По шумама и горама (1942) - Николай Соболев Страница 45

Кутина городок небольшой, тысяч на пять максимум, охрана прииска сюда в увольнения и шастает, на то и расчет, но Марко начал кулаки сжимать, как только увидел полустершиеся, прошлогодние еще надписи на домах «Срба на врбу, свине преко Дрине» и тому подобные, вроде «Бегите, сербы — Павелич идет!»

Про то, что Третий Рейх евреев и цыган стремился уничтожить подчистую, вроде все знали, а вот что в НГХ это приобрело вообще запредельный характер — не очень. Мне-то в «первую Боснию» подробненько растолковали, да Марко на примере своих родных видел.

Для начала, Павелич полностью скопировал нюрнбергские расовые законы, все это арийство, чистоту крови, смешанные браки и так далее. Кто сказал, что хорваты славяне? Ничего подобного, хорваты — потомки готов, понимать надо! И потому необходимо срочно создавать расово чистую Хорватию. Мусульмане-бошняки? А они тоже потомки готов. Что, съели?

И если Италия или там Венгрия своих евреев геноцидили почти что для галочки (особенно на фоне немцев), то усташи взялись за дело с душой, да еще и добавили третью строчку в список на полное уничтожение — сербов.

Уж не знаю, что там сыграло, действительные или мнимые обиды на сербскую гегемонию в Королевстве Югославия, или подсознательное ощущение себя самозванцами среди арийцев, но сербы служили вечным укором. Ну в самом деле, вот есть такой красавец, ариец, гот хорватский — и рядом ничем не отличающаяся от него, кроме вероисповедания, сербская свинья! Невозможно же вытерпеть! Плюс всеобщая балканская жестокость, а на выходе — такие ужасы, что гестаповцы вздрагивали, а итальянцы в своей зоне оккупации прямо гасили усташские поползновения.

Запомнилось все это надолго и накрепко, и когда перед Югославской народной армией, прямой наследницей НОАЮ, в начале 90-х замелькали знамена с «шаховницей», неудивительно, что у военных планка упала. И вот глядя на Югославию сороковых, что-то я не видел, как можно из этой ловушки вырулить.

— В кафану пойдем?

— Не вздумай такое ляпнуть, тут это называется кавана, — поправил меня Рудольф.

— Ну, мы банатские немцы, нам можно, — приобнял я Марко.

— Не, в гостионицу лучше, там с едой побогаче. Деньги-то есть?

— Рейхсмарки, — сберегли все-таки товарищи кое-что из моей слободановой добычи.

— О, даже лучше, чем куны, — Руди повеселел, а за ним улыбнулся и Марко.

Не то, чтобы без едальни не прожить, но где языки развязываются сами? Да и кукурузная каша и фасоль кому хошь поперек горла встанут, в партизанских отрядах с едой не все хорошо. А уж если враг вцепился в хвост, то и по нескольку дней, и по неделе голодать приходилось.

Как только мы вошли в невысокую дверь под широченной матицей, как навстречу метнулся щуплый конобар в белом фартуке, всем своим организмом выражая «Чего изволите?»

— Мяса. Пива. И побольше, — лапидарно распорядился Рудольф.

— Есть пршут, пржолица, паштицада, пиво загребское и осиекское.

— Неси все.

Конобар умчался на кухню, а к нам из угла поднялся крепко поддатый немец в форме с нашивками оберефрейтора:

— От… куда, камерады?

Дяденьке заметно лет за сорок. К бабке не ходи — служат тут дивизии третьего срока носки, то есть третьей волны мобилизации, кто для блицкрига не годен.

— Дивизия «Принц Ойген», отпуск перед отправкой на боевую службу.

— Гут! — удовлетворенно плюхнулся на скамейку напротив нежданный гость. — Куда?

— Домой, в Марибор.

— Зер гут. Как служ… жба? — голова его все норовила упасть на грудь, но он упорно боролся с гравитацией.

— Три месяца подготовки, ни сна, ни отдыха, как паршивых котов. А вы здесь, — Руди помотал кистью в воздухе, — что?

— А, гар…гарнизонная. Прииски сторожим.

— Золото, что ли?

— Ха-ха-ха, а ты шутн… ик! — вздрогнул он всем телом, — парень! Нефть!

— А, слышал, слышал…

— Я Мартин, — сунул лопатообразную руку вперед ефрейтор. — А там Иоганн. Эй, Ганс, ид…ик! камарадам!

К нам присоединился долговязый понурый верзила, земляк Мартина и обладатель плоскостопия 46-го размера. Тем временем конобар притащил здоровенный поднос и наметал на стол тарелок и мисок, исходивших мясным духом, кружек под пенной шапкой, и с поклоном удалился. Новоявленные сотрапезники от еды отказались, а вот выпили за наш счет с удовольствием и рассказали о своем житье-бытье, пока мы разделывались с картохой, мясом и клецками-ньоки.

Проблем у Мартина и Ганса имелось три.

Во-первых, нудная и скучная служба — каждый день по нескольку раз мотаться по одному маршруту вдоль ограждающей промыслы колючки. Увольнительная раз в неделю, но кроме Кутины податься некуда, а здесь даже борделя приличного нет.

Во-вторых, славянские придурки-домобраны, никак не желающие понимать тонкости службы. Уж их гоняли-гоняли, но все равно, дня не проходит без происшествий.

И в-третьих, одолевавшие Ганса сомнения о верности оставшейся в Гросстимиге под Дрезденом жены.

— Вернер, сволочь, давно к ней подкатывал, — шипел пьяненький Ганс. — Своя лавка, бакалея да кофе, где уж мне тягаться. А она и рада! В долг же дает, не за деньги!

Руди старательно направлял разговор в интересующее нас русло, но ревность Ганса упрямо тащила нас в Саксонию. Мартин только разводил руками, заткнуть товарища не получалось и у него.

Стукнула дверь, конобар на полусогнутых метнулся встречать двух офицеров в серой СС-овской форме и девицу при них. Я мельком бросил взгляд и тут же уткнулся в кружку: Верица.

Сердце стукнуло и замерло, а я все тянул пиво, соображая, как можно выскочить, если они усядутся тут, в зале, и я непременно попадусь на глаза. Повезло, троица повернулась к нам спиной и отправилась наверх. Все особи мужского пола в зале замерли — на лестницу вступили туфельки на каблучке, ножки в чулках со швом, а над всем этим закачались обтянутые зеленым бедра Верицы.

— Вот это задница! — восхищенно всхлипнул Ганс и мечтательно добавил: — Я бы вдул…

— Ты забыл о собственной жене, балбес! — отвесил ему шутливого подзатыльника Мартин.

А я пнул ребят под столом:

— Пожалуй, нам пора, камерады.

Руди махнул рукой:

— Рачун!

Пока конобар подсчитывал на бумажке итог, Мартин встряхнул меня за плечо:

— Вы хорошие парни, и вот что я вам скажу напоследок! Не ходите по Сисацкой, особенно ближе к углу с Загребской!

— Патрули? — понятливо уточнил Рудольф.

— Здесь даже комендатуры нет!