Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев Страница 44

— Вот, сынок мой. Родненькие, поглядите-поглядите. Может видели где-нибудь, — с выцветшей фотокарточки глядело улыбающееся лицо молодого парня в светлой рубашке. И столько в нем было молодости, веселости, бесшабашной уверенности в завтрашнем дне, что губы сами собой раздвигались в улыбке. — Витюшеньку мово…

Его фотокарточка пошла по рукам. Бойцы внимательно всматривались в изображение, качали головами и передавали его дальше. Из глубины строя в какой-то момент раздался возглас:

— Братцы, кто Виктора Малышева знает? Народ⁈ Виктор Малышев, моторист. Бате, помочь надо. Кто про парня слышал?

Волна разговоров прошла из конца в конец отряда и затихла. Старик, смотревший то на одного, то на другого бойца, поник головой. Ему было ясно, что о сыне никто и ничего не знает. Может тот уже и сгинул где-нибудь от немецкой пули, снаряда или утонул в холодных водах Балтийского моря. Ведь, ни одной весточки от него так и не было.

Вдруг, спереди, где шла разведка, послышался свист, а затем и радостный крик.

— Кто про Малышева спрашивал? — к ним шел коренастый боец в ватнике, перепачканном машинным маслом. Грязный, как черт. — А⁈ Это же Малой с Горыныча! Вы что? У Витьки Малого фамилия Малышев! Я сам в комсомольской книжке видел. Это же наш моторист! Не узнали что ли?

Что после этого началось… Старика начали по спине похлопывать, за сына благодарили. Потом кто-то подвел к полковнику, который тут же пожал ему руку. Долго рассказывал про сына, который помогал делать какого-то Горыныча. Мол, с его «золотыми руками» можно и целый линкор поднять в воздух, а не только паровоз. Правда, старик ничего из всего этого не понял. Что ему рассказы про какого-то Горыныча, линкор, про ордена и медали? Он услышал главное — его Витька жив и находится совсем рядом.

— Витюшенька, родненький, здесь… — не сдерживаясь, плакал старик, уже не раз в мыслях хоронивший сына. — Куды мне идтить-то? Где он?

Идя от одного бойца к другому, он вдруг останавливается и замирает. Тяжело, с хрипом задышав, он медленно поднял руку с выставленным вперед указательным пальцем.

— Что же вы, сынки, делаете? Зачем душегуба этого держите? — его крючковатый палец показывал ровно на бледного, как смерть, Реймаа. — Это же первейший среди них нехристь! Иуда, все предавший, — старик плюнул полицаю под ноги, а тот тут же шарахнулся от него в сторону, как черт от ладана. — Он же в лагере людей самолично расстреливал. Вон энтими самыми ручками сережки у женщин с ушей рвал. Пальцы ножом резал, чтобы кольца снимать, — старик уже с ненависть показывал на руки полицая, пальцы которого, и в самом деле, украшали два тоненьких колечка и небольшой золотой браслет.

Эстонец, видя, как окружившие его красноармейцы уставились на его руки, начал втягивать их в рукава шинели. К сожалению, для него, она оказалась коротковата и желтые кольца, по-прежнему, выдавали себя предательским блеском.

Из толпы бойцов выбрался недавний матрос, перепоясанный пулеметными лентами, с красным от ненависти лицом. Злющий, как сто чертей.

— Ах, ты, гнида! — от смачного удара эстонец кубарем полетел на брусчатку, где ему тут же прилетел следующий удар. — Фашистская сволочь! Продажная тварь! А нам тут заливал про фашистов, — град ударов обрушился на него со всех сторон. — Шлепнуть его и вся недолга!

Скулящий от страха, эстонец вертелся волчком на брусчатке. Уже прощался с жизнь, как все внезапно прекратилось.

— Отставить! Не марайте руки об эту мразь. Он обязательно за все ответит, — Реймаа встряхнули и, как кутенка, подняли за шиворот, поставив перед полковником. — Сейчас же у нас другое дело. Пока немцы не опомнились, нужно занять завод. Горыныч срочно нуждается в запасных частях. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что без него нас запросто сомнут. Там все на живую нитку сделано. Нужно выгрести все, что нам нужно. Повторяю, все до последней бухты кабеля и листа меди! Карабанов! Вот список с деталями и запасными частями.

Вытащив из планшета листок бумаги, полковник передал его подскочившему капитану.

— Поторопись, Алексей. Обстановку сам знаешь. Промедлим — уйти не сможем. Немец спать не будет, — полковник с опаской поднял голову к небу. — Я же с третьей ротой наведаюсь в лагерь с пленными. Полицая с собой возьму, чтобы дорогу показал. Все, Леша, разбежались.

На очередном перекрестке отряд разделился на две неравные части. Большая часть, в составе трех полных рот, двинулась влево, в сторону завода. С ними отправился единственный, имевшийся в их распоряжении, грузовик, на который планировалось грузить найденные материалы. Оставшиеся бойцы, численность которых едва дотягивала до сотни, повернули вправо. Их вел Реймаа, все еще надеявшийся всех обмануть и избежать плена.

— Еще немного, герр командир, — полицай постоянно оглядывался на шедшего следом полковника, стараясь заглянуть тому в глаза. Изо всех сил старался, чтобы в нем никакой угрозы не видели. — Охраны там все время не хватает. Нас всегда туда посылают, когда новых пленных привозят. Только я никогда не хотел идти. Я часто говорил господину капитану, что не хочу идти в охрану лагеря.

Захлебываясь от волнения, тараторил полицай. Всем своим поведением он показывал, что не по своей воле служит немцам. Мол, все разговоры про его жестокость — это поклёп, оговор или ошибка.

— … Герр командир, эти кольца мне от матушки достались. Она берегла их к моему венчанию. Все время говорила, что подарит мне и моей супруге свои старинные кольца. Только матушка, царство ей небесное, скончалась и не дождалась… — пускал слезу Реймаа. — Я же говорю, мои это колечки.

Он «плакался» всю дорогу, стараясь вызвать к себе жалось и выиграть немного времени. «Лишь бы опять кто-нибудь не вылез из своей норы и не стал орать на меня. Сволочи! Откуда только выполз тот старый пень? Глазастый хрыч, кольца заметил. Все равно они больше никому не нужны. Это же быдло, земля под ногами. От них все равно нет никакой пользы, и пойдут в землю червей кормить… Этот мир принадлежит таким, как я. Только нужно выждать, совсем немного выждать».

Реймаа надеялся, что охрана концентрационного лагеря оставит от советского отряда «рожки да ножки». Все, что он рассказывал про нехватку солдат в охране, было откровенным враньем. Шталаг IV-D, транзитный лагерь для советских военнопленных и гражданских жителей оккупированных