— Ну вот, — сказал Варак, прижимая большой палец в месте скрещения полосок. — Это мой знак, и твой па поймет, что его сделала не ты сама. А теперь беги быстренько, покажи его отцу и заодно повтори те слова, которые я произнес над тобой. Поверни сразу же направо, пройди два квартала, сверни налево и окажешься как раз позади баррикады. Думаю, отца ты найдешь легко. Последний раз, когда я его видел, он разговаривал с двумя знакомцами из Долготерпения. — Варак засмеялся. — Судя по разговору, он вроде бы поздравлял их с успехами на ринге, а по виду был такой же усталый, как и я, и просто искал предлога отделаться от девиц.

Окончание Жатвы — праздник молодежи, он рассчитан на молодую поросль, у которой колоски тяжелые. Ну а мы — народ пожилой, что-то вроде соломенного жнивья, нам дай Бог хорошее настроение у жен, которых уже имеем, обеспечить. Хотя, думаю, мне для поддержания престижа придется в этом году взять еще одну, а то моя ма снова примется читать мне лекции насчет долга.

Автоматически рука Бекки поднялась, чтоб пощупать знак на лбу. Но страх перед тем, что она может его смазать, вовремя остановил ее.

— Я не поняла, сэр. Что именно должен сказать моему па этот знак и ваши слова?

Рука Варака снова коснулась ее подбородка, но на этот раз кончики его пальцев лишь слегка погладили кожу Бекки. Однако по ногам Бекки пробежала странная дрожь.

— Это самая большая честь, которую я мог оказать тебе, Бекка. Я, так сказать, дал тебе свой собственный Поцелуй и Жест. Я пометил тебя крестом — истинным знаком спасения для каждой порядочной женщины с тех пор, как страшные беды впервые сошли на наш мир. И я благословил тебя словами, которые должны подарить тебе благость, недоступную для менее удачливых. Со времени тех темных лет, когда мир превратился в бедлам и Господь закрыл двери в женское чрево в наказание за грехи женщин, только те женщины могли воспроизвести новую жизнь, которых благословляли альфы.

Бекка склонила голову. Она знала истории, которые рассказывались холодными вечерами, когда девочки начинали озорничать. Похоже было, что в эти дни в них вселялся сам дьявол, говаривала в таких случаях ма. Демон, чей приход означал, что у них скоро наступит время Перемены. Девушки дерзили, грубили, переворачивали дом вверх дном. Их пытались успокоить, им рассказывали о том, что ждет надменных женщин, которые болтают, будто они достойны лучшего положения.

«…Она была разорвана и умирала долго. Она считала, будто Господь Бог закрыл врата ее чрева камнем, а не плотью, как у остальных, — вот какая гордыня ее обуяла. Но ей пришлось убедиться в противном. Она узнала, что может сделать с камнем толпа мужчин, охваченных единой мыслью и желанием. Говорят, ее стоны можно слышать и по сей день — там, в просяном поле, где на нее напали эти дикари».

«…Узнала, к горю своему, что поучения ее ма вовсе не были сказочками о бандах ворья. К сожалению, больше ей уже никогда ничего не пришлось узнать, ибо она умерла».

«…Самое ужасное, что она выжила. Я видела ее сама, когда еще ребенком жила в своем прежнем хуторе, но мне этого не забыть. Лицо как бы из глины — холодное, серое, и еще тот жуткий ребенок, которого она родила. Он цеплялся за ее тощую грудь — страшно худой, один жадный рот и больше ничего. Он высасывал из нее все молоко, пока оно не становилось розовым от крови».

Позыв к рвоте стянул желудок Бекки. Выкинуть эти рассказы из памяти было невозможно. Их ужас кровоточил в воспоминаниях, как застарелый заусенец на пальце. Варак видел, как сжались губы Бекки в тщетной попытке прогнать нахлынувший страх. Все еще мягко, все еще добродушно Варак спросил:

— Что тебя тревожит? Этот знак и эти слова, которые я дал тебе, они относятся к числу важнейших в ряду мужских обрядов. Нет такого цивилизованного мужчины, который не был бы знаком с их значением и силой. Они означают, что я на эту ночь дал тебе право отказать любому мужчине, с которым ты не захочешь иметь дело. Разве тебя это не радует, Бекка?

— О, более чем… — Нет, это может создать у него неверное представление, что она радуется первой подвернувшейся возможности уклониться от выполнения первейшего долга женщины. Правду придется переделать так же, как переделывают старую одежду, чтобы она казалась новее новой. — Я ваша служанка, сэр. Я была бы недостойна этой чести, если б отказалась от вашей щедрости…

«А теперь надо поскорее найти па и уговорить его помочь мне отыскать Дассу», — думала она.

Варак смотрел на нее в полном недоумении.

— Да, не так проста ты, как кажешься. Такое славное открытое личико, но что кроется за ним? Ум. Расчетливость. У тебя есть тайны, Бекка, и, готов спорить, они таковы, что женскому знанию они не по зубам. Что ж, иди своим путем. А мне, полагаю, надо благодарить Господина нашего Царя за то, что ты не родилась мужчиной. Иначе я вряд ли вышел бы живым из встречи с тобой. Удачи тебе! — И Варак исчез.

Бекка не стала терять времени на обдумывание его прощальных слов. Она была безумно рада, что он наконец ушел. Ни одно сказанное им слово, ни один его жест не успокоили ее, они были ничуть не лучше, чем шепоток того зловещего Червя. Альф Добродетели был каким-то собранием странностей, которые бросили бы ее мать с воплем ужаса в объятия па — под теплую защиту настоящего, без подделки, мужчины! И он еще смеет осуждать ее за ум и за расчетливость! Если не этими именно двумя отточенными мечами он сразил бывшего альфа Имения, то Бекка готова навсегда отказаться от завтрака.

Ощущение стягивающейся кожи на лбу напомнило ей, что ее терпение по отношению к Бараку по меньшей мере окупилось освобождением от праздника Окончания Жатвы. Неплохая цена за то, что она слушала его удивительные рассказы! Ах, если б он дал ей еще капельку надежды для Дассы… Ну что ж, он все равно сделал доброе дело. Улыбаясь, Бекка отправилась на поиски своей подруги и своего родителя, в глубине души молясь, чтоб все ее жизненные трудности в будущем решались бы так же просто.