Эффект бабочки в СССР - Евгений Адгурович Капба Страница 45

в отдалении от населенных мест, хижина рядом с ней была совсем убогой, и, не считая оружия и боеприпасов, из ценного в ней нашелся только медный казан. Сию посудину наркобарону разрешили взять с собой - чтобы отдать жене. Хмурые шурави из кабульской роты, которых снова привлёк для выполнения миссии Герилович, потешались над афганцем и предлагали ему разные варианты применения драгоценного котла - от использования его в качестве шлема до совсем уж непотребных.

Хорошо, что он не понимал по-русски. Мог бы и обидеться.

БМП разделились. Три машины свернули прямо к кишлаку, где по словам задержанного проживали скупщики мака, еще три вместе с грузовиками двинули по дороге дальше, чтобы отрезать путь к отступлению для злоумышленников. Формально это была операция царандоя, в одном из грузовиков как раз ехали местные стражи порядка - штук двадцать, не меньше. И какой-то их, царандоевский, капитан - импозантный как киноактер, горбоносый, с седыми висками и отличным русским языком. Они хотели заграбастать местного наркобарона себе, но Герилович придержал пленника - у него имелись на него далеко идущие планы.

По рации сообщили - БМП заняли позиции с той стороны аула, наши тоже замерли, направив хищные хоботы орудий на глинобитные хибары кишлака. Я видел, как Казимир Стефанович вылез из машины, подбежал к грузовику с царандоевцами и принялся ругаться, указывая на селение. Явно хотел, чтобы первыми зашли они.

В общем-то, он был прав, местные скорее найдут общий язык. Но капитан указывал на БМП, на их пушки и пулеметы, и ругался по чем свет стоит. Трусил? Или у него были какие-то личные причины?

Герилович махнул рукой отчаянно, а потом взял - и пошел к аулу. Один. В полный рост. Это что еще за психическая атака? Такого я пропустить не мог ! Это ведь... Это... Я пытался вспомнить, где видел нечто подобное, когда неведомая сила, а точнее - две силы под названием Слабоумие и Отвага - смели меня с брони и поставили рядом с Казимиром Стефановичем. Теперь мы шли вдвоем, плечом к плечу. Точно как фильме "Чапаев", во время марша каппелевцев на позиции красноармейцев. И мы явно были в роли беляков.

- Красиво идём! - сказал я.

- Иди нахрен! - сказал Герилович, сунул в зубы папиросу, щелкнул зажигалкой, и стал похож на того офицера еще больше. - Интеллигенция, бл*ть.

Мы пылили по дороге к кишлаку, и я боялся, что из какого-нибудь темного зева окна в нас пальнут - и всё кончится. Ну да, на мне был бронежилет... А каски - не было. Палестинка болталась на шее и развевалась под порывами ветра, в ногах было тяжко от адреналина, по спине бежал дурной, испуганный пот.

Не выстрелили. Навстречу нам вышел старый худой дед в белой чалме, с тонкой и длинной, как у Хоттабыча, бородой. Герилович уважительно склонил голову, я повторил его жест. Они заговорили, кажется - на дари, я не особенно разбирался в афганских наречиях. Старик указывал то на кишлак, то - на горы, прикладывал руку к сердцу, явно о чем-то сильно просил, но в целом - держался с достоинством.

- Курва... - сказал наконец Казимир Стефанович. - Говорит, те, кого мы ищем - скупщики сырца, они ушли в горы. Эти гады, говорит, не местные, приходят с той стороны границы. Из Пакистана. Свалили сразу, как увидели дым над плантацией. Старик готов сам показать тропу, по которой ушли караванщики. Просит не стрелять по кишлаку из пушек.

- А что - были прецеденты? - спросил я, удивляясь собственной тупости.

Герилович как-то досадливо дёрнул головой и ничего не ответил.

- Колонна по тем козьим тропкам не пройдет. Значит, сделаем так... - он снова заговорил со стариком, тот сначала явно отнекивался, а потом погрустнел и согласился.

И пошел с понурым видом в кишлак.

- Царандоевцы обыщут тут каждый дом, наши постоят снаружи, за периметром, покараулят - мало ли что. А мы с пацанами пойдем по следу пакистанцев.

- Я с вами, - сказал я.

А кой хрен мне было еще делать? Смотреть, как афганские полицаи вламываются в дома к местным? Или откисать на броне вместе с незнакомыми солдатами?

- Ты дебил? - спросил меня Герилович. А потом кивнул своим собственным мыслям: - Ты дебил!

Пацанов было пятеро. Все они меня знали по той истории с эвакуацией на вертолетах, потому, хотя и переглянулись эдак снисходительно, но возмущаться не стали. Тем более - я согласился выполнять роль ишака. Нагрузили меня сверх всякой меры. Воспользовавшись тем, что из оружия у меня были только хайбер и фотоаппарат, навьючили на спину кучу БК и провизии, хотели прицепить еще и рацию, но шустрый белесый радист по фамилии Мельниченко пошел в отказ, имея в виду, что такая орясина, как я, сложную технику наверняка угробит. А я и не спорил.

- Слушаться не то, что с первого раза, с первого звука! Понял меня? - шипел Герилович, пытаясь сдержать ярость.

На кого он злился? Наверное, на себя самого. За время нашего знакомства у него, похоже, тоже сложилось свое особое суеверие: он считал меня кем-то вроде Пьера Безухова, который, как дурак, шатался по Бородинскому полю под артеллирийской канонадой и не получил ни единой царапины.

Как я понял, Казимир Стефанович верил, что часть этого моего везения перекинется и на окружающих, а потому особенно не сопротивлялся моей инициативе присоединиться к погоне. Но рациональная, аквариумная часть его рассудка явно объявила войну глубинным полесским примхам и забобонам, и потому, пребывая в состоянии внутреннего конфликта, полковник скалил зубы и шипел на окружающих.

БМП подкинул нас к началу тропы, которая под углом градусов в двадцать поднималась в горы у самой окраины кишлака. По ней действительно гоняли коз - об этом свидетельствовали многочисленные следы копыт и козьи наки. То есть - каки. Весьма определенной формы. Тут были и другие следы - от крепких рифленых подошв иностранных ботинок.

- Ладно, пошли, пацаны... Белозор - в центре колонны, Мельниченко - замыкаешь, Иволгин - вперед, - Герилович оглянулся, кивнул каким-то своим мыслям, прищурил ярко-зеленые глаза, и мы пошли.

За нашей спиной слышалась громкая ругань и шум - царандоевцы вошли в деревню. Как бы там ни было - такая политика была куда как более правильной, чем практика отправлять на подобные мероприятия пацанов по восемндацать - девятнадцать лет, которые и в Союзе не очень-то умели с людьми общаться и из сложных жизненных